Ящик водки. Том 4 - Альфред Кох

— Да, да!

— Так вот чтоб этого не случилось, итальянские промышленники с одобрения правительства и при его поддержке начинают широченную кампанию по разводке лохов. Типа прошлый год были черные костюмы — сейчас стыдно в таком выйти на люди, теперь должен быть — условно — только зеленый цвет. Потом красный, белый и т. д., и люди все это купают. В какой-то момент круг замыкается — и костюм опять черный. Потребитель говорит: вот я вас и поймал! Вот он, черный, висит у меня пятый год как! Я его надену как новый, и вперед! Причем совершенно бесплатно! А ему говорят: секундочку, у вас же однобортный.

— А уже двубортный.

— Ну! Потом опять проходит цикл. Человек снова говорит: вот, у меня два черных костюма, и такой, и такой. Ему говорят: херушки, у вас же две пуговицы.

— А уже три.

— Правильно. К тому же гладкую ткань уже не носят — только жаккард. А во-вторых, ты нас брал чисто на понт, потому что 15 костюмов у тебя не висит, ты их давно отдал своему шоферу. В-третьих, ты уже разжирел, скотина. Такая же картина и с ботинками. Итальянцы признаются: серьезным людям их туфель по-хорошему хватит лет на 10. Уже купленных. Что ж им теперь, закрывать страну на переучет? Это все равно что в России остановить добычу нефти. Ну и начинается разводка так же и с ботинками.

— Ну понятно. С пряжечками, без пряжечки…

— И вот на этом они имеют свои бабки. У меня не было никакой сверхзадачи — ни помогать итальянской промышленности, ни мочить ее. Я так для себя пытался понять, как это работает, раз уж я оказался там. Из чистой любознательности. Я ездил по фабрикам и все это выяснял. Там вообще интересно. Заходишь в цех, а там пролетариат трудится в плавках, в купальниках: жарко же. Причем никаких шуточек на темы секса и уж тем более никаких приставаний. И еще там маленькие такие чистенькие воспитанные собачки бегают по цеху: дома не с кем оставить.

Хотя, надо признаться, эти поездки в Милан таки были интересными. Там я, к примеру, познакомился с могучей женщиной — княгиней Голицыной, итальянским дизайнером (у нее своя фирма — Galitzine pelle). Я в восторге от этой могучей женщины. Она уже и тогда была не девочка, в 1918-м ее уже увезли из России на пароходе, — но сколько же в ней еще электричества! Она рассказывала о своей жизни: «Отец был на фронте в Нижегородском полку, когда я родилась, и он долго про меня не знал… Полк был разбит, и отец на лошади доехал до Польши. А мы уплыли в Италию к родственникам. И стали там жить… Этот бизнес я начала давно, после войны. Кроить и шить не умею, я только люблю заниматься тканями и придумывать фасоны…

Мы листаем ее старый альбом. Она комментирует:

— Это я с Джеки Кеннеди; мы были очень дружны. Мы на Капри познакомились, где у нас с мужем — он бразилианец — был дом. А это я на даче у Кеннеди, в штате Мэйн, — за 20 дней до смерти Джона. Он обещал приехать в Италию, чтоб я его познакомила со всеми своими симпатичными подружками, а Джеки он думал оставить сидеть с детьми. А это Жаклин в черном платье, видите? Она захотела сходить в Ватикан после смерти мужа. Но у нее не было подходящего платья, черного. Так всю ночь мои девицы работали и таки сшили… Это я с Одри Хэпберн — у меня дома. Это Нуреев. Вот Майя Плисецкая. Вот моя собачка. А это Индира Ганди. Это сумасшедшая Элизабет Тейлор. В моем, разумеется, платье. Это Грета Гарбо. Это Онассис, а вот Синатра…

Еще я там познакомился с Катей Стрельциной, модельершей из Сургута… Который она, накопив денег на пошиве платьев для жен нефтяников, бросила — и поехала в Италию. И там пробилась! Она эта так прокомментировала: «Здесь (в Европе) я точно знаю: если приложу такие-то усилия, то получу определенный результат. А в России нет таких гарантий. Там в любой момент все твои успехи могут быть перечеркнуты. Как в том августе, в 98-м. Что было на моей русской карточке, я тут успела вытащить из банкомата. А если б там все мои деньги были? Все б рухнуло, и нигде б я не училась, и вернулась бы оплеванная домой. Сейчас звоню отсюда подругам в Россию, они говорят: „Катька, не вздумай вернуться, оставайся там!“ Там все у них как-то грустно, тоскливо, там безденежье… В России, там ведь сейчас как? Сажают саженцы в холодную почву; неизвестно, вырастет ли что-то…» (Заметим, что про холодную почву она задолго до прихода чекистов во власть говорила.)

Мода мне казалась весьма пустой вещью — пока я не наткнулся у Ключевского на забавные слова: «Современный человек в своей обстановке и уборе… заботится о том, чтобы все, чем он себя окружает и убирает, шло ему к лицу… Мы стараемся окружить и выставить себя в лучшем виде, показаться себе самим и другим даже лучше, чем мы на самом деле. Вы скажете: это суетность, тщеславие, притворство. Так, совершенно так. Только… стараясь показаться себе самим лучше, чем мы на деле, мы этим обнаруживаем стремление к самоусовершенствованию… этим притворством мы хотим произвести наилучшее впечатление на общество, то есть выражаем уважение к людскому мнению, свидетельствуем почтение к ближнему, следовательно, заботимся об умножении удобств и приятностей общежития, стараемся увеличить в нем количество приятных впечатлений. Видимая суетность и тщеславие становится вспомогательным средством или орудием альтруизма».

— Я там, в Италии, выяснил удивительную вещь: на обувной фабрике зарплата рабочего — штука. Как — штука? В Италии — штука? Да с голоду помрешь там! А они такие сытые, довольные… Так оказалось, что там другая схема. Мне хозяин одной фабрики объяснял: «Я плачу все налоги за этих козлов, у нас такой порядок, чтоб никто не косил. А они свою штуку получают чистыми, сразу, продал я ботинки или нет. Они на всем готовом, вон у каждого машина и дачка на море, — а я весь на Измене, да еще пролетариев и коммунисты баламутят, и профсоюзы… А я не спавши, не сравши, как папа Карло…»

— Видишь, как хорошо ты про капиталистов стал говорить. Все-таки я тебя чуть-чуть это, воспитал.

— Я же говорю правду. Что чувствую, то и говорю. Выгодно, не выгодно — говорю как есть. Вот, похвалил капиталистов, так ведь от души. Повод есть, и похвалил. А не за что хвалить, так и не блажу.

— «Не спавши, не сравши, все риски на мне».

— Да… И он говорит, капиталист: «Я тебе показываю этот цех, но это так, в виде исключения. А основное производство же не здесь».

— А где?

— Вот вы, говорит, покупаете туфли, на них написано — «Мейд ин Итали». А это в 9 случаях из 10 — никакая не Италия. Они берут страны, где есть хоть минимальная какая-то обувная культура. Хоть херовую, но чтоб шили раньше. Та же Румыния…

— А почему не Советский Союз? Фабрика «Скороход» была же у нас.

— Это я тебе расскажу сейчас. Я еще при советской власти инспектировал обувные фабрики, которые итальянцы построили в России. Так главная проблема была такая, что там сразу половину украдывали. На стадии заготовок. Готовой продукции получалось на удивление мало. Нерентабельно как-то, сам понимаешь. Так что, извини, — Румыния, Болгария… Там намного дешевле, чем в Италии. А специальный человек ставит итальянский штемпель… В итоге я, стало быть, понял, что за всем этим стоит. За этой модой… Еще там была забавная линия. Капиталисты мне еще рассказывали, что вот албанцы на быстрых катерах приплывают из своей чудесной страны в Италию, грабят виллы на побережье — и тут же сваливают. И концов не найти. Полиция, следствие — про это смешно даже говорить.

— Я тут брал лодку в чартер года два назад. И шел из Италии в Грецию — с южной Италии на Корфу шел. Мы договорились, что вечером садимся на яхту, ночью идем и просыпаемся уже в Греции — это довольно удобно. Приехали мы, значит, в город Бари…

— А, поклониться мощам Святого Николая!

— Совершенно верно. Поклонились мощам и поехали на яхту. Сели на яхту и говорим — все, отчаливаем. А капитан говорит: нет, не пойду, мы здесь ночевать будем, а пойдем мы рано утром. Что такое? Все очень просто. Плыть надо мимо Албании, а там находятся пираты. Которые нападают как раз строго ночью. Поэтому капитан решил идти, когда рассветет.

— А ты не захотел показать себя? Проявить героизм? Мужественно сразиться с пиратами?

— Ха-ха! Я просто к тому, кого натовцы защищали в Югославии — чистых, исключительных бандитов.

— Вот то, что они грабят итальянское побережье и пиратствуют на море, — это одна история. Другая история — про наркотики. Которыми албанцы торгуют в Греции, мне там на это жаловались еще в 91-м году. Давным-давно, еще в прошлом веке… И кто в Венеции на карнавалах грабит, режет, прикрываясь маской, а потом труп невезучего туриста находят в канале без кошелька — опять-таки всем прекрасно известно.

— Да. И кто Кремль отреставрировал, с соответствующими откатами, — тоже известно: албанцы.

— Да. Беджет Покколи. То есть всем известно, какую нишу занимают албанцы в Европе. Если даже мы, люди посторонние и в данном случае ни в чем не заинтересованные, знали об этом — могло ли это быть секретом для натовского командования?