Династия Романовых. Загадки. Версии. Проблемы - Фаина Гримберг

И, одновременно с появлением самозванки в Европе, является самозванец и в самой Российской империи. Этот человек выдает себя за Петра III. Впрочем, и до него являлись самозванцы, выдававшие себя за супруга Екатерины. Его свержение с престола, внезапная смерть, поспешные похороны – все это не могло не послужить питательной почвой для самозванчества. Новый «Петр III» (нам хорошо известно его имя – Емельян Пугачев) был, что называется, «профессиональным военным». Он вернулся в Россию, когда Петр III заключил мирный договор с Фридрихом II и соглашение о частичном отводе в Россию русских войск. Пугачевское движение, разумеется, начинается вовсе не там, где свирепствует крепостное право, а в регионах, все еще недостаточно интегрированных в состав империи, Поволжье, Яик (после подавления Пугачевского выступления река была переименована в Урал). Здесь все еще живут свободные мелкие землевладельцы, потомки русских, бежавших «от государства». Здесь же – территории «инородцев» – татар, башкир, калмыков, сопротивляющихся имперскому «прессингу». Здесь уже развертывалось антиромановское движение Степана Разина. Здесь еще помнят обещания первых Романовых, так и не исполненные. В своем Манифесте Пугачев и обещает исполнить эти обещания о возможности создания независимого кантонистского государства, обещает «вечную вольность». Причем, речь идет вовсе не о всей Российской империи, а именно об отделении от нее определенных регионов – Дон, Волга, Урал (Пугачев обещает пожаловать «башкирцев и казаков» «рекою»)…

Пожалуй ты нам, батюшка, Тихий Дон,Со вершины до низу со всеми реками, потоками,Со всеми лугами зелеными,И с теми лесами темными…

Но уже для Пугачева и его сторонников символом «супротивной» династии выступает захватившая власть Екатерина. Что же касается «роли» имени Петра III, то она не так проста, как может показаться. Ясно, что Петр III заменяет в концепции Пугачева кого-то иного, «незаконно, несправедливо» свергнутого и погубленного первыми Романовыми; то лицо, за которое очевидно выдавал себя Степан Разин. При Разине речь открыто велась о «законности» Рюриковичей (будь то Дмитрий I, его жена Мария Мнишек или ее сын) и «беззаконности» узурпаторов Романовых. Но колоссальное явление личности Петра I не прошло даром. Теперь Романовы, как мы уже говорили, сами себе соперники. И все же выступление Пугачева и его сторонников – антиромановское по сути, грозящее династии свержением. Интересно, что сам Пугачев – «служилый человек», «шевалье», много повидавший, побывавший в Европе. Известно, что его поддерживали поляки, желавшие сохранить польскую государственность. Вольтер не исключал возможности того, что Пугачева поддержит Франция. И, наконец, самозванка, узнав о Пугачевском движении, начинает именовать Пугачева «братом», «кузеном» (ну, конечно, если он – «сын» Анны Петровны, то «дочери» Елизаветы Петровны он и приходится двоюродным братом!)…

Как же действует в этой опасной ситуации Екатерина? Восхищения достойно. «Великая беззаконница» принимает решительные меры. Она «сама себе закон и право». Громко, на всю Европу объявляет она о том, что против нее действуют самозванцы, «всклепавшие на себя чужие имена». Она смело ударяет по своим противникам единственной истиной, которой располагает – да, они действительно самозванцы, они поставили не на ту карту. Она объявила самозванцев вне закона. Неизвестную, выдающую себя за дочь Елизаветы, она просто захватывает в плен. Сделать это не так сложно, ведь за неизвестной не стоят войска. Но, конечно, это действие беззаконное. И тут встает занятный вопрос о том, насколько «законно» объявлять себя «представителем» какой бы то ни было монархической «фамилии», династии. Например, в конце ХХ века на территории Российской Федерации проживает по меньшей мере три человека, активно выдающих себя за… внуков Николая II, сыновей «чудесно спасшегося» царевича Алексея; один из этих самозванных «внуков» весьма активно претендует на несуществующий престол несуществующей Российской империи…

Екатерина уже объявила о том, что ее противники – самозванцы. Европа молчит, никаким возмущением не реагирует, когда Алексей Орлов увозит самозванную дочь Елизаветы в Санкт-Петербург…

Никакими подлинными российскими документами о самозванке мы не располагаем; что же касается сведений, хранящихся в зарубежных архивах, то они все еще не описаны и, соответственно, не проанализированы. В российском заточении самозванка скончалась менее чем через год…

Могло интересовать Екатерину, кто и каким образом участвовал в «создании образа» самозванной дочери Елизаветы? В известных нам копиях допросных документов самозванка называет ряд имен известных лиц – европейских политических деятелей. Никого из них, впрочем, не волнует ее заточение в России, и проверять сведения, сообщенные неизвестной, Екатерина явно не намеревается. Самозванка домогается встречи с императрицей. О чем неизвестная желала сообщить? О своем истинном происхождении? Смехотворная тайна! Некие тайны европейской политики? Вполне возможно, что «выдав» нечто подобное, она желала под этим предлогом просить себе снисхождения. Аудиенции она не получила. Несчастная уже никому не нужна: ни тем, которые «создали» ее в Европе, ни Екатерине в России. Похоже, «тайны» самозванки вовсе не заключают в себе ничего тайного для императрицы. Несчастная теперь всем нужна только мертвой. Была ли ее смерть естественной? Но Екатерина отлично знала, что хороший политический противник и претендент на престол – это мертвый политический противник и претендент на престол…

С неизвестной все же было сложнее, нежели с Пугачевым. Этот был «свой», российский, местные его корни вскрывались просто. Но для острастки других таких «местных», которые могут вздумать повторить нечто подобное, надобно было казнить его, как и Разина, публично. Самозванка же – «человек со стороны», из-за границы империи, ее публичная казнь только вызовет нежелательные слухи и разговоры. Зато ее бесследное, смертное исчезновение в России – острастка для всех тех, кто за границей пожелают повторить подобную авантюру…

Из небытия самозванку вывел молодой российский художник (польского, между прочим, происхождения) Николай Флавицкий. Картина его экспонируется в 1864 году («либеральный» период царствования Александра II, как мы уже поминали). У самозванки появляются шансы сделаться «российскою Марией Стюарт» – этаким романтическим символом борьбы с деспотизмом и тиранией (интересно, что именно в этом качестве – как мало мы меняемся! – выступит самозванка в пьесе советского драматурга Л. Зорина «Царская охота» с прозрачными намеками на советскую действительность семидесятых годов). Но тогда, во второй половине XIX столетия, посмертной судьбой самозванки занялось государство. Сначала появляется пространное описание авантюрных похождений неизвестной в Европе, сделанное Мельниковым-Печерским. Появится и известный роман Данилевского «Княжна Тараканова». В этом романе талантливый писатель впервые соединит легенду о «дочери Елизаветы» («княжне Таракановой», «Елизавете», «Алине», «Августе») с давно бытовавшей легендой о «таинственной монахине» («белая монахиня», «инокиня Досифея», «княжна Юсупова»). По Данилевскому, «истинная дочь Елизаветы» смиренно скончала жизнь в монастыре, а принявшая на себя ее звание и имя авантюристка окончила свои дни в заточении в крепости. Эта версия об «авантюристке и истинной дочери» в дальнейшем получила широкое хождение. Любопытно, что объявилась именно мнимая дочь, хотя Елизавете приписывали и детей «мужеска пола». А, впрочем, понятно: череда «женских правлений» Российской империи должна была закономерно вызвать устойчивый образ именно императрицы, а не императора. Но это именно за рубежом. В России же, где понятия мужского патриархального приоритета держались стойко, все эти женские правления были определенного рода вызовом «общественному мнению». Отсюда – народный образ «императрицы» как женщины, прежде всего, вопиюще аморальной. И даже и не надо было фантазировать, российские правительницы действительно были таковы. И даже в Екатерине, величайшей после Петра I на российском троне, и до сих пор «народ» видит развратную «Катьку», беззаконно свергнувшую законную мужскую власть. И кто посмеет сказать, что это неправда?..

Мы решили не разгадывать «загадку княжны Таракановой». И все-таки хочется сказать о некоторых фактах, не замеченных историками. В XVII веке на территории Османской империи распространилось религиозное движение, возглавлявшееся неким Саббатаем Цеви, своеобразно соединявшим в своих проповедях иудаизм и ислам. Движение саббатианцев распространилось среди иудеев Европы и постепенно переросло в секту так называемых франкистов – по имени уроженца Подолии Якоба Франка. Якоб Франк занимался мелкой торговлей, много переезжал из города в город в Германии, Польше и Османской империи. Он и его последователи занимали как бы промежуточное положение между католиками и иудаистами, будучи преследуемы и теми и другими. Учение Франка прибавило к теориям саббатианцев христианские компоненты. В 1759 году франкисты во главе с самим Франком торжественно принимают христианство. Восприемниками новообращенных были представители польской знати; таким образом франкисты вступили в среду польского дворянства. Однако после доносов о том, что франкисты продолжают исповедовать свое учение, Якоб Франк был на тринадцать лет заключен в крепость (с 1760 по 1772 год). После освобождения он проживал последовательно в Моравии, Австрии, затем в Германии. В Германии он жил до своей смерти в Оффенбахе, называя себя «бароном Оффенбахским». После его смерти в 1791 году франкисты постепенно растворились среди католиков Польши и Германии. О Еве, дочери Якоба Франка, ходили слухи, будто она является отраслью династии Романовых, будто пьет из бокала, на котором оттиснуто: «Е. Р.». Разумеется, отождествить Еву Франк с «княжной Таракановой» не представляется возможным; Ева Франк – личность вполне определенная и известная. Но нельзя не обратить внимания на то, что франкисты явно являлись своеобразной «питательной средой» для самых разнообразных разновидностей самозванчества. Поэтому не такими уж безосновательными можно считать мнения о «княжне Таракановой»: князя Петра Долгорукова («польская израэлитка», то есть еврейка); английского посла Гуннинга («дочь пражского трактирщика»); английского консула в Ливорно, Джона Дика («дочь нюрнбергского булочника»). Современники отмечали равнодушие загадочной женщины равно к православию и католицизму; затруднялись определить, какую религию она исповедует. Она имела определенные связи с Османской империей. Когда допрашивавший ее Голицын попросил ее сделать перевод русской фразы на арабский и персидский, поскольку она говорила о своем знании восточных языков, узница написала несколько строк «непонятными знаками». Для екатерининских «экспертов» написанное самозванкой так и осталось непонятным; сама она почти иронизировала по поводу их невежества. На каком же языке она написала эти строки? На древнееврейском? Ну, в общем ей уж было нечего терять, и она могла позволить себе насмешку над своими тюремщиками. Любопытно и то, что за несколько лет до появления «княжны Таракановой» известна была юная самозванка, выдававшая себя за дочь императора Франциска I; в 1770 году она была освобождена из тюремного заключения. Будущая «княжна Тараканова» (кстати, сама она никогда так не называла себя) впервые объявилась в 1770 году в Берлине и называла себя девицей Франк. Через год, в Генте, она уже называлась фамилией Шель. Что она имела в виду? «Schell» – «бубенец»? Или «schelm» – «плут»? Кажется, ей не чуждо было изощренное чувство юмора; и задолго до постмодернистов она воспринимала жизнь как некую своеобразную забавно-занимательную игру, этакий «стёб»… Ну вот, будем считать, что мы отдали дань непременным попыткам разгадать «тайну княжны Таракановой»…