Серебряная пуля - Гарри Стейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я приезжал сюда давным-давно, — произнес Логан. — Но забыл, что здесь так красиво.
Сабрина изумленно посмотрела на него.
— Ты был здесь? А почему не сказал до сих пор?
— А я и сам не знаю. — Он беспомощно пожал плечами, как маленький мальчик, что ему очень шло. — Это было так давно, мы ездили всей семьей. И было неинтересно.
— Почему?
Фраза прозвучала не как вопрос, а как настоятельное требование ответа.
— Мать и сестра не хотели ехать. Они даже не пошли в музей со мной и отцом.
Она покачала головой.
— Это трудно понять. Там ведь так интересно.
— А мой отец… Помнишь таблички с именами великих игроков? Он почти все время продержал меня возле них, мучая вопросами, как на экзамене, — когда родился, каких успехов достиг. Отец проверял меня. А мне было лет восемь.
— А сейчас интереснее?
— Я бы сказал, да.
Она взяла его руку, и они молча пошли дальше.
— Расскажи мне побольше о твоем отце, Логан.
Он покачал головой.
— Сабрина, кое-что тяжело обсуждать. Понимаешь? Даже с тобой.
— Когда он звонит, что он говорит?
Несколько раз девушка замечала, как после разговора с отцом по телефону Дэн возвращался в комнату поникший.
— Да не знаю. Дело не в словах. В отношении. Все высмеивается, все принижается.
— Правда? — Она невольно улыбнулась. — На кого-то очень похоже.
Сощурившись, он посмотрел на нее. И вдруг до него дошло.
— Сеф Шейн. — Но тут же покачал головой. — Нет, не притворяйся психиатром-любителем.
— А я и не притворяюсь. Я просто слушаю тебя.
Он натянуто улыбнулся.
— Во всяком случае, было бы трусостью обвинять отца в своих собственных проблемах. Могу держать пари, что Стиллман и Ларсен делают то же самое.
— Нет. Такие люди даже не позволяют себе думать о подобном. Но в общем-то да. Их не особенно любят здесь. Совершенно очевидно, их недолюбливали в детстве. Иначе почему им без конца хочется слушать о том, каюте они великие. А все потому, что нутром они чуют цену своему величию.
— Я уверен, ты права. — Логан глубоко вздохнул, размышляя, как ее наблюдения проецируются на него.
Она сжала его руку.
— Но тут большая разница — у тебя хорошее сердце.
— Ты так думаешь?
— Прекрасная душа. Я знаю. — Она помолчала. — Может, ты это унаследовал от отца? Ты никогда об этом не думал?
В тот же день, позднее, они сидели на террасе превосходного отеля «Отесага», пили вино и смотрели на открывавшийся вид, напоминавший полотна импрессионистов: в отдалении на волнах сверкающего озера качались парусники.
— А как твой отец? — спросил Дэн. Она удивленно посмотрела на него. Впервые он задал такой вопрос. Его интерес к ее жизни был всегда очень поверхностным.
— Мой отец? О, я его очень люблю.
— Расскажи. Я знаю, что он преподает антропологию…
— Эхо хобби и моей мамы, — заметила Сабрина.
— А почему он для тебя такой особенный? Можешь считать, что я занимаюсь исследованием, вдруг я когда-то сам заведу детей.
Потягивая вино, она молчала, размышляя.
— Он всегда давал мне понять, что я — серьезная личность. Для девочки не может быть ничего важнее, чем чувствовать такую оценку со стороны отца.
— И не только для девочки. Для всех.
Она кивнула.
— Но, я думаю, для девочки особенно. Без этого она не может чувствовать себя… сильной в этом мире, понять, что способна делать все, что хочет.
— Сабрина, в этом случае нет разницы между мужчиной и женщиной. Поверь мне. Ощущение неуверенности или беспомощности не является исключительным качеством какого-то пола.
Она положила руку ему на плечо.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Вы, американцы, верите в равенство полов. Но это наивно. — Она помолчала. — Ты ведь знаешь, как эта Уинстон говорит о силе?
— Старая кляча!
— И да, и нет.
— Что ты хочешь сказать?
Она помолчала.
— Можно мне задать тебе один вопрос? Как ты думаешь, скоро ли президентом Америки станет женщина?
— Да! — с готовностью ответил Логан, радуясь, что она меняет тему разговора. — Возможно, лет этак через двадцать…
— А, вот видишь. А если этот же вопрос задать женщинам, даже преуспевающим, они ответят: нет. Это фантазия.
— Да это же сумасшествие! Ты только посмотри в лицо фактам. Да в наше время…
— Нет, — резко оборвала его Сабрина. — Я говорю о другом, дело не только в фактах. Важно ощущение самих женщин. А оно меняется только под влиянием извне. — Она помолчала. — И, кстати, очень важно иметь это в виду и для нашего курса лечения.
Логан внимательно посмотрел на нее.
— Как это?
— Ни один мужчина, даже самый внимательный, по-настоящему не может понять, как боятся этой болезни женщины. Это невозможно. Невозможно понять, какой уязвимой делает такая болезнь женщину.
— Сабрина, я понимаю.
— Да, возможно. Головой. Но я тебе объясняю, почему многие пациентки с меньшим доверием относятся к мужчине, чем к женщине.
Он молчал, обдумывая услышанное.
— Уинстон…
— Я не защищаю ее, — сказала торопливо Сабрина. — Она не понимает ни нашего курса, ни тебя. Но давай будем честными: ей доступны страхи пациенток. И эти страхи вполне реальны.
Он ничего не ответил, уставившись в пространство. И Сабрина решила, что зашла слишком далеко. Она хотела совсем другого — дать ему выговориться, а не причинять боль.
— Ты часто думаешь о Джуди Новик? — вдруг спросил он.
Прошло три недели после несчастного случая с ней, а она все еще была в коме. У нее гематома мозга и ущемление мозгового ствола, шанса на выживание почти никакого.
— Иногда.
— Порой мне кажется, что те ребята радуются. — Он помолчал. — А я все думаю, как это могло случиться?
— Не сходи с ума, Логан. Здесь нет никакой тайны — она упала. — Легонько погладив его по щеке, она подумала, что им пришлось поменяться ролями, и Сабрина не пыталась скрыть улыбку. — Я знаю, я говорила тебе, что надо быть слегка параноиком, но иногда стоит напоминать себе, дорогой, что рак — вот самый главный недруг, а совсем не коллеги-врачи.
— Я все время пытаюсь повторять себе это.
— Честно говоря, не думаю, что Стиллман и Ларсен вообще придают какое-то значение нашему курсу. Они не верят в его реальные возможности.
— Я и это знаю, — Логан помолчал. — Даже у Шейна, похоже, серьезные сомнения.
— У Шейна? А он тебе что-то говорил? — Она внимательно и напряженно смотрела на него. Так вот в чем дело! — Когда?
— Недели две назад. Он совершенно ясно дал понять, что махнул рукой на это невыгодное дело.
— Так почему ты мне ничего не сказал? Ведь это касается и моей жизни, Логан?
— Я не хотел тебя беспокоить.
— Не поступай со мной так. Никогда больше так не поступай!
— Слушай, я совершил ошибку. Я согласен с тобой, извини.
— Так расскажи мне теперь все.
Он выложил все, вплоть до слов, брошенных Шейном насчет Джуди Новик. Сабрина начала волноваться, а сам он почувствовал внезапное облегчение. Вне всякого сомнения, это давило, и он не должен был взваливать все на себя одного.
— Ну что ж. — Когда он кончил, ее голос стал холодным. — Теперь все зависит только от нас. Мы просто должны доказать, что его сомнения беспочвенны.
Он кивнул.
— И, больше того, давай-ка заставим его извиниться. За такое зрелище я бы и деньги заплатил.
— Знаешь, Логан, как много людей в институте, у которых совсем нет души. Я ничего не имею против того, чтобы в какой-то момент уйти отсюда. — Она смотрела на озеро. — А ты хотел бы здесь работать? Мне говорили, что поблизости прекрасная больница, недалеко от города, с учебным курсом.
— Я не знал.
— Как хорошо бы покончить со всей этой чепухой.
Он улыбнулся.
— Давай будем честными. Мы действительно уже не в себе. Что-то с нашими мозгами. — Он посмотрел на часы. — Скажу откровенно, я уже готов вернуться.
Чтобы избегать стычек с Мэрион Уинстон, Логан сделал еще один шаг для самозащиты. Визиты пациентов в институт они распределили так, чтобы больные не виделись друг с другом. Особенно осторожными им надо было быть с теми, кто больше всех любил жаловаться, и они по мере возможности ограничили их контакты с другими.
Система работала гладко. Но, конечно, было невозможно, да и вряд ли необходимо совсем изолировать пациентов друг от друга. В большинстве своем это независимые и изобретательные женщины. И, если бы они почувствовали, что от них хотят что-то скрыть, это лишь усилило бы их опасения и подозрения.
Конечно же, они нашли способ узнавать друг друга в приемной или на автостоянке — по одежде, по манере держаться, по учащенному дыханию и бледной коже. Тогда начинался разговор.
Они сравнивали свои ощущения, делали выводы. Похоже, никому не принесло вреда соединение Q. Это было хорошо. Ни у кого не наблюдалось от лекарства ни изнуряющих головных болей, ни потери аппетита, ничего из вероятных побочных явлений.