Александр Алехин. Жизнь как война - Станислав Андреевич Купцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пика популярности на родине Боголюбов достиг во время первого международного турнира в Москве, который проходил под патронажем Крыленко в ноябре – декабре 1925 года. Риторика в крыленковском издании «64» уже становилась ангажированной: «Известный шахматист Зноско-Боровский, ныне белый эмигрант, злобно и ядовито писал (об уровне советских шахматистов) в заграничных белогвардейских газетах», – говорилось в отчете о турнире.
Однако Боголюбова все еще приписывали к шахматистам СССР. В «Фонтанном зале» 2-го Дома Советов, где собирались массы любопытствующих (всего столичный турнир посетило порядка 50 000 ценителей благородной игры), Ефим Дмитриевич с запасом победил, опередив не кого-нибудь, а самих Капабланку и Ласкера, чемпиона мира и экс-чемпиона! Боголюбов выиграл убедительно, с опережением Ласкера на полтора очка. Правда, партия с Капой оказалась проигрышной: кубинец на девятом ходу пожертвовал слона, чтобы начать разительную атаку, после чего задавил Боголюбова, не дав ему досрочно взять первый приз.
Хозяева турнира очень крепко играли против ведущих зарубежных шахматистов (пусть и не против конкретно Боголюбова, который знал их «как облупленных», а потому проблем с ними почти не имел). Тем удивительнее скачок в мастерстве, который они смогли осуществить после чемпионата СССР – 1924. Это и дало повод Крыленко пропесочить Евгения Зноско-Боровского, который сомневался в их силе.
Боголюбов после Москвы-1925 (подробнее о турнире – в следующей главе) оказался в зените славы, став ориентиром для молодых советских шахматистов. Его избрали в руководящий шахматный орган страны, дали вести шахматный раздел в главном рупоре советской пропаганды – газете «Правда». Ефим Дмитриевич понимал, что страна добилась фантастических успехов в становлении шахмат. Был пройден путь от протопленной комнатушки, где проходил чемпионат Москвы, до грандиозного столичного турнира, который посетили Ласкер и Капабланка, весьма требовательные к условиям проживания и гонорарам. Боголюбов мог гордиться, что стал частью этих разительных перемен, авангардом советских шахмат, перспективы которых стали очевидными. О чем говорить, если Капабланка, отлучившись из Москвы в Ленинград, во время сеанса одновременной игры вдруг разметал с доски фигуры, исказив обычно благодушное лицо гримасой ярости: только что его, чемпиона мира, «раздел» какой-то 14-летний советский школьник. Звали того мальчика Михаил Ботвинник…
Однако Ефим Дмитриевич вдруг совершил поступок, который перечеркнул все его достижения в СССР и не на шутку разозлил Николая Крыленко. После этого Боголюбова если и вспоминали в Советском Союзе, то уже в новой тональности. Например, так писал о нем Василий Панов: «Это был тучный, невысокого роста, благодушный человек, напоминавший разъевшегося, сытого, довольного жизнью хомяка. Как-то, к концу московского международного турнира, в первом часу ночи возвращался домой и вдруг на Страстной площади у стоянки появившихся тогда частных автомобилей увидел Боголюбова. Хохоча во все горло, пьяный, краснорожий, с распахнутым меховым воротником, он подсаживал в машину двух сомнительных девиц, которые хихикали, жеманились и отбивались, но все же влезли в машину вместе с торжествующим хомяком, и она умчалась по направлению к гостинице. Я шел и думал, насколько бытовое поведение Боголюбова противоречит нашей советской коммунистической этике и недостойно чемпиона СССР»4. Воспоминания Панова кажутся, мягко говоря, преувеличенными: женатый Боголюбов не считался таким уж сумасбродным повесой, как тот же Капабланка.
Так что же сделал Боголь? В конце 1925 года он спешно вернулся в Триберг. А вскоре… отказался от советского паспорта, так как он мешал ему ездить на некоторые международные турниры, куда не приглашали граждан СССР! В частности, его не пустили на соревнования в Мерано (Италия), так как «сапогом» уже заправлял Бенито Муссолини, откровенно не любивший большевиков. Этот недопуск и стал для шахматиста последней каплей, поскольку вновь не позволил ему заработать гонорар на потенциальной победе. Сам он в объяснительном письме Крыленко подтвердил, что основным мотивом вероломного решения был финансовый, а кроме всего прочего без обиняков заявил, что «СССР – страна бедная». «Я, благодаря моему подданству, был в этом году лишен возможности достаточно заработать на содержание моей семьи, несмотря на экономность моей жены. <…> Мой выход из советского гражданства будет являться только моей попыткой упрочить материальное положение моей семьи»5, – зажигал Боголь в письме.
После «предательского» решения Ефима Дмитриевича вышло постановление Исполнительного бюро Всесоюзной шахматной секции, формулировки которого сжигали все мосты. «Интересы собственного кармана и личного материального благополучия стоят выше вопросов чести и права именовать себя гражданином первого в мире рабочего социалистического государства. Связь Боголюбова с буржуазными мастерами капиталистической Европы оказалась крепче, чем связь с рабочим классом и шахматными организациями СССР. Желая на словах всяческого процветания СССР, на деле предпочел нанести ему политический и культурный ущерб. После такого заявления о возвращении в СССР не может быть и речи». Боголюбова лишили звания чемпиона Советского Союза и вывели из состава руководящего шахматного органа. 12 декабря он пришел в советское консульство в Берлине и сдал паспорт. С тех пор Боголь выступал исключительно за Германию.
По всей видимости, Боголюбов лишился тогда самого верного шанса провести матч с Капабланкой! Наверняка СССР, несмотря на все сомнения Боголя в отношении денежных возможностей страны, смог бы выполнить финансовые условия, которые выдвинул кубинец, и организовать матч где-нибудь в Москве или Ленинграде… А то и в родном для Боголюбова Киеве.
В постановлении Исполбюро появились и гневные строки об Алехине, который не просто так пропустил гранд-турнир в Москве: «Гражданин Боголюбов, пойдя по стопам Алехина и явившись не первым, а может быть, и не последним ренегатом в этой области, сам поставил себя вне рядов шахматной организации СССР. <…> Шахсекция смотрела и смотрит на шахматы как на средство культурного подъема масс и принципиально стремилась заимствовать и использовать все профессиональные достижения буржуазной культуры, в том числе и в области шахматного искусства. Шахсекция, однако, никогда не смотрела на шахматы только как на чистое искусство – тем более, только как на спорт, – и такой же строгой принципиальной выдержанности требовала от всех своих членов и организаций. Вот почему она не сочла возможным вступать в какие-либо переговоры с Алехиным об участии его в международном турнире в Москве, считая этого мастера чуждым и враждебным советской власти элементом»6.
Крыленко обозначил Алехина врагом и при этом отчасти слукавил: вообще-то Александр
