Александр Алехин. Жизнь как война - Станислав Андреевич Купцов

* * *

Хотя шахматист расстался с Рюэгг из-за диаметрально разнившихся взглядов на жизнь, его отношение к происходившему в России тоже оставляло желать лучшего. Если негативное мнение Рюэгг о стране Советов несколько удивляло, то Алехин уж точно не должен был питать светлых чувств к советскому режиму. К тому же бывший французский консул в Киеве Даниил Балаховский, эвакуированный в 1918 году в Париж, помог Алехину с визой, но при этом поставил перед шахматистом условие – не заниматься в столице Франции коммунистической пропагандой3. Опасения Балаховского имели под собой почву: все-таки Алехин становился кандидатом в члены РКП(б), работал в Коминтерне, был сотрудником Центррозыска. Формально – трудился во благо РСФСР. В то же время Алехин прекрасно помнил, что у чекистов имелась на него «зацепка», которая рушила все достижения человека, «верного идеям социализма». Вот почему шахматист оказался в двойственном положении. Рассчитывать на возвращение домой можно было только в том случае, если бы появились серьезные гарантии безопасности – или смена режима, или пожар в архивах ВЧК. Конъюнктурщиком Алехин стал в силу обстоятельств: ему приходилось соблюдать правила игры, как и многим другим в лихолетье.

В той патовой ситуации для Александра Александровича главным оставалось одно: спокойно играть в шахматы – так, чтобы никто не мешал. Поэтому Алехин не стал бы заниматься в Париже «коммунистической пропагандой» и без строгих предписаний Балаховского. К тому же он оказался в стране, где с «красными» взглядами на жизнь рисковал остаться в тотальной изоляции: Франция еще во время его одесских мытарств противостояла большевикам. Премьер-министр республики Жорж Клемансо осенью 1918 года в рамках интервенции приказал высадить войска на Украине, чтобы «изолировать и затем уничтожить русский большевизм», даже несмотря на скептицизм армейских чинов (Ленин предал Антанту, и Францию в частности, заключив Брестский мир, и республика не могла ему этого простить). Французы сопротивлялись большевикам несколько месяцев, затем постепенно сдали украинские позиции, поскольку солдаты не совсем понимали, за что проливают кровь. Но политическую борьбу Франция не прекратила. Она денежно, вооружением и специалистами помогала Польше Юзефа Пилсудского и барону Петру Врангелю – те покусывали Красную Армию, но раны оказались для большевиков не смертельными. Министр иностранных дел Врангеля Петр Струве, приговоренный в РСФСР к смертной казни, ездил в Париж на переговоры, стараясь продлить жизнь остаткам белых сил, которые уже находились на грани фиаско. Он смог уговорить Францию официально признать правительство Врангеля. Это поспособствовало жизнеспособности белой эмиграции: французы помогли остаткам армии Врангеля и мирному населению, не желавшему подчиняться большевикам, эвакуироваться из России (например, отплывавшие из Крыма корабли прикрывал французский крейсер «Вальдек-Руссо»). Позже Струве познакомился с Александром Алехиным в Париже и начал восхищаться его шахматными победами, наверняка в личных беседах укрепляя «контрреволюционные настроения» шахматиста. Струве имел политический вес во Франции, где оказывал большое влияние на примкнувшего к правым бывшего социалиста Александра Мильерана, который стал сначала премьер-министром республики, а когда президент Поль Дешанель заставил усомниться в своей вменяемости, выпав в пижаме из поезда, занял его президентское кресло. Мильеран делал все, чтобы расправиться с большевиками, и подговаривал к этому британцев, но попытки осуществить возмездие чужими руками потерпели крах.

При Мильеране Франция переполнилась эмигрантами из павшей Российской империи, которые вносили свой вклад в рост антибольшевистских настроений внутри республики. Страну периодами потряхивало из-за антивоенных движений, многие рабочие бастовали, отчего заводы не справлялись с нагрузками на промышленность. Правительство принимало меры, направленные против профсоюзного и рабочего движения. Да, в республике появилась Французская коммунистическая партия, однако местные социалисты в конце концов раскололись (некоторые из них не видели необходимости вступления в Коминтерн).

И вот в этой кипящей Франции Алехина окружил весь цвет русской эмиграции – люди, только что сражавшиеся с большевиками, но в итоге покинувшие пределы страны, которой столько лет «дышали», и потерявшие все свои духовные и материальные блага. Они влияли на бывшего дворянина Алехина, который со временем настолько укрепил свой шахматный авторитет, что на встречу с ним выстраивались очереди из весьма известных и влиятельных лиц. Однако окончательно рвать отношения с родиной шахматисту тоже не хотелось, поэтому после публикации в Германии остроязычного пасквиля о шахматах в Советской России Алехин временно притаился, став более осторожным. Наверняка ему приходилось непросто, ведь в то время считалось естественным до хрипа в горле общаться на острые политические темы, чистосердечно признаваться, чью сторону занимаешь. Ответ зачастую влиял на то, насколько благосклонно будет относиться к тебе собеседник, получишь его протекцию или нет. Алехин нуждался в крепких связях, особенно в первое время, когда только прибыл в Париж, обладая в качестве стартового капитала лишь своим громким шахматным именем. Но насколько он мог доверять людям, которые окружали его? Ему приходилось политически держать язык за зубами – или хотя бы тщательно подбирать слова, ведь к нему как к ярчайшему шахматисту того времени прислушивались – каждая фраза имела вес.

Имелись и другие заботы. На шахматиста, прибывшего в Европу почти без гроша, влияло бедственное положение Франции в первые годы его эмиграции. В начале 1920-х экономика республики находилась в ожидаемом упадке. Предпринимались попытки заставить Германию выплатить военные репарации, в том числе силовыми методами – например, оккупацией Рура в 1923 году, – однако они не возымели должного эффекта. По поводу экономического кризиса Мильеран говорил во время публичного выступления в Эвре: «Мы должны укреплять национальное единство, расшатанное войной, и вместе стремиться к прогрессу в социальной сфере. Французы должны работать в хороших условиях, не бастовать, повышать рождаемость. И опасаться большевизма!»

Зато благодаря русским эмигрантам Франция быстро восстанавливала потерянные на войне людские ресурсы. Восполнение народонаселения происходило в основном за счет русской интеллигенции, которая представляла собой противоположность большевизму. В 1921 году вместе с Алехиным в Париже оказались философ-экзистенциалист Лев Шестов, писатель и поэт Илья Эренбург, драматург и историк Илья Зданевич. Там уже находились (или объявились в последующие годы) великие русские деятели культуры: Зинаида Гиппиус, Константин Бальмонт, Сергей Прокофьев, Марина Цветаева, Владимир Набоков и многие другие. По оценке эстрадного артиста Александра Вертинского, за время «великого переселения» во Франции оказалось порядка 300 000 русских эмигрантов, а в Париже – около 80 000. Причем бывшей русской аристократии не всегда удавалось найти работу, которая соответствовала бы прежнему высокому статусу. Поэтому зачастую эмигранты отправлялись трудиться на французские заводы, чтобы поднимать разрушенную войной промышленность. Некоторым и вовсе приходилось бродить по парижским подворотням и побираться, обращаясь к французам с унизительной