Лабиринт Сумерек - Анна Клименко

– Но если Шез-Нолд прибыл по приказу Элхаджа…

– По секретному приказу. Никто не знал, что охотник – это Шез-Нолд. Ну а что такое жизнь трех ийлуров для здешнего жреца? Это прекрасный подарок для Темной Матери, если ты, конечно, понимаешь.

Лан-Ар замолчал. Потом долго сидел, думая о том, что этой ночью три воина отправились прочь из Эртинойса. Паук все так же раскачивался на паутине, и на потолке меняла очертания его тень. Когда за окном ночь налилась молоком, проснулась и Нитар-Лисс, окинула Лан-Ара долгим изучающим взглядом.

– Я почти подумала, что ты решил меня убить.

«А ведь и правда, – ийлур почувствовал, как стремительно краснеет, – она была совсем беззащитной, когда спала, и мы были с ней одни!»

– Ложись, – она пожала плечами, – утро еще далеко. Синхи спят долго.

Видя, что Лан-Ар не торопится подчиниться, она поднялась и, мягко обняв его за плечи, потянула на циновку. Прошептала:

– Знаешь, когда я увидела тебя первый раз, на рынке, то подумала – какой странный, непохожий на прочих ийлур!

– И чем это я непохожий?

– У тебя это внутри. – Нитар-Лисс улыбнулась. – Если ты не хочешь спать, мы можем продолжить то, на чем остановились ночью.

Жрец пришел, когда солнце бодро приближалось к зениту.

Высокий, почти на голову выше Лан-Ара, и тощий, как жердь, синх казался самим воплощением воли Шейниры в Эртинойсе. Темно-коричневая альсунея мерцала богатым шитьем, и блеску золотых нитей вторил блеск глаз в тени клобука.

Это был старый синх. Коричневая кожа шелушилась на подбородке, и тонкие полоски, начинающиеся в уголках безгубого рта, изрядно вытерлись. Словно кто-то взял тряпку и промокнул только что нарисованный чернилами узор. Руки синха тоже выдавали его возраст: загнутые ногти (которые куда больше походили на ястребиные когти) пожелтели и потрескались, суставы распухли, и потому пальцы походили на стручки фасоли.

Жрец застал Нитар-Лисс за умыванием: накинув длинный халат, ийлура плескала в лицо холодной водой (тоже пропахшей розами), которую из кувшина лил Лан-Ар.

Синх, не потрудившись даже поприветствовать их, молча прошел в домик для гостей и опустился на циновку. Ийлура продолжала умывание, словно и не видела вошедшего, затем, получив из рук Лан-Ара чистое полотно, быстро промокнула лицо.

– Да благословит Шейнира твой день, жрец Менраш, – она говорила на общем, словно хотела сделать свидетелем беседы Лан-Ара. – Надеюсь, жертвы были приняты Темной Матерью?

Золотые глаза синха недобро сверкнули:

– Ты меня обманула.

Это было сказано тоже на общем. Лан-Ар поставил кувшин и отошел к окну, чтобы не мешать. Ему хотелось присутствовать при беседе.

Нитар-Лисс стянула пальцами слишком уж разошедшийся ворот, затем присела на циновку напротив синха, подобрав под себя ноги.

– У тебя есть основания для обвинения? – негромко спросила она. – Разве тебе неизвестно, чем карается подобное оскорбление стоящих выше?

«Говорит-то как!» – невольно восхитился Лан-Ар, но тут же вспомнил паутину, паука и себя, тонущего в сладкой отраве, и до боли сжал зубы. Проклятье, и он ничего не может с собой поделать!

– Ты полагаешь, что я не в своем уме? – осклабился жрец.

Рука, похожая на связанные вместе стручки фасоли, нырнула в карман альсунеи. Через удар сердца Лан-Ар увидел свиток, перевязанный черной бархатной лентой.

– Под утро приехал посланец Элхаджа Великого, – веско произнес жрец, – ты ведь знала, что три ассасина прибыли в наш город по твою душу?

– Откуда я могла это знать? – На лице Нитар-Лисс не дрогнул ни один мускул. – Я ощутила зов Матери, она пожелала жертвы… Вот и все.

– Я тебе не верю, Нитар-Лисс, – прошелестел синх, – я слишком хорошо тебя знаю.

– Но если ты меня знаешь так хорошо, как об этом говоришь, то к чему бросаться громкими обвинениями во лжи? – Она нервно накрутила на палец рыжий локон. – Или ты думал, что я собственноручно отдам свою голову Элхаджу? Любая жертва, мой дражайший Менраш, будет защищать свою жизнь. До последнего вздоха.

Синх с видом оскорбленной невинности сложил на груди изуродованные болезнью руки и безмолвно отвернулся к окну. Замолчала и темная жрица. Лан-Ар поймал ее взгляд – Нитар-Лисс хитро подмигнула, мол, не волнуйся, этого простака я отделаю с легкостью.

– Я сказал посланцу, что ассасины еще не появлялись, – наконец проскрипел синх, – в конце концов, не мог же я поведать, что все трое принесены в жертву??!

– Это искупает твой долг, – сладко пропела Нитар-Лисс.

– Вы должны покинуть город. Ты, – синх кивнул в сторону Лан-Ара, – и этот.

– Мы не будем бросать тень на эти жилища, – она понимающе кивнула, – нам нужен провиант и два хороших щера.

– Ты все это получишь.

Синх поднялся. И как бы между прочим спросил:

– Чем ты прогневала Элхаджа?

Лан-Ар навострил уши – а вдруг жрецу она скажет правду? Но конечно же его ожидания не оправдались. Ийлура потупилась и неохотно буркнула:

– Мне всего лишь не хотелось быть одинокой в Храме, Менраш. А Верховный жрец не захотел этого понять и простить.

Синх кивнул:

– Это ведь очередная ложь, не так ли? Впрочем, мне нет дела до ваших высочайших игр.

Он спрятал свиток обратно в карман, поднялся. И уже на пороге обронил:

– Вы можете выбрать щеров прямо сейчас, уважаемые гости.

Нитар-Лисс тряхнула волосами, отчего они алым всплеском легли на черный шелк халата.

– Великолепно. Ты предлагаешь следовать за тобой?

Лан-Ар вдруг почувствовал ощутимый укол под ложечкой. Опасность… Но где?.. Тяжелый медальон, Третий Глаз Шейниры, бесполезной серебряной игрушкой лежал на циновке. Нитар-Лисс сняла его ночью: «Мне не до твоих мыслей, сейчас мне до них нет никакого дела».

Лан-Ар кивнул в сторону медальона. Она, перехватив его встревоженный взгляд, понимающе улыбнулась.

– Идемте же, – Менраш стоял на пороге, переминаясь с ноги на ногу, – у меня слишком много дел, чтобы уделять вам столько времени.

«Интересно, а какие дела могут быть у жреца Шейниры?» – успел подумать Лан-Ар.

– Мы следуем за тобой, er'shezz.

Так и не взяв медальон, ийлура быстро вышла следом за жрецом, и Лан-Ару ничего не оставалось, как догонять их. Но Третий Глаз он все-таки подхватил и сунул за пазуху – так, на всякий случай…

В тот миг, когда он переступал порог гостевого дома, чувство неясной опасности снова кольнуло в груди. Словно шип золотой розы.

А потом вдруг кромешная тьма надвинулась на Лан-Ара – вместе с острой болью в затылке.

…Голоса он узнал сразу. Те самые, что слышал ночью, когда крался вдоль живой изгороди.

«Значит, жрец лгал, и никакого жертвоприношения не было».