Как было — не будет - Римма Михайловна Коваленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зинаида, — говорит Алька, разрезая блин на четыре части и поливая его сметаной, — ты меня уродуешь. От блинов знаешь как толстеют.
— И толстей себе на здоровье, — радостно отвечает Зинаида, — молодое тело должно быть как яблоко. А уж к тридцати хороша субтильность.
— Теперь толстые не в моде. Везет же некоторым! Едят что хотят, а не толстеют.
— Это злые, — объясняет Зинаида. — У них все от злости сгорает.
— А ты молодой толстая была?
— В меру. Как ты. И тоже своей красоты не сознавала.
— Ты уж скажешь, Зинаида! Какая там красота!
— Ну да, — отмахивается Зинаида, — тебя послушаешь, так только то и красиво, что у твоей Наташи. А вся красота ее временная. А твоя, что бутон, с годами будет распускаться и цвести.
Алька хохочет и спрашивает весело:
— Почему же у Наташи жених, а у меня нет?
Зинаида тоже смеется.
— А он ее бросит. Это пока родители держат, он к ней рвется. А скажут они ему: «Женись», — он бегом от нее.
Очень легко Альке с Зинаидой.
— Зинаида, а где мой жених?
Зинаида ладонью вытирает губы, будто снимает улыбку, и говорит серьезно:
— Твоего подождать пока надо. Он небось сейчас сидит и тоже пытает: «Где моя невеста?»
— Он будет ждать, я буду ждать. Так всю жизнь и прождем. Искать надо, идти друг другу навстречу, тогда, может, и встретимся.
— Нет, — отвечает Зинаида, — тогда-то и разминетесь. Ждать надо.
Алька задумывается. Зинаида с улыбкой смотрит на нее, потом отводит взгляд и говорит так, будто видит перед собою кого-то третьего:
— Молодая. Сразу видно, что молодая. Кто пожил на свете, хочет, чтобы его любили, а молодые сами хотят любить.
На подготовительных курсах Алька слушает лекции, которые читают профессора. Алька слушает маленького, юркого профессора, который не умеет стоять на месте — бегает от двери к кафедре, и думает: «А как вот такой, интересно, женился?» Профессор говорит: «Не советую классические формулировки отождествлять с пилюлями. Глотание — процесс потребительский. Каждый, кто не учит, а изучает литературу, должен вырабатывать собственную концепцию. Поэтому предлагаю вам самим ответить на вопрос: действительно ли «Евгений Онегин» является энциклопедией русской жизни того времени?» Алька понимает, что говорит профессор, торопясь записывает названия книг, и сердце ее волнуется от предчувствия открытия: «Конечно же «Евгений Онегин» не энциклопедия русской жизни. Это энциклопедия дворянской жизни». Щеки ее розовеют, она смотрит на снующего от двери к кафедре профессора и чувствует себя его сообщницей. Но профессор этого не замечает, звонок прерывает его на полуслове, он останавливается, подносит руку с часами к глазам и качает головой.
В аудитории сразу становится шумно. Алька сидит на своем месте, ждет, когда схлынет народ, потом не спеша поднимается и идет к двери. У студентов перерыв. Они стоят у стен, курят, смеются и провожают глазами толпу «подготовишек», которая движется к вешалке. Алька идет как сквозь строй.
На улице холодно. Асфальт устлан желтыми листьями. Алька ступает по листьям, поднимает плечи и подбородком чувствует верхнюю пуговицу пальто. На трамвайной остановке Алька, взглянув на длинный хвост очереди, решает идти пешком. Но тут подходит трамвай, очередь рассыпается, Альку затягивает водоворот и поднимает на подножку. Парень с выбившимся из-под пальто шарфом толкает ее плечом вперед, и тотчас за ним закрывается дверь.
— Влезли, — говорит парень над Алькиным ухом. — Вам где выходить?
Алька понимает, что вопрос этот не праздный: если ей выходить скоро, парень будет протискиваться дальше, уступая ей место.
— Мне до Парковой, — отвечает она.
— Мне тоже, — говорит парень.
Альке хочется посмотреть ему в лицо. Уж очень хорош у него голос. Через две остановки в трамвае становится свободно, и Алька видит его лицо. Ничего особенного, но симпатичный: брови смешные — уголочками, как у клоуна. А губы серьезные.
И он на нее посмотрел. Алька вся сжалась от его взгляда. А потом всю дорогу сидела, боясь шевельнуться. Вышла из трамвая, ни на кого не глядя.
— Девушка, куда вы так торопитесь?
У Альки перехватило дыхание и заколотилось сердце.
— Домой тороплюсь.
— К мужу?
— К какому там мужу!
— Ну, тогда не стоит бежать.
Алька останавливается. Разговор ей не нравится.
— Вы со всеми так знакомитесь?
— Как?
— Вот как со мной.
— Со всеми!
Парень смотрит ей в лицо и улыбается. Алька поднимает бровь, она умеет поднимать левую бровь, и говорит:
— Ну и глупо.
— Что глупо?
— Глупо так бездарно знакомиться.
— А как надо?
Алька теряется. Парень нахально смотрит ей в лицо, поднятая левая бровь на него не действует.
— Нет, вы уж объясните мне, как надо знакомиться.
— Не на улице, — Алька ничего больше придумать не может.
— Ах, не на улице, — говорит он, — тогда где же?
Алька начинает злиться на него:
— Откуда я знаю?
— Вы не знаете, я не знаю, как же тогда быть?
Алька молчит.
— Как вас зовут? — спрашивает он.
— Алевтина.
— А меня Виктор.
Алька боится, что он будет называть ее Алевтиной, и еще раз говорит:
— А меня Аля.
В темноте падают редкие пушинки. Первый снег.
— Вот и зима, — говорит Виктор, — вы любите зиму?
— Люблю, — отвечает Алька, — и зиму, и лето, и весну, и осень — все люблю.
— Это правильно, — говорит Виктор, — а вот я люблю лето.
— А еще что вы любите?
— Много еще кой-чего.
— А кто ваш любимый герой?
Алька понимает, что про героя сказала зря, но назад не воротишь.
— Ну, например, у некоторых мальчишек герой Печорин, — объясняет она.
— У мальчишек… Я уже три года работаю.
— А я второй, — говорит Алька, — летом опять буду в институт сдавать.
— В какой?
— В педагогический.
— Сдадите, — говорит он, — позанимаетесь и сдадите. А у вас есть любимый герой?
— Нет. Я про Онегина сейчас думаю. В школе не думала, а сейчас думаю. У нас на подготовительных литературу профессор преподает.
— Ну и как вы про Онегина думаете?
— Белинский считает, что он страдал. Я этого не понимаю. Молодой, богатый, красивый, безделье его заело. Я не верю, что виновата эпоха. Просто он был равнодушный к людям.
Они идут какое-то время молча. Потом Виктор говорит:
— Давайте встретимся.
Алька поворачивает к нему голову и серьезно спрашивает:
— А зачем?
— Ну просто так встретимся, поговорим об Онегине. В субботу, в половине восьмого? А?
— Ладно, — соглашается Алька, — давайте встретимся.
Виктор достает блокнот, записывает ее телефон и говорит на прощанье:
— А в институт вы точно поступите.
Дома Алька никому ничего не говорит. Молча ест на кухне. Молча проходит мимо Зинаиды в комнату. Мать спрашивает:
— Ты что такая?
— Устала, — отвечает Алька.
Мать смотрит на