Александр Алехин. Жизнь как война - Станислав Андреевич Купцов

И пусть Макс Эйве не стал для Алехина фигурой столь же значимой, как Хосе Рауль Капабланка, их легендарное противостояние тоже вошло в шахматные анналы. Когда они сошлись в матче за корону, уже Эйве казался таким же аутсайдером, как сам Алехин в противостоянии с Капабланкой, – если не хуже. Они словно были боксерами из разных весовых категорий (уместная аналогия, поскольку Эйве действительно занимался боксом), великий комбинатор Мохаммед Али вышел на ринг против скучного прагматика Джо Фрейзера, но от раунда к раунду выяснялось, что интрига не так уж и мертва, как ее старались преподносить в прессе.

После хитроумного отъезда Алехина из РСФСР ключевую роль в его шахматной судьбе сыграли два человека – великий дипломат Хосе Рауль Капабланка и скромный учитель математики Макс Эйве. Увы, внешахматная жизнь продолжила складываться неудачно. Она крушила Александра Александровича, в особенности с того момента, как лидер нацистской Германии Адольф Гитлер начал кровавый марш по Европе, заставляя людей идти вразрез со своей совестью, выставлять напоказ звериные инстинкты.

Увы, под гитлеровский пресс попал и сам Александр Алехин… Но прежде выковал себе бессмертное величие в шахматах.

Часть II. Падение в небеса

Глава 15. Русский эмигрант

Выполнив свой долг по «спасению Александра Алехина», Анна-Лиза Рюэгг оказалась шахматисту больше не нужна – как и он ей. Дороги супругов в Европе разошлись, мезальянс стал слишком велик. Эмансипированная швейцарка, которая стремилась находиться у всех на виду и при этом говорить яркими лозунгами, не приспособилась к кочевому образу жизни политически инертного (в сравнении с ней) Алехина. Он много путешествовал по Европе с турнира на турнир, где к нему примагничивалось внимание общественности как к игроку исключительного таланта. Рюэгг всего этого шахматного ажиотажа понять не могла; куда больше ее волновало угнетение непривилегированных слоев общества, а вовсе не судьбы бездушных фигур на доске. Ее партнер жил шахматами сутки напролет, но они интересовали Рюэгг ровно столько же, сколько самого Алехина – проблемы прачек в швейцарских гостиницах, о которых так пеклась его сердобольная супруга. Роль примерной домохозяйки, выполнявшей все капризы шахматного гения, Рюэгг тоже оказалась не по плечу. В итоге вместе с ребенком она сепарировалась от Алехина в родной Швейцарии, в городе Винтетур, а в 1926 году супруги оформили развод.

Само собой, престарелая по тем временам Рюэгг не могла быть довольна исходом отношений с Алехиным, пусть он и помогал бывшей супруге и сыну после расставания. В РСФСР, где социал-демократку вроде так тепло приняли, она тоже порядком разочаровалась. Еще в 1918 году Анна-Лиза писала у себя в книге «Путешествия во время мировой войны», что будущее – за мировым пролетариатом, который обязательно должен пробудиться. Однако поездка в государство, где пролетариат признали господствующим классом (по крайней мере формально), заставила ее снять розовые очки и произвести переоценку ценностей.

Почти сразу после возвращения домой Рюэгг выступила перед жителями Швейцарии с трибуны, рассказав им о своих впечатлениях от поездки – всем было интересно узнать из первых рук, чем жила страна, где всего за несколько лет произошло столько драматических событий. По сообщению New York Times, Рюэгг поведала на той встрече, будто граждане РСФСР в ответ на вопрос, считают ли они себя коммунистами, отвечали неожиданно: «Нет, ведь мы – уважаемые люди»1. А разве могло у нее сохраниться доверие к «стране победившего социализма», если сами ее жители так пренебрежительно отзывались о новом строе и его перспективах? Кроме того, Рюэгг заявила, что не встретила за время поездки ни одного здорового ребенка. При этом воровство, по словам швейцарки, стало в РСФСР «жизненной необходимостью». «Воруют даже продукты питания в детских домах, – возмущалась она. – Все благотворительные организации, которые занимаются спасением детей или облегчением их страданий, должны быть осторожны: нельзя позволять коммунистам раздавать еду. Люди, имеющие достаточно денег, живут там в отелях и позволяют себе есть масло и другую питательную пищу, тогда как фабричные рабочие получают полфунта неудобоваримого хлеба и строго нормированные порции питья ежедневно».

В этих словах можно уловить намек на комфортное проживание самой Рюэгг вместе с Алехиным в дорогом московском отеле и достаточно неплохие «продуктовые условия», которые им обеспечивали. При этом швейцарке достаточно было выглянуть в окно, чтобы увидеть несчастных оборванцев, которые толпами слонялись по столице нового государства в поисках дров и еды.

Неизвестно, насколько точно переданы слова Рюэгг журналистом американской газеты. Статья кажется несколько ангажированной: слишком карикатурно высказывалась швейцарка о том, что увидела в РСФСР, – тем более что наверняка каждый ее визит в советские учреждения был строго регламентирован. Вряд ли ей специально показывали, насколько все плохо. Наоборот, ей должны были демонстрировать, как быстро поднимается с колен страна, вдохновленная социалистическими преобразованиями. Истину же она понимала, лишь когда самолично убеждалась, насколько на самом деле пал уровень жизни в обновленном государстве.

Разлад с Алехиным не привел к тому, что ее собственный ребенок тоже начал голодать, пускай швейцарка и не уделяла должного времени воспитанию мальчика, предпочитая заниматься общественными делами. Алехин иногда виделся с сыном. Сохранилась фотография, на которой шахматист в светлом пиджаке и полосатом галстуке держит на руках жизнерадостного мальчонку в рубахе. Будущий чемпион мира на снимке горд и счастлив – во всяком случае, кажется, что на его лице проступили теплые отцовские чувства. На фотографии они с сыном очень похожи, хотя у ребенка уже отросла густая шевелюра, при этом волосы Алехина-старшего слегка поредели.

Александр Александрович поддерживал семью, из которой ушел. По совету шахматиста Рюэгг поехала в Нью-Йорк, где могла дать ребенку хорошее образование, но не справилась с этой задачей. Там швейцарку арестовали за слишком рьяную защиту своих политических убеждений и зимой 1926 года выслали обратно в Европу. Когда сыну Алехина Александру исполнилось 13 лет, Анна-Лиза умерла… Да, будущий чемпион мира тогда не принял подростка в свой дом, но и не бросил на произвол судьбы – помог сыну устроиться в школу-интернат2. По наводке Алехина мальчика уже опекал видный швейцарский математик и шахматист Эрвин Фёльми, при этом биологический отец отправлял сыну денежные переводы. В будущем отпрыск Алехина стал известным в Швейцарии гандбольным рефери, а также освоил профессию инженера.

«Меня многие спрашивают, играю ли я в шахматы? Да, конечно, но только на домашнем уровне. Отец мой, безусловно, великий человек, но дети выдающихся людей никогда не достигают таких же высот. Шахматы отняли у