Чукотский вестерн - Андрей Бондаренко

Ник не стал вмешиваться: пусть уж сами между собой разбираются, а он здесь – не местный. Не, пацаны, сами свои шарады решайте…

Через полчаса Эйвэ во всех смертных грехах сознался – за один глоток воды. И в Ленина стреляла его любовница – вследствие хронического полового неудовлетворения, и убийство товарища Кирова Эйвэ лично организовал, и золото чукотское нашёл уже лет сорок как тому назад да и вывез коварно – куда-то в сторону созвездия Альдебарана…

Пришлось всё же Сизого на место поставить: прочитать целую лекцию о презумпции невиновности и о методах доказательства вины – безвинно виноватых…

Да, самое главное. Избушка во время этого всеобщего катаклизма совсем не пострадала. Так, только стекло в крохотной раме выбило да пару деревянных плах сорвало с крыши.

Ерунда незначительная, за полчаса ликвидировали все последствия.

Зато и коробок спичек нашёлся под стареньким матрасом, а в дырявом саквояже, что пылился под нарами, обнаружились нитки с иголками.

Из куска брезента, найденного Ником, Айна изготовила некое подобие двух греческих туник для своих спутников, беспричинно улыбаясь при этом.

Ухи из хариусов, пойманных чуть ли не месяц назад, наварили. Оленью ляжку пристроили в леднике, забросав осколками голубого льда.

Дальше что?

– Там, вверх по течению Паляваама, – рассказывала Айна, старательно обгладывая хребет очередного хариуса, – есть чукотское стойбище. Их главный шаман – брат моего отца. Если сытыми идти – за два перехода дойдем. Там оленей можно взять. Много оленей. Сколько попросим. Шаман и в другом поможет. Надо туда идти…

Решили так: Лёха с Айной вверх по течению Паляваама идут, чукчей ищут, чтобы оленей по-честному одолжить, если получится.

Сказано – сделано, ушла влюблённая парочка вдоль реки, в обнимку – пень ясный. А Ник болящего эстонца покормил ещё раз ушицей, чаем напоил тундровым, разве что только колыбельную не спел. Впрочем, Эйвэ и так уснул мгновенно, храпом своим отпугивая мышей от избушки.

Вскоре и Ник его примеру решил последовать, предварительно вставив дверной крючок в петлю.

Но не спалось совсем, мысли всякие одолевали.

Вдруг – осторожный стук в дверь. Здрасьте-приехали. Глухомань называется – никакого тебе покоя. Может, это Айна с Лёхой вернулись, не обнаружив стойбища на условленном месте? Нет, для них рановато, ещё и полдороги не должны были пройти.

Делать нечего, отбросил Ник крючок из петли, дверь распахнул.

Всё равно оружия никакого нет. Если даже у тех, которые находились по другую сторону двери, были какие-то плохие намерения, то зачем им стучаться – так вежливо? Куда как проще – запалить избушку с четырёх сторон света или просто гранату бросить в окошко…

В избу вошли два несуетливых мужика: одеты по-походному, рюкзаки внушительные за плечами, лица у обоих коричневые от загара, ветрами продублённые, – серьёзные такие пассажиры, одним словом. Похожи друг на друга, как братья-близнецы, только один – чернявый с проседью, другой же, наоборот, огненно-рыжий.

– Здорово, хозяин, – поздоровался рыжий. – Рыба-то есть? Угощай путников тогда. А у нас спирт с собой имеется, вот и сладится пикник.

Хорошо ещё, что Сизый подробно инструктировал Ника в своё время относительно таких ситуаций, мол: «Если с людьми серьёзными контактировать где-либо придётся – ну там, в тундре, тайге, или в камере тюремной, – всегда солидность изображай, не суетись, с вопросами не лезь и туману напускай всячески, мол, ты тоже не из простых чалдонов будешь».

– И вам здоровья, путники, – Ник неспешно откликнулся. – Есть рыбёха, сейчас из ледника достану. Вы пока располагайтесь, угощайтесь ухой из котелка – коль небрезгливые, вон на полке миски чистые стоят. А через часик и свежая поспеет…

Надел сапоги, сходил к леднику за рыбой, молча стал чистить.

Эйвэ продолжал самозабвенно храпеть, изредка повизгивая во сне.

Мужики исподволь посматривали на Ника, но с расспросами не лезли.

Очевидно, в их головах сложилась следующая логическая цепочка: парнишка молодой совсем, но на плече имеется свежая пулевая рана, руки все – битые-перебитые, на голом торсе – многочисленные синяки и ссадины, под глазом – сиреневый фингал, молчит угрюмо, но без видимого страха. Нет, непрост парнишка, непрост.

Вот, и свежая уха поспела, уселись за стол.

Рыжий достал из рюкзака полпалки колбасы, бутылку со спиртом, щедро плеснул в кружки. Чернявый тут же принялся кромсать колбасу толстыми ломтями – совершенно зверского вида тесаком, криво улыбаясь и многозначительно подмигивая Нику.

– Ты как, хозяин, спиртик-то уважаешь? – поинтересовался рыжий. – А то к речке сбегай за водичкой, разбавь, если оно так тебе сподручней.

– Да ладно, и так проскочит, – скупо улыбнулся Ник.

Чернявый тоже, наконец, голос подал, а то Ник стал уже сомневаться в наличии у него языка:

– Смотри, хозяин, дело твоё. Ну что, вздрогнули? За встречу нашу – случайную насквозь!

Выпили, мужики солидно занюхали рукавами своих ватников, Ник жадно впился зубами в кусок колбасы. Давно уже такой «культурной» пищи пробовать не доводилось.

Рыжий счёл, что дань вежливости отдана, можно и к делу перейти:

– А что же ты, хозяин, и не поинтересуешься – кто мы, откуда?

Закурил Ник и ответил – нарочито солидно:

– Так это, господа проходящие, и дело-то совсем не моё. Да и молод я ещё – вопросы такие задавать. Но, если настаиваете, спрошу. А кто вы, уважаемые? Где мазу держите? По какой нужде очаги родные покинули? Может, помощь нужна какая?

Улыбнулись мужики, скупо так, с пониманием.

– За помощь предложенную – спасибо, – вежливо поблагодарил чернявый. – Но сами справимся. А кто мы? Да так, гуляем здесь, присматриваемся к местам красивым. Сам-то из каких будешь?

– Так я и сам – типа на променад вышел. Тесно в хоромах дядиных стало, решил вот свежим воздухом подышать – самую малость, – доходчиво объяснил Ник.

– Хорошее дело, – чернявый согласно башкой кудлатой помотал. – Рыживьём решил разжиться?

– Да не без этого.

– А почему лотков промывочных нигде не видно? Кстати, что это с товарищем твоим? Смотрю – жар у него. Приболел?

– Да вот со скалы напарник навернулся, похоже – позвоночник повредил. – Ник тяжело вздохнул. – А золота мне много надо. Поэтому с россыпным не связываюсь. Жилу ищу.

Заржали мужики дружно, свои чёрные зубы Нику продемонстрировав. Штук десять-двенадцать всего-то их и было – на двоих.

– Ну, это ты загнул, братишка, – отсмеявшись, удивился рыжий. – Жилу? Про жильное золото здесь и не слыхал никто.

– Так таки и никто? – изобразил Ник недоверие.

– Ходит по тундре одна мутная байка. Давай ещё по одной разливай, выпьем – так и быть, расскажу.

Ник в кружки ещё спирта добавил. Выпили, закусили.

– Лет семь назад прошёл слух, – начал рыжий обещанный рассказ. – Мол, Сенька Гнедой жилу нашёл. Некоторые даже сами те куски золотой породы видели. Где-то на самом юго-востоке то место находилось, южнее того мыса, где кладбище шаманское. Подзабыл, вот, малость, как кличут тот мыс…

– Наварин? – спросил Ник.

– Вот-вот, он самый! – обрадовался рыжий. – Многие наши тогда туда ломанулись. Саня Лопата, Петро Одноглазый, Колька Хохол. Никто не вернулся, да и сам Гнедой пропал бесследно. На следующий год ещё одна бригада туда ушла, человек десять уже. И эти все пропали безвозвратно. После этих и другие смельчаки находились, да так же сгинули насовсем. А ты говоришь – жила. Не, скромней надо быть. Лучше уж песочек не торопясь промывать, чем голову свою подставлять под неизвестно что…

Рыжий ещё что-то говорил, но Ник его уже не слушал.

«Вот же, оно», – упрямо нашептывал внутренний голос. – «Мыс Наварин. Там золото, точно там! А птицы, людей таскающие, – это мотодельтапланы. На них золото и вывозят – прямо в Америку. Сходится всё, и «пятнистый» с негритянскими корнями в эту версию вписывается. А здесь, на Палявааме, они просто отвлекающий манёвр осуществляют, дымовую завесу ставят, чтобы мы совсем не там искали. Надо срочно Курчавому всё рассказать…. А как рассказать? Рация разбита. Что делать, в Певек двигаться? Там только устаревшие рации, на секретной волне они не могут работать. Ближайшая нормальная – только на мысе Шмидта имеется. Но туда ещё добраться надо. Что делать? Может, стоит…»

– Эй, чалдон-братишка, очнись! Хватит мечтать…. Вот, выпей-ка лучше, – это рыжий предлагал Нику кружку с очередной порцией спирта. – Давай, за жильное золото. Будь оно проклято!

Выпили, покурили.

– Жила та, как мне Сеня Гнедой рассказывал, – разоткровенничался рыжий, – на берегу ручья по прозванью Жаркий находится, минут сорок всего идти от того места, где он в море впадает. А называется так ручей потому, что вода в нём гораздо теплей, чем во всех прочих в тех краях. Вот, так-то оно, если, конечно, не набрехал Гнедой. Да какая разница: даже если и правда всё, так что с того? Всё равно живым из тех мест никто ещё не возвращался, так что, забудь об этом месте, если жизнь, конечно, дорога…