Очарованная - Джиана Дарлинг

Его член внезапно оказался в его кулаке, распухший и такой злой красный, какого я никогда не видела.

Он вонзился внутрь меня, раздвинув мои расплавленные складки, словно копье, устремленное в самые глубины меня.

— Победителю трофеи, — прорычал он мне в ухо, сжимая мои запястья одной рукой и используя другую, чтобы слегка придушить меня.

Он задал угрожающий темп, изгибая бедра так, что его толстая голова волочилась по узлу нервов на моей передней стене. Легкая щетина на его паху царапала мой ноющий клитор, толкая пирсинг туда-сюда, так что весь мой клитор наполнился статическим электричеством.

Я крепко прижала его к своему телу, хотя он причинил мне боль, потому что он хотел это сделать.

Мне нравилось, как его зубы вгрызались в нежную плоть моей шеи и груди, как от его прикосновений под моей кожей расцветали фиолетовые синяки и румяные маки. Боль от него в моей пизде, когда он глубоко вонзился и, наконец, кончил с грубым криком, как воин, претендующий на победу над смертью поверженного врага.

Я была падшей, погрузившейся в глубины его тьмы и так увязля в преисподней, что знала, что пути назад уже не будет.

Может пройти пять лет, договор между нами может со временем распасться в прах, но я всегда, стихийно и принципиально, буду женщиной господина Александра.

Следующие две недели меня так тщательно трахали, что я не могла ходить без ощущения его члена между ног. Мое тело пронзило до костей, кожа покрылась синяками, а мышцы горели от постоянного растяжения и натяжения моих конечностей, которые приводили в ужасные положения. Я узнала разницу между широко распространяющимся жаром порки, нарастающим ожогом от электричества и мучительным, ядовитым укусом хлыста. На самом деле, он так полностью использовал меня каждый день, что не было ни единого момента, когда я была бы свободна от напоминания о сексе. Я носила его на своем теле и хранила в своем уме. Стон желания или протеста, казалось, застрял у меня в горле, как леденец, который никак не мог пройти.

Каждое утро я просыпалась мокрой и оставалась такой, купая Александра и одевая его на работу. Он всегда использовал меня в душе, успокаивая меня своим членом и почти воркуя, когда трахал меня, обещая принести мне облегчение своей спермой и своей особой агонией.

Он использовал меня по всему дому, везде, кроме тех редких запертых дверей и собственной спальни. Больше всего ему нравилось трахать меня в теплице. Я думаю, это заставляло его чувствовать, что он загоняет в угол, сажает в клетку и побеждает дикое животное. Я позаботилась о том, чтобы пометить его царапинами и укусами, чтобы добавить намека.

И каждую ночь он использовал меня в моей комнате, вытаскивая свой черный мешок с коварными игрушками и используя их на мне, как доктор Франкенштейн мог бы экспериментировать со своим монстром. Я стала одним из них — чудовищем. Та, которая жила развратными проявлениями подчинения и постоянно жаждала господства.

Я целыми днями училась готовить или слонялась на кухне с Дугласом, который радовал меня каждый день своим приветливым обаянием и легкими манерами. Иногда миссис Уайт заваривала нам чай и потчевала меня историями о молодом Александре, которые, как я убедила себя, не считали очаровательными.

Тем не менее, кулинария не была моей страстью, равно как и занятия в великолепном спортзале, которыми я занималась в остальное свободное время.

Именно Ноэль составлял мне компанию в те моменты, когда скука угрожала захлестнуть меня, как будто он знал, когда я была склонна нарушить данное Александру обещание. Я знала, что проводить время с его отцом запрещено, хотя совершенно не понимала, почему. На мой взгляд, Ноэль был не в том возрасте, явно на пенсии, но все еще достаточно здоров, чтобы желать умственного размышления и интересной компании.

Сначала я боялась, что слуги будут сплетничать с моим хозяином, но через несколько дней я поняла, что, несмотря на то, что Александр явно управлял кораблем, он принадлежал его отцу.

Кроме того, мне нравилось иметь тайну от человека, который мнил себя самым всемогущим и важным человеком в моей жизни.

Большую часть дня мы проводили за шахматным столом перед огнем, поскольку серый мир Англии становился еще темнее и влажнее с наступающей зимой. Я научилась двигать фигуры так, как если бы они были продолжением моего разума, и как парировать искусные атаки Ноэля, почти всегда агрессивные, своими тонкими защитными движениями. В основном я научилась бороться своими пешками — когда пожертвовать ими ради общего блага, а когда превратить одну в более впечатляющую фигуру.

Однажды одна из этих белых пешек пропала, и Ноэлю пришлось взять запасную. Я не сказала ему, что прикарманила его, но я думаю, что он знал, и ему было все равно.

Ему нравилось мое общество, но я была такой же пешкой, как и та, которую украла, и мы оба это знали.

Я проснулась в первый день третьего месяца моего пребывания в Перл Холле без Александра. Он был в Лондоне на ночь, хотя и связался по скайпу, чтобы посмотреть, как я использую огромный черный фаллоимитатор, который он мне дал, на моей крошечной киске. В то утро я все еще была мокрой, и, как он велел, не стала мыться. Вместо этого я послушно оделась в одежду, которую всегда готовили для меня по утрам, какое-то дорогое платье, которое позволяло двигаться свободно, но облегало мои изгибы, и отправилась на ежедневное исследование дома.

Только в то утро Ноэль ждал меня перед двумя двустворчатыми дверями, которые, как я прекрасно знала, были заперты для меня.

— Здравствуй, моя дорогая Рути, — поздоровался он, как обычно. — Сегодня у меня для тебя сюрприз.

Эти двери отличались от других дверей в доме, они были двойными и вырезаны из тяжелого древнего дерева, которое в некоторых местах потрескалось и стало гладким. Их не заменили и не покрасили в чистые, светлые тона остальной части дома.

Еще до того, как Ноэль схватился за грубые металлические ручки и толкнул утяжеленные двери, я знала, что внутри будет библиотека.

Всякий раз, когда я проходил мимо, я чувствовал запах пергамента и ткани, просачивающийся из-под тонкого клина под дверью. Мне так хотелось внутрь, что иногда во время ежедневного обхода трехэтажного особняка я стояла снаружи и прижимала пальцы к оспинам и завиткам в