Доктор Смерть - Виктория Дьякова

Бруннер мгновение помолчал, размышляя, потом продолжил с заметным пафосом: — Врага необходимо не только победить, но и искоренить. В тех случаях, когда его не нужно убивать, следует лишить возможности воспроизводить себя. Например, по данным гестапо в плену у нас сейчас находится три миллиона большевиков. Всех их можно стерилизовать, но в то же время они будут пригодны для работы и более послушны. Это как кошки, — он усмехнулся. — Пока их не стерилизуешь, они показывают коготки, а когда с будущим размножением покончено — они становятся ласковыми и послушными. Также и люди.

— То есть что люди, что кошки, что тараканы, прошу прощения, это все одно? — заметила Маренн и снова взглянула на женщину в лаборатории. Та сделала несколько шагов, переходя от одного стола к другому, и Маренн увидела, что она хромает — одна нога короче другой. Вряд ли этот дефект был врожденным.

— Нет не совсем, вы меня неправильно поняли, — Бруннер покачал головой. — Есть люди, относящиеся к высшей расе, и им принадлежит право быть хозяевами жизни, а есть отбросы, второсортные народы, годные лишь на то, чтобы обслуживать высших.

— На ком же вы испытываете свои сомнительные достижения? На евреях? — Маренн кивнула на женщину.

— Да, — подтвердил Бруннер, — но в основном на цыганах. Для стерилизации мы используем рентгеновское излучение. У меня этим занимается доктор Шуман, для этой операции у него имеется специальный стол, я покажу вам потом. Он отделан с одной стороны свинцом, а с другой — к нему прикреплено несколько рентгеновских ламп. Шуман, знаете ли, родственник знаменитого композитора, — добавил Бруннер не без гордости. — Он замечательно играет на скрипке и скрашивает своими выступлениями наши скучные вечера в этом захолустье. Сегодня, правда, он приболел, и потому отсутствует. А так бы я представил его с большим удовольствием. Кроме того, для стерилизации мужчин мы используем экстракт тропического растения каладий. Он на длительное время вызывает некроспермию. Мы проводили натурные испытания — успех стопроцентный, очень эффективное средство. Но есть один недостаток, — Бруннер прищелкнул языком. — Растет этот каладий в Южной Америке, везти далеко, дорого, кроме того, в условиях войны даже и думать не стоит о массовых поставках, ведь средства надо много, одной подводной лодкой не обойдешься. Ну, совершенно тривиальный способ, который известен любому, — Бруннер поморщился, — это несложная хирургическая операция.

— Без анестезии?

— Конечно. Я уже говорил вам, фрау Ким, — Бруннер недовольно мотнул головой, — на этих ублюдков анестезии не напасешься. Что тогда достанется нашим солдатам в госпиталях? Конечно, приходится переживать некоторые неудобства, — признался он, — испытуемые кричат. Их приходится удерживать силой. Но всех, на ком эксперимент проведен успешно, мы потом отправляем в газовую камеру. Лишние рты нам не нужны, а вот документация остается. Ценная документация, смею заметить. Иногда делаем исключения для тех, кто сохраняет психическую устойчивость и может работать. Но это единицы. Большинство ломается, впадает в истерику. Но у нас не клиника Шарите, психоз не по нашей части, — он как-то двусмысленно улыбнулся. — И средства, которые нам выделяются по приказанию рейхсфюрера СС, не предназначены для того, чтобы их тратили на восстановление душевного здоровья представителей низших рас. Кроме того, все они добровольцы.

— Вот как?

— Конечно. Мы никого не принуждаем. Они все соглашаются сами, надеясь на освобождение. Но только выдержать, как я сказал, могут далеко не все.

— И сколько же таких операций вы делаете в день? — Маренн почувствовала, что ее охватывает озноб, но старалась держать себя в руках.

— Около десятка, — ответил Бруннер. — Иногда шесть-семь. Но этот метод тоже нельзя назвать эффективным. Полученные результаты никоим образом не удовлетворяют рейхсфюрера. И я его понимаю. Конечно, сама по себе операция не так уж сложна. Ей можно обучить и фельдшера. Но опыты показали, что метод чрезвычайно затратный — и по деньгам, и по времени. Ведь, делая такого рода операции в массовом масштабе, без анестезии все-таки не обойтись. Вообразите себе немецкого хирурга, который все дни напролет будет слышать истошные крики и переживать стресс. Он очень скоро окажется непригодным к делу, кроме того, наверняка свихнется и станет пациентом вашего шефа, фрау Ким, профессора де Криниса или кого-то из его коллег. А это значит — ущерб представителю высшей расы, ущерб интересам рейха, ведь его надо лечить, содержать в психиатрической больнице, и он не возвратит тех денег, которые будут затрачены на его лечение. А еще — время. Мы подсчитали, что стерилизация миллиона мужчин может потребовать нескольких лет напряженной работы нескольких врачей. Это совершенно недопустимо.

— И что, нашлось нечто получше? — холодно осведомилась Маренн. — Не сомневаюсь, вы нашли выход.

— Конечно, — Бруннер слегка развел руками. — Мы недаром едим свой хлеб. И вот вам пример, — он показал на женщину в лаборатории. — Вы познакомились сегодня с оберштурмфюрером Клаубергом? О, это светлая голова! По образованию он гинеколог. Он все придумал, как нельзя лучше. Всего-то лишь несколько уколов матки нестерильной иглой — и готово.

— Что готово? — Маренн ужаснулась. — Заражение крови?

— Да, случаи заражения бывают, — Бруннер согласился. — Но заживление очагов искусственно занесенной инфекции приводит к образованию спаек на внутренней поверхности матки, что препятствует выходу яйцеклетки в полость матки для оплодотворения. Способ очень прост в исполнении, ему можно обучить всего за одно занятие даже человека, который не имеет медицинского образования вообще. Мы доложили рейхсфюреру в письменной форме, он был очень доволен. Клауберг получил поощрение. Сейчас он проводит клинические испытания на несовершеннолетних девушках и девочках. Ну, конечно, мы берем официальное согласие их матерей.

— Это для чего? Для проформы? Вы же не собираетесь их освобождать.

— На всякий случай, — ответил Бруннер вкрадчиво. — Как-никак большевики уже на пороге Европы. Вполне вероятно, всем нам придется менять место жительства, переезжать довольно далеко, за океан. Мало ли какие документы окажутся у них в руках. А так согласие было — и все. Подопытные, которые подписывают добровольное согласие, есть в любой лаборатории, и в Штатах, и в Англии. Так что по форме у нас все правильно. Никакого принуждения.

— Что же на самом деле вы делаете с теми, кому удается выжить после эксперимента? Тоже направляете в газовую камеру?

— Нет, это стало бы известно их мамашам. Просто отсылаем в другие лагеря. А что там с ними делают, от нас это не зависит. Матерям же говорим, что девочки свободны.