У Лаки - Эндрю Пиппос

практические каждую ночь мочилась в кровать. Иногда к вечеру она забывала, что было утром, иногда не могла вспомнить день недели, словно выключалась из нормального течения времени.

Они ехали на запад от Сиднея, Эмили зевала, мать рассказывала истории, Рик ел яблоко, одной рукой придерживая руль. Фургон рассекал туманный воздух. К полудню глаза Эмили привыкли к бушу, он больше не казался ей однообразным и повторяющимся. Вместо этого она видела гигантские фрагменты, словно в мозаике. Земля краснела, поверхность становилась ровнее. Необъятность страны и безграничность неба вторгались в сознание девочки. Виниловая обивка сиденья обожгла ноги, когда она вытянулась. Ее мама наклонилась ближе к лобовому стеклу и высматривала кенгуру.

– Вон один! – сказала она, отчим замедлился и посигналил.

Каждый раз, когда машина проезжала решетку, отгораживающую дорогу от животных, Рик приговаривал:

– Держите шляпы, будет улетно!

Эмили казалось, что импровизированные шутки родителей (несмешные, к слову сказать) неявно исключали ее. Возможно, австралийские бабушка и дедушка, которых она никогда не видела, были другими. Возможно, они умели расширить собственные рамки и дать ей то, что обычно другие дети получали от бабушек и дедушек. Своего рода тайные отношения, свободные от чрезмерного воспитания.

Эмили очень хотелось почувствовать это, и в то же время она подспудно боялась, что все может испортиться. Родители Рика умерли. Бабушка и дедушка по отцу вполне могли умереть вместе с ним.

Фургон остановился перед домом, обшитым желтой вагонкой, в деревеньке Невертир. Бабушка и дедушка наблюдали из окон, будто понятия не имели, зачем эти гости приехали.

– Не хочешь взять расческу? – спросила бабушка Эмили уже в доме. – У тебя все волосы в узелках.

Эмили согласилась, не понимая, что вполне могла бы отказаться. И в дверях бабушка быстро расчесала волосы внучки. Гости разулись.

– Чем зарабатываешь на жизнь? – спросила бабушка у Рика.

– Я электрик.

– Дела идут хорошо? Есть подчиненные?

– Пока только я сам.

– Могла бы выйти замуж за здешнего электрика, – повернулась бабушка к Хайди.

Эмили почувствовала, как атмосфера в гостиной накалилась. Хайди увела бабушку в кухню, поговорить наедине. Окна гостиной выходил на запад. Шторы висели в безупречном порядке, без единой кладки, а в двери струился свет. Эмили присела на обитый тканью табурет.

Дедушка, массивного телосложения мужчина, сидел в кресле спиной к свету. Он слегка наклонил голову, хмурился и явно сердился. Ноги у него были босые, пятки почернели. Внимание Эмили переключилось на обувь дедушки и бабушки у двери. В большинстве своем там были рабочие ботинки и сандалии. Ковер был усеян колючками. Некоторые напоминали хитиновые брюшки насекомых, другие – остроконечные жвала.

Голос матери Эмили в соседней комнате постепенно повышался. Рик попытался завязать светскую беседу с дедушкой.

– По дороге мы видели нескольких кенгуру, – проговорил Рик.

С кухни донесся злой голос бабушки:

– Я никого не просила приезжать!

Эмили вернулась в гостиную, они с Риком мгновение смотрели друг на друга, безмолвно решали, что делать дальше. Хайди схватила Эмили за руку, они обулись и вышли из дома. Ни бабушка, ни дедушка за ними не последовали. Когда двери фургона захлопнулись, Эмили посмотрела на отчима, ожидая, что он как-то разрядит ситуацию, что, возможно, скажет:

– Все будет улет!

Но Рик, не говоря ни слова, направил фургон вниз по улице, следуя указаниям жены, повернул налево, покинул деревню Невертир и направился в соседний город Нарромайн.

Хайди повернулась к Эмили и объяснила, что они хотели как лучше. Их работа как родителей в том, чтобы помочь ей преодолеть последствия случившегося. Приехав в Австралию, они хотели расширить представление Эмили об их семье. Доктор Ипсвич сказал, что это хорошая идея. Зря они поехали в Невертир. Они не должны были знакомить Эмили с людьми, которые могли ей навредить. Хайди сказала, что она сама не идеальная мать, что ей жаль и она не думала, что так получится.

В Нарромайне они остановились у ресторана «У Лаки», припарковав на углу фургон. Когда Эмили вспоминала тот день, она очень ярко вспоминала, как они сидели, едва заглох двигатель. Измученные, переводя дух, словно все это время от дома бабушки с дедушкой бежали.

– Они открыты, – сказала Хайди. – Они всегда открыты.

– Это то самое место, с картинки? – спросила Эмили, имея в виду фотографию, которая висела у Иэна Асквита в холоде гаража.

Эмили казалось, словно кафе выросло из маленького домика на картинке, внезапно ожило. Словно взгляд Эмили и взгляд ее отца слились в одно. Кафе было ярче, чем на фото, розово-золотистым.

– Та же сеть, но другой ресторан, – ответила Хайди, проверяя макияж в зеркале заднего вида. – Я училась вместе с детьми владельцев.

Двери ресторана открылись, и почти все сотрудники в фартуках воззрились на семью Эмили. В сумерках заведения не было других посетителей. Уютный полумрак наводил на мысль, что здесь место для местных. Нам тут тоже не рады, подумалось Эмили.

Она хотела рассказать им о картине, о покойном отце. У них было полное право находиться здесь.

– Хайди! – позвала официантка. – Ты не слишком часто балуешь визитами!

Мать Эмили познакомила семью с Диной Пилиос, подругой из школы. У Дины были темные мягкие глаза, а во взгляде теплота и внимание. Она объяснила, что ресторан рано закрывался по понедельникам.

– А вы ели?

– Нет, – ответила Хайди, качая головой.

– Вы приезжали повидать твоих родителей?

– Повидали и уехали, – сказала Хайди.

Дина кивнула: она знала, что собой представляют родители Хайди.

– Тогда будете ужинать с нами, – решительно заявила Дина.

– Так нельзя, – попыталась отказаться мать Эмили.

– У вас нет выбора, – официантка озорно улыбнулась. – Я закрываю двери.

Рик помог сдвинуть столики и перенести стулья. Вышел один большой стол, и все восемь человек уселись: Дина, ее родители, ее брат, двоюродный брат и семья Эмили. В стаканы налили пиво и воду, а на стол поставили сыр и йемисту, марулосалату[12] и софрито[13]. Дина сказала, что неудобно и стыдно вернуться домой или спать в отеле, как приезжие, поэтому предложила Хайди и ее близким остаться на ночь в доме за рестораном, занять гостевую комнату. Она уже застелила кровати десять минут назад.

В комнате Эмили смущенно, но настойчиво попросила подстелить ей пальто Рика, если она опять описается. Рик постелил пальто на матрас, а сам лег на пол. Мать Эмили разделила кровать с дочерью. Лежа в темноте, Эмили призналась, что стала забывать некоторые детали об отце, Иэне Асквите. Хайди отозвалась, что амнезия – это нормально. Так разум пытается оградить себя от плохого.

– Мозг прекрасно устроен, – прошептала она Эмили.

Хорошо, что некоторые вещи затерлись. Эмили рассказала, что помнит, как отец смотрел на нее на вокзале, словно они оба из-за него