Ледовое небо. К югу от линии - Еремей Иудович Парнов

— Вертолет послали?

— Конечно. Часа через два будет на месте.

— А мой где?

— Ждет ваших указаний.

— Ждет? — нервно и коротко рассмеялся Мечов. — Это хорошо, что ждет… Вы меня слышите? Прием.

— Слышу прекрасно, Андрей Петрович.

— Скажите пилоту, чтоб захватил, сколько надо, солярки и сразу ко мне, на Восьмую буровую. Если поступят сведения от медиков, прошу немедленно связаться со мной. У тебя найдутся три свободные койки, Прохор Леонтьич? — не глядя выключив передатчик, обернулся Мечов.

— Что за вопрос? Сколько надо, столько и дам.

— Тогда, будь добр, размести товарищей, а я пока тут у тебя подежурю… — Мечов кивнул на радиотелефон и неожиданно для самого себя тихо добавил: — Жена у меня там, Леонтьич, на Ары-Масе этом. Я мигом обернусь. Только не говори никому, ради бога. Скажи, что заснул в балке и все тут. С дороги умаялся… Видеть никого не хочется. Понял?

Прохор Леонтьич заморгал воспаленными веками и тихонько спросил:

— Туда полетите?

— А ты как думал? — отвернулся Мечов.

ДИСПАНСЕР

Как всегда по утрам Люся включила электрическую кофеварку и встала под душ. Но едва упругие струи, хлестнув по занавеске из голубого веселого пластика, щекочущим холодком ожгли кожу, возвратилось непонятное изнеможение, которое все чаще охватывало ее под вечер. Угадав приближение озноба, Люся поспешила завинтить краны и насухо вытерлась махровым полотенцем. Стащив резиновую шапочку, смахнула туманный налет с зеркала и поднесла к голове упругую щетку с резиновыми пупырышками. Но даже причесываться стало теперь неприятно. Прикосновение к волосам пробуждало неясную ломоту, прячущуюся где-то глубоко в лобных пазухах.

Только чашка горячего крепкого кофе, наполнившего крохотную кухоньку вкусным бодрящим ароматом, помогла избавиться от ощущения притаившейся в теле неотвратимой беды. Прогнав скверные мысли, она подкрасила губы и, запахнув поплотнее стеганый халатик, сбежала за почтой. В жестяном покореженном ящике, однажды подожженном мальчишками, лежала газета и сложенный вдвое журнал «Знание — сила».

Из него и выпала, спланировав полукругом к ногам, белая открытка с лиловым штампом легочного диспансера. Горячий жар прихлынул к щекам, и на какое-то мгновенно тоскливо сжалось сердце. Само по себе приглашение посетить диспансер — следовали дни и часы приема врача — еще ни о чем не говорило. Люся даже не успела сопоставить это с флюорографическим обследованием, которое вместе со всеми работниками «Комсомольского» прошла в феврале и о котором сразу же позабыла.

Медленно переставляя отяжелевшие ноги, поднялась по ступенькам. Преодолев первый натиск неосознанного до конца и потому всколыхнувшего столь глубоко страха, механически раскрыла газету. В глаза бросился крупно набранный заголовок «Как управлять комбинатом» и знакомое имя под большой, в четыре колонки, статьей.

Чтобы хоть как-то отвлечься, сразу принялась читать. Сперва стоя посреди комнаты, лишь пробежала глазами, зачем прилегла на диванчик и, как когда-то в школе, начала водить пальцем по строчкам. Не потому, разумеется, что была целиком захвачена содержанием. В статье щедро перечислялись фамилии, и потому хотелось поскорее узнать, что написано про Мечова, Вагнера или Логинова. Незаметно для себя она увлеклась и, дойдя до авторской подписи, тоже отнюдь небезразличной, взялась перечитывать заново. Испытав щекочущий прилив гордости, позабыла на время тревогу. Может быть, впервые она столь отчетливо осознала собственную причастность к делам воистину государственного значения.

Затронутые в статье проблемы отнюдь не явились для нее открытием. Она не раз присутствовала на производственных совещаниях, где на различных уровнях и с разных сторон обсуждался примерно один и тот же круг тем. Еще больше, наверное, узнала из бесед, которые вели в ее присутствии наезжавшие к Вагнеру специалисты.

И тем не менее, основные положения статьи воспринимались как откровение. Было ли это специфическим секретом журналистского мастерства или неосознанно сказывалась магия печатных строк, подкрепленная высоким авторитетом центрального органа, Люся разобраться не пыталась. Тем более, что личная, в некотором роде, причастность к творческому процессу приятно ласкала ее самолюбие. Читая и перечитывая отдельные фразы, она явственно слышала голос Германа, мягкий, спокойный. Вспомнился костер на Лене-горе, когда Лосев употребил так понравившееся ей название «мультикомплекс». Почти наверняка именно там и созрели у него эти выделенные жирным шрифтом строки:

«Комбинат превратился в индустриальный сверхгигант, в мультикомплекс, насчитывающий десятки тысяч человек. И он продолжает расти стремительными темпами…»

Люся вынула из сумочки шариковую ручку и подчеркнула, особенно понравившееся ей место:

«У кибернетиков и социологов есть такое понятие — управляемость системы. Система становится трудно управляемой или неуправляемой, когда она чрезмерно разрастается и уровень организации начинает отставать от степени сложности. Нечто подобное имеет место и в промышленности. Существуют определенные оптимальные границы цеха, на которыми он вырастает в самостоятельное предприятие с иной уже структурой. Существуют они для завода, когда он перерастает в комбинат, и, конечно же, — для самого комбината…»

Люся глянула на часы и заторопилась. Рудничный автобус отправлялся через двадцать минут. Хоть без нее и не уедут, неудобно все-таки заставлять себя ждать. Но то что опаздывать, но даже последней прийти не хотелось, когда все сидят на привычных местах и нетерпеливо поглядывают на часы.

— Можно трогать? — спросит водитель.

— Погоди! — откликнутся со всех сторон. — Раз, два, три, пятнадцать, двадцать… Одного не хватает. Кого же это, интересно? Никак Огарышева задерживается?..

Молниеносно одевшись, Люся метнулась к двери и только тут вспомнила про злополучную открытку. Как раз сегодня в диспансере был приемный день. Следующий приходился только на пятницу. Дожидаться в неизвестности целых два дня показалось невыносимым.

Она вновь посмотрела на синий циферблат часиков, крабьими клешнями охватывавших запястье, и позвонила Гале.

— Ты еще дома, Галюш? Какое счастье! Скажи нашим, чтоб не ждали. Я сегодня не выйду.

— Чтой-то ты надумала? — жуя и проглатывая, поинтересовалась Галя.

— К врачу надо.

— Заболела никак? — недоверчиво оживилась подруга. — Или?..

— Не знаю, — с напускным безразличием откликнулась Люся. — Вызывают зачем-то.

— Делать им нечего. А ты