Посол Господина Великого - Андрей Посняков

Через некоторое время в Выборге, городишке свейском, новый человек объявился, Герозиус-лекарь. По-свейски да по-немецки (в Выборге немцев много было) не бог весть как говорил, больше по-латыни, да зато лечил как! С год назад тому, как стену городскую строили, сорвался с Ратушной башни камень — да по ноге купчине, мимо проходившему. Так и сохнуть стала нога-то! А Герозиус-лекарь — вылечил! Ну, не совсем уж так вылечил, но гораздо легче стало купцу. И не простой тот купец оказался — городского магистрата член. С тех пор благоволить стали Герозиусу. Так и прижился лекарь. Ну, да счастия ему…

Коня у реки взяв да разминувшись с Геронтием, Олег Иваныч доскакал вскоре до Новгорода. Слеза прошибла при виде стен белокаменных, моста, Волхова, Софии…

Стражники пропустили беспрекословно — в лицо знали.

В грановитую палату вбежав, бросился на колени:

— Владыко…

Глава 7

Коростынь — Москва. Июль — октябрь 1471 г.

Я видела, вброд

Чрез тяжкие воды

Клятвопреступники

И душегубы,

И те, кто чужих

Жен соблазняли,

Идут и холодные

Трупы гложут.

Обняв Олега Иваныча, Феофил поднял его с колен, выслушал, скорбно поджав губы. Выслушав, молвил:

— Так и я мыслил — ехать к Ивану, просить… Казнит Иван-то Васильевич людишек, никак остановиться не может. Несколько раз уж посольства к нему посылали. Все одно…

Владыка вздохнул.

— Как в Новгороде-то? — поинтересовался Олег Иваныч. — Ставр-боярин не объявлялся ли?

— Не объявлялся Ставр, — качнул головой Феофил. — А в Новгороде — всяко! Кто говорит-де, «большие» люди, бояре, «меньшим» сражаться не давали, а кто совсем другое речет. Да вот, третьего дня переветчика поймали — Митрю Упадыша…

Олег Иваныч насторожился.

— Заколотил тот Упадыш с людишками своими, переветчиками, пушки на забороле! Железьем заколотил — намертво.

— И где ж сейчас тот Упадыш, в порубе?

— Был в порубе, — кашлянул владыко, — да ночью убег — кто-то засовы отворил, стражника убив. Такие вот дела в Новгороде. Ну да ладно — теперь бы людей упасти от гнева Иванова. Сейчас и поедем. Погодь, людей кликну.

Странным казался прежде блестящий город. Каким-то поникшим, чужим, пасмурным, несмотря на сияющее в небе солнце. Позакрывались на мосту лавки, затих Торг, не слыхать было веселой переклички рыбаков на вымолах. Одни лишь вороны каркали, сидя на окружающих храмы деревьях.

Не принял московский государь Феофила. Не захотел. Так и стоял владыко униженно, словно шпынь ненадобный. Терпел поношение — не для себя терпел, для людей новгородских пленных. Остановится ли кровавый московитский зверь — во многом то и от владыки сейчас зависело. Потому и смирил гордость, стоял смиренненько…

Олег Иваныч пред Силантьевы очи явился. Ничем не выказал отношенье свое Силантий, молвил только: «Иного и не ждал!» да, пленника в горнице оставив, вышел. На пороге обернулся — подмигнул:

— Приятель твой старый видеть тебя хочет, жди!

Олег Иваныч пожал плечами — ждать так ждать — чего еще делать-то?

Не долго ждать пришлось. И часу не прошло — ступеньки на крыльце заскрипели. Олег Иваныч на дверь глаза вскинул…

Боярин знатный, в одеждах до полу, златом вышитых — солнце в окно глянуло — смотреть больно. Олег и не узнал сперва, пока не усмехнулся вошедший:

— Ну, здрав буди, вражина!

— Иван… не знаю, как по батюшке?

Снова усмехнулся боярин:

— Зови уж, как прежде звал, — Иван Костромич. Все ж таки из костромских род-то наш вышел…

Не просто так зашел боярин, беседу тайную с Олегом имел. После беседы той, с разрешенья Силантия, дошел Олег Иваныч до Феофила-владыки, что место у шатра государева не так давно покинул обессиленно.

Поклонился владыке, молвил:

— Умные люди московские так сказывали: раз государь перед очи свои не пущает, так пусть поначалу все посольство боярам поклонится, а уж они — братьям Ивановым, ну, а те уж — князю. Да про подарки им не забудь, владыко.

Кивнул Феофил:

— Что ж, пусть хоть так…

Следующим днем московское войско Василия Образца разбило на Двине-реке рать новгородскую князя Василия Гребенки-Шуйского да воеводы Василия Никифоровича. Не поддержали двиняне новгородцев, незачем им то было…

В тот же день Иван Васильевич, великий князь Московский, братьями да боярами уговоренный, гнев на милость сменил: согласился новгородское посольство принять.

Сам Феофил-владыко челом бил государю московскому, в грехах винился. Выкуп за пленников обещал — шестнадцать тысяч рублей, а в рубле тогдашнем сто серебряных денег новгородских было да двести московских. Вдвое больше того выкупа обещал Феофил, что когда-то уплачен был в Ялжебицах.

В шатер государев войдя, склонился владыко:

— Господине великий князь Иване Васильевич всея Руси, помилуй, Господа ради, виновных перед тобой людей Великого Новгорода, своей отчины! Покажи, господине, свое жалованье, уйми меч и огонь, не нарушай старины земли своей, дай видеть свет безответным людям твоим. Пожалуй, смилуйся, как Бог тебе на сердце положит!

Выслушал речь Иван Васильевич, задумался. Тут и братья его, и бояре — кланяться начали, просили за Великий Новгород. Даже Филипп, митрополит Московский и всея Руси, грамоту государю прислал — пощадить просил Новгород.

Усмехнулся Иван Васильевич, бровки раздвинул гневливые — дескать, смилостивился, уговорам внемля. Объявил новгородцам:

— Отдаю нелюбие свое, унимаю меч и грозу в земле новгородской, повелеваю прекратити жещи и пленити и отпускаю полон без выкупа!

Кинулись в ноги новгородцы, валялись…

Договор заключили. По договору тому все с иными странами сношения новгородские — с этого дня только по воле князя великого были. Грамоты вечевые от его же имени выдавались и скреплялись его же печатью. Верховный судья во всех делах Новгорода Великого отныне — Иван Васильевич. Часть Двинской земли отдал Новгород да обязался заплатить «копейное» — что обещали. Иван, правда, милосердие явив, тысчонку скинул — и без того немало выходило…

Стенала выжженная земля новгородская, гордость и войско свое потеряв. Разорена была и обезлюжена, как еще никогда не бывала. Обессилен стал Новгород, обесчещен, как последняя распутная девка!

После жары — поднялся ветер. Целый ураган, буря! Срывал с уцелевших изб крыши, с корнями рвал деревья. Словно сама природа захотела вдруг разорить то, что еще не разорили московиты.

Жители Русы, что бежали в Новгород, возвращались после договора в город свой. По Ильменю-озеру плыли, на стругах да учанах малых, числом за две сотни. Налетела на озеро буря, перевернула суденышки — семь тысяч потонуло враз. Все за грехи наши, Господи…

Когда с радостной вестью посольство владычное вышло — заприметил Олег Иваныч человечка, из шатра Иванова выскочившего. В кафтанце богатом, в шапке беличьей… Обернулся невзначай человечек, стрельнул по сторонам глазами оловянными…

Ставр!!!

Но — откуда?

В шатре московитского государя!

Ставр тоже заметил Олега Иваныча. Узнал. Помахал издалека рукой, усмехнулся змеино. Снова в шатре скрылся.

Эх, хватать бы сейчас Ставра! Да поспрошать бы про Софью да про Гришаню…

Олег Иваныч усмехнулся невесело. Хватать! Самого уж схватили, как бы теперь не голову с плеч…

А к тому дело шло!

Гадюкой болотной пролез Ставр к великому князю. Что шептал — то неведомо, а только после того повелел Иван Васильевич доставить «иматого новгородца Олега» пред свои светлы очи.

— Зовут — пойдем, — пожал плечами Силантий. — Похоже, худо тебе придется, Олега. Ставр-от в почестях ныне у государя. Не знаю, смогу ли выручить.

Иван Васильевич в златотканых одеждах сидел посередине шатра в высоком кресле. Возраст — чуть помладше Олега. Лицо худое, смурное, глаза темные. Взгляд строгий, пронзительный.

— Ты ли новгородец Олег?

— Я, князь, — поклонился Олег Иваныч.

— Просят казнить тебя лютой смертию, знаешь то?

Олег Иваныч усмехнулся:

— Догадываюсь, великий государь. Даже знаю — кто! И почему — тоже.

В смурном взгляде московского властелина неожиданно проскользнуло любопытство:

— И почему же?

— Женщина, — развел руками Олег Иваныч, отвечал дальше без хитрости: — Одну мы женщину любим. Увез ее боярин Ставр, запрятал. Теперь и меня твоими руками жизни лишить хочет.

— А стоит ли любви такой женщина-то?

— Стоит, княже! — без раздумий, в сей же миг ответил Олег Иваныч и, представив боярыню, печально улыбнулся.

Усмехнулся Иван Васильевич, задумался. Поморгал глазами. Потом спросил, не Олег ли за Феофилом тайно в Новгород ездил. Узнал ведь откуда-то! Олег Иваныч украдкой бросил взгляд на Силантия — не повредить бы. Тот кивнул, говори, мол…