Александр Алехин. Жизнь как война - Станислав Андреевич Купцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как бы то ни было, в 1921 году Макс Эйве еще находился в тени и потому не участвовал в важном событии, которое произошло вскоре после турнира в Лондоне. Капабланка составил шахматный «манифест» и в неформальной обстановке встретился с лучшими игроками мира, чтобы утвердить регламент проведения матчей за корону. Так называемые «лондонские соглашения» получили подписи Хосе Рауля Капабланки, Александра Алехина, Акибы Рубинштейна, Ефима Боголюбова и Милана Видмара. Главные пункты звучали так: матч велся до шести побед (ничьи не учитывались); когда чемпиону бросал вызов действительно сильный кандидат, он должен был ответить на него в течение года; чемпиона не обязывали отстаивать свое звание, если призовой фонд не превышал 10 000 долларов.
Он-то и стал камнем преткновения. Перед Алехиным поставили трудную задачу – первым изыскать спонсоров. В те времена 10 000 долларов считались баснословными деньгами.
Глава 16. Генеральская вдова
Алехин хоть и был невероятен за доской, занимать на всех шахматных турнирах исключительно первые места не мог при всем желании – и каждый проигрыш давался русскому эмигранту нелегко. Он сделал слишком большую ставку на шахматы, которые стали для него всем! Поэтому если что-то не получалось, иногда Александр Александрович терял самообладание. В декабре 1922 года в Вене будущий чемпион мира разделил 4–6-е места, пропустив вперед Рубинштейна, Тартаковера и Генриха Вольфа. Болезненное поражение нанес ему австрийский соперник Эрнест Грюнфельд, который в то время применял интересный дебют, получивший название «защита Грюнфельда». Проиграв австрийцу, Алехин схватил своего короля и бросил его через весь зал!1 Год спустя в Карлсбаде русский шахматист проиграл другому австрийцу, Рудольфу Шпильману, после чего, по воспоминаниям нескольких игроков, вернулся в гостиницу «Империал» и устроил там погром – разнес всю мебель в номере.
К счастью, нашлась женщина, которая научилась умиротворять Алехина. Она сопровождала его везде, следила, чтобы все у шахматиста было в порядке и не находились поводы для лишних волнений. Познакомились будущие супруги в 1924 году, когда Алехин еще не развелся с Рюэгг. Счастливое для шахматиста событие произошло на парижском балу, где скучала генеральская вдова Надежда Васильева, в девичестве Фабрицкая. Слово за слово – и вскоре между новыми знакомцами вспыхнула нешуточная страсть. Уроженка Одессы, Надин (так Васильеву называли французские друзья) могла поведать новому кавалеру слезливую историю своей жизни, ведь каждый белый эмигрант, сбежавший от большевиков в Европу, терял существенную часть себя. О погибшем супруге Надин, белом генерале Васильеве, ничего не известно, но в Париже в то время оказалось много вдов, и у некоторых числился приличный капитал. Был он и у Васильевой. А деньги шахматисту нужны были позарез, ведь Капабланка назначил большой призовой фонд за право сыграть против него. Вскоре Надин с Алехиным счастливо зажили в гражданском браке; проблемы в отношениях, и весьма серьезные, возникли позже.
В своей книге «Чемпионы мира, которых я знал» шахматист Геннадий Сосонко несколько пренебрежительно отзывался о Васильевой: «Говорила напыщенно, одевалась вульгарно, была сверху донизу покрыта ювелирными украшениями. Ганс Кмох вспоминал, что когда Алехин оставался в Вене и Надин несколько раз выходила в свет вместе с его женой, официанты в ресторанах шептались: “Снова здесь эта рождественская елка”. Она, словно мамочка, суетилась вокруг Шуры – так его называла»2. Со стороны Надин и впрямь казалась матерью своего звездного возлюбленного – она была старше Алехина на 19 лет. Ее дочь Гвендолин по возрасту не сильно уступала шахматисту. Также все видели, что Алехин выбрал себе достаточно обыкновенную, если говорить о внешности, женщину – и в целом на фоне молодого, статного, широкоплечего блондина, которому сопутствовал грандиозный успех в мире шахмат, серьезно уступала. Но она завоевала Алехина – во многом благодаря своей преданности, крепкой, немного даже сумасбродной любви. Надин буквально пылинки сдувала с возлюбленного! Увы, чувства ее оказались не вполне взаимными. Но конкурировать с истинным объектом страсти Алехина – тем, во что он влюбился раз и навсегда еще в детстве, – не могла ни одна женщина в мире.
Надин стала тенью супруга, зато всегда появлялась там, где он творил свои шахматные чудеса, и разделяла с ним моменты радости (и горя, конечно). А главное, Васильева оказалась свидетельницей самого оглушительного успеха в жизни Алехина – искрометного матча против Хосе Рауля Капабланки, который стал общемировой сенсацией. Находиться в первых рядах, когда человек обретает истинное величие, вершит историю, – бесценная привилегия.
А то, что генеральская вдова чересчур любила драгоценности, – так Париж к тому времени как раз оформлял статус европейской столицы моды! Сама Коко Шанель с удовольствием раскручивала на непродуманные траты русских барышень вроде дочери князя Шервашидзе Мэри Эристави. Волею судеб в Париже оказались толпы видных русских аристократок, которые соревновались друг с другом в том, кто на официальных мероприятиях будет выглядеть эффектнее. Они бежали с родины, успевая прихватить с собой самое важное – фамильные драгоценности, которые прятали в самых неожиданных местах вроде цветочных горшков или складок одежды. Например, княгиня Вера Лобанова-Ростовская во время побега пристроила столько дорогостоящих камушков в своей пышной шевелюре, что на выручку с их продажи можно было жить припеваючи в течение долгих месяцев. Поэтому большое количество украшений на шее и руках Васильевой было не каким-то ее детским капризом, а всего лишь веянием парижской моды. Что до напыщенной речи, то эта особенность Васильевой тоже имела веское обоснование: она получила высшее образование, считалась типичным представителем русской интеллигенции и говорить упрощенно, как какая-нибудь крестьянка, никак не могла – этого бы просто никто не понял.
В год знакомства с Надин Алехин позволил себе пренебречь шахматами, чтобы получить докторскую степень по юриспруденции. Он учился в легендарной Сорбонне и защитил диссертацию на тему: «Система тюремного заключения в Китае» (правда, британская энциклопедия The Oxford Companion to Chess подвергает этот факт сомнению3). Тем не менее с 1925 года русский эмигрант охотно добавлял к своей фамилии почетное «доктор», встав в один ряд с Ласкером –
