Ламентации - Джордж Хаген

— Ты так похорошела!

Марина улыбнулась, играя волосами в солнечных бликах, и растопырила пальцы веером, показывая маникюр:

— Нравится?

— Нет, — нахмурился Уилл. — Мне больше нравилось, когда ты обгрызала их до мяса.

— Странный ты, Уилл.

Во взгляде его мелькнуло сожаление.

— Да, и ты раньше была такая же странная. — И с горечью продолжил: — Ты найдешь другого, как только я уеду… Но и я, может быть, найду другую.

Марина с тревогой заглянула ему в глаза: неужели он обидел ее нарочно?

— Может, забуду тебя через неделю-другую, — добавил Уилл. — Когда уезжаешь, лучше забывать людей, иначе всю жизнь будешь тосковать.

Чудесные серые глаза Марины наполнились слезами. Через миг она уже рыдала. Уиллу хотелось обнять ее и извиниться, но он переломил себя: лучше уйти самому, чем быть покинутым.

В день отъезда к дому подкатил грузовик, шестиколесный монстр, и поглотил весь их скарб, доказав, что Ламенты могут исчезнуть с Университетских Гор без следа. С другой стороны улицы за ними наблюдало семейство Имперэйторов — молча, не прощаясь. Эбби Галлахер не преподнесла прощального подарка — она так и не простила близнецов за Хэллоуин.

— Наверняка на новом месте люди будут добрее, — сказал Говард.

— Да, — подхватила Джулия. — Как же иначе?

Джулия угадала, что Говард хочет всех сплотить. Если их союз стал непрочен, переезд укрепит его. Таков семейный уклад Ламентов. Переезд — всегда к лучшему. К черту соседей. Вперед, навстречу новому.

Они уже садились в машину, и тут появился Расти Торино с терьером.

— Нам вас будет не хватать, — сказал Расти.

— На самом деле, когда мы уедем, все вздохнут свободно, — заявила Джулия.

— Только не я, — искренне признался Расти. — Вы и Химмели придавали нашему району иноземный привкус.

Лучше бы Расти этого не говорил.

— Иноземный привкус? Мы что, приправа?

— Я совсем не то хотел сказа…

— А еще мы, наверное, придавали привкус неполноценности. — Обидные слова вырвались у Джулии невольно.

Говард хотел было вмешаться, успокоить жену, но сдержался, видя, что Джулии просто необходимо на прощанье высказать наболевшее.

— Ну, — вздохнул Расти, — что я могу пожелать? Удачи?

— Надеюсь, новых соседей вы примете теплее, — заключила Джулия.

— Еще бы! — заверил Расти. — Я как раз собирался расспросить вас о них. Они тоже иностранцы?

— Нет, — сказала с ехидцей Джулия. — Американцы. Из Монтгомери, Алабама.

— Южане! — обрадовался Расти. — Здорово! Дети есть?

— Трое.

— А как фамилия?

— Вашингтон.

Улыбка Расти лишь чуточку повеселела.

— Вашингтон? Серьезно? Как Букер Т. Вашингтон?[22]

Говард велел сыновьям садиться в машину.

— Черные? Будет у нас первая негритянская семья. Надеюсь, им здесь понравится. Люди иногда бывают слегка… м-м… недружелюбны. — Расти прижал руку к сердцу: — Только не я, разумеется. Я не расист, но некоторые не столь терпимы… — Он покосился на Джулию. — Они черные, да?

— Вашингтон. — Джулия улыбнулась. — Патриотическая фамилия. Уж они-то повесят флаг в День памяти павших!

Мысли Уилла были далеко, он не сводил глаз с голубого дома в надежде разглядеть хоть что-нибудь в окне. Знак, прощальный взмах руки — хоть что-нибудь. Пока остальные ждали в машине, Уилл подбежал к дверям Химмелей и постучал. Но никто не ответил. «Прости!» — крикнул Уилл пустому Марининому окну. С поникшей головой он влез в машину, хлопнул дверью.

— Далеко ехать? — спросил Маркус.

— Всего двенадцать миль, — ответила Джулия, пока Говард заводил машину.

Всего двенадцать миль, но между Уиллом и Мариной пролегла непреодолимая пропасть. Мало того, что они вряд ли увидятся, — они расстались врагами. Так уж заведено у Ламентов: сжечь мосты — и вперед!

— Ненавижу это место. — Маркус оглянулся на двор Финчей со злосчастными качелями.

— И я, — подхватил Джулиус.

Джулия и Говард молчали, но про себя оба пересматривали мнение о соседях, о приземистом домике с течью в подвале, приводили в порядок воспоминания и готовились к лучшему будущему на новом месте.

— Расскажите про новый дом, — попросил Уилл.

— Старинный, уютный, мы там заживем на славу, — сказала Джулия.

Говард кивнул сыновьям:

— Мама уже заливается соловьем, как заправский агент по недвижимости.

— Спасибо, милый, — отозвалась Джулия. Она чувствовала, что Говарду хочется задеть ее, но решила держать себя в руках.

Все сначала

Дом и впрямь оказался старым. Улица Дубовая, тридцать три, — серый облупившийся дом в георгианском стиле, с двускатной крышей и низеньким, покосившимся крыльцом. Притолоки низкие, половицы неровные, вместо погреба — яма с земляным полом. Стены в подтеках и пятнах, со следами ремонтов столетней давности; в кухне — допотопный холодильник с закругленными углами и замызганная эмалированная плита. Но Джулия как могла расписывала прелести дома: прочные дубовые стойки перил, украшенные резьбой — желудями и дубовыми листьями. Окна были маленькие, с неровными стеклами, а комнаты светлые, с узорчатыми панелями.

А главное, и школа, и работа Джулии — все в двух шагах.

Агентство недвижимости Роупера на Девяносто девятой улице, в центре Квинстауна, приютилось в одноэтажном гранитном здании бывшей окружной тюрьмы. Клод Роупер, покойный основатель агентства, выкупил здание у местных властей за бесценок и добывал заказы, льстя клиентам и подшучивая над собой. В конторе было промозгло и сыро, а ненастными вечерами в щелях завывали сквозняки. Клод шутил, что после агентства Роупера любой дом покажется дворцом.

Работали в агентстве в основном мужчины, решившие сменить профессию: бывший сыщик Майк Бротиган, бруклинец с сонными глазами и немыслимым акцентом, рассказывавший путаные истории о своих приключениях на службе; Эмиль де Во, в прошлом футбольный тренер, — плешивый, длинноусый, неприкаянный на вид; Кэри Бристол, начальник агентства, — пожилой, сильный как бык, с сетью красных жилок на носу. Но Кэри был добрая душа и первым сделал шаг навстречу Джулии.

— Когда у вас день рождения, Джули? — прорычал он.

— Меня зовут Джулия, а мой день рождения вас не касается.

— Послушайте, милая дама, — возразил Кэри, тыча в нее толстым пальцем, — в нашей конторе мы отмечаем дни рождения всех сотрудников. Проживи ты хоть Мафусаилов век, все равно твой день рождения для Кэри — праздник, ясно?

— Шестнадцатого июня, — нехотя отвечала Джулия.

Брови Бристола поползли вверх:

— Праздник Джеймса Джойса?[23]

— Да, — подтвердила изумленная Джулия.

Кэри кивнул:

— Ирландец должен знать своих писателей, а я ирландец.

Новые товарищи по работе нравились Джулии — несмотря на их предрассудки, постоянные заявления, что они в жизни не позволили бы своим женам работать, и вечные вопросы о Говарде (что за муж сидит дома, пока жена зарабатывает на хлеб?). При всей их косности, Джулия чувствовала, что они благоволят к ней.

— Так что же нужно этим самым феминисткам, чтобы они вернулись домой и не пытались верховодить в семье?

— За всех женщин я вам не скажу, Эмиль, — говорила Джулия.

— Тогда давайте про вас. Что бы вас заставило вернуться к стирке-глажке?

Джулия, подумав с минуту, улыбнулась:

— Скорее ад замерзнет, чем я брошу работу. Вот так.

Еще один спор вышел, когда Майк Бротиган принес Джулии обед из китайского ресторана напротив.

— Сколько с меня, Майк? — спросила Джулия.

Бротиган насупился:

— У женщин денег не беру.

Джулия устремила взгляд на Майка, сердито сдвинув брови:

— Значит, вы откажете женщине, которая решит купить у вас дом?

Все засмеялись, но Бротиган твердо стоял на своем:

— Если Майк Бротиган угощает женщину, зачем ей деньги?

— Видно, придется мне голодать, — вздохнула Джулия.

— Господи, какая муха вас укусила, Джулия? — вскричал бывший сыщик. — Треклятые феминистки заморочили вам голову!

Джулия отвечала невозмутимо:

— Майкл, у вас своя гордость, у меня своя. Мои деньги ничем не хуже ваших, так?

— Вот что, я все время покупаю Кэри обеды!

— Только если ты мне должен, — промычал Бристол.

Эмиль де Во нахмурился:

— А мне ты никогда не покупаешь обеды, Майк.

Джулия сунула деньги Бротигану в нагрудный карман. Майк поднялся, достал их, положил в банку с надписью «Кофейная копилка» и вернулся за письменный стол. Воцарилось неловкое молчание.

Но вскоре поднялся Бристол, покосился на банку и сунул пальцы за отвороты пиджака.

— Дамы и господа, на ваших глазах вершится история, — провозгласил он. — Впервые Бротиган положил деньги в кофейную копилку. Может, наскребем на новый кофейник!