Как было — не будет - Римма Михайловна Коваленко

Нинка онемела, глаза вытаращила и слова в ответ не нашла. Только когда Стефания была уже за дверью, Нинка опомнилась, закричала во всю грудь:

— Я что? Краду? У меня ревизия каждых три месяца. Я в герои не лезу. Уток мешками начальству не таскаю…

Это были пустые и запоздалые слова. Стефания их не слыхала. Стояла на крыльце, недовольствуя собой, смотрела на лыжи.

Лыжи так и остались у крыльца. Стефания вскинула на спину рюкзак, выставила вперед плечо навстречу ветру и пошла узкой тропкой, ведущей к автобазе, в обход сельской улице. Шла прямая и суровая, похожая на солдата, отставшего в метель от своего строя. Шла и думала о том, что приедет через три дня Юлька и что надо к ее приезду вытрусить перины и выскоблить полы. У Юльки, как всегда, не будет денег, и надо успеть до четверга в район, снять с книжки рублей двести.

Юлька была ее единственная боль и тревога. Не такая дочка должна была быть у Стефании, ничего от ее рода не взяла. Что доверчивостью, что легкостью — вся в отца, в его породу. Училась хорошо и видом выделялась — не сказать, чтобы писаная красавица, а только с другой не перепутаешь. Фигура — хворостиночка, волосы шапкой в редкое кольцо, и все на лице ровненькое, приветливое. Учительницы любили, девчата наперебой в дружбу набивались, а парни сторонились. Вроде как чувствовали, что не здешняя она жительница, другое ей место на роду написано.

* * *

Приехала Юлька в четверг, в полдень. Увидела ее Стефания из окна, и сердце упало. Шла Юлька по стежке в глубоком снегу не одна, следом за ней вышагивал с чемоданом новый муж, Гена. Год назад по этой тропке шла с одним, теперь — с другим. Как сказала продавщица Нинка: «Опять с новым мужем…» «Ой, Юлька, Юлька, — закачалась от горя Стефания, — что же ты свой позор да на мою голову». И деваться некуда: не прогонишь, не откупишься. Горе молотком било по голове, а двое на стежке были уже совсем близко. Юлькины щеки пылают морозом, вся светится, улыбается.

— Мамочка моя! — закричала с порога Юлька, кинулась, обняла, чуть не сбила с ног Стефанию. Трясла, целовала, приговаривала: — Ты моя красавица, ты моя начальница, ты мой цветочек ненаглядный.

Не умела плакать Стефания ни в радости, ни в горе, а тут всхлипнула, сердце разжалось, и соленые слезы поплыли по лицу.

— Раздевайтесь, замерзли в дороге, — сказала она Юлькиному новому мужу, вытерла ладонями лицо и отошла в сторону. А Юлька с дороги, с радости не видела мучений матери. Раскрыла чемодан, вытащила посадский большой платок в алых розах, набросила его Стефании на плечи.

— Такие платки теперь, мамочка, самые модные.

Завалила стол свертками, бутылку шампанского посреди поставила.

Стефания отошла в угол, села в кресло, и вдруг страшная усталость разлилась по телу: «Да живите вы как хотите, женитесь — разженитесь, ничего я тут переменить не могу». Поглядела на гостя, вспомнила зятя Сережу, первого Юлькиного мужа, и слезы подступили к глазам. Какой человек был: спокойный, непьющий, никогда слова пустого не скажет. Родился бы ребенок, и все бы у них было ладно, как у людей. Юлька при нем тоже была тихая, спокойная. Да она и от рождения характера негромкого. Никогда не видела ее такой, как сегодня, Стефания. Чем же этот ее взвихрил, чем зажег, что она всю свою жизнь перевернула, про пересуды сельские забыла, явилась среди бела дня и еще радуется, будто это и не позор вовсе.

С другой стороны, Юлька хоть и с тихим характером родилась, но всегда свою жизнь понимала как свою. Еще в четвертом классе втемяшила в голову — буду художником. Ну будешь и будешь, кто из детей чего себе не придумывал. Карандаши цветные и краски ценой невысокие — рисуй себе, если нравится. Газеты стенные рисовала, подружкам на память картинки разные. В Художественный институт после школы поехала поступать и конечно же не поступила. Да и как поступишь, когда там экзамены по рисунку, живописи, по какой-то композиции. И каждый экзамен, чтоб поступить, надо было сдать на пятерку. «Да, если по всем этим предметам пятерки, — расстроилась Стефания, — так чему ж там еще учиться пять лет? На экзамене надо способность к художеству разглядеть, а уж потом человека в институте учить, чтобы на пятерку все умел». Она это сказала директору института. Не поленилась, поехала. Вошла в кабинет решительная, с Золотой Звездочкой на кофте. Директор вызвал секретаршу, попросил принести Юлькины работы. Разложил их на полу, сказал задумчиво: «Цвет чувствует, но школы никакой».

— Деревенская школа, — уточнила Стефания, — такая школа, что хоть на трактор, хоть на ферму, а вот в художники ходу нет.

Юльку приняли кандидатом. С условием: сдаст первую сессию — зачислят в студентки.

Стефания не утерпела, приехала в город, когда дочка сдавала первую сессию. Сняла койку в гостинице, сама себе сказала: «Подкормлю ее, подмогу, чем могу».

После сессии зачислили Юльку в институт. Стефания вернулась домой осунувшаяся, по виду и не подумаешь, что с радостью вернулась. Купила в магазине вина, закусок и направилась к дому Федора. По знакомой тропке, к знакомой калитке. Федор не ждал ее, уже лет семь как не встречались они, еле-еле, через силу здоровались.

— Будь здоров, Федор, — сказала она ему, — впустишь или уже до смерти врагами будем?

— Входи, — ответил Федор, — а враг у тебя один. Ты сама себе враг, других нету.

Она вошла в дом, вдохнула родной запах старого жилья, развязала шаль.

— Вот, Федор, какая я. Ты бы первый не пришел, не поклонился.

— Не пришел бы, — подтвердил Федор, — да и ты бы не пришла. Видать, большую радость из города привезла. Юльку в институт устроила?

— Рад?

— Чего говорить, конечно, рад. Только по себе ли она дерево собралась свалить?

— По себе, — уверила его Стефания, — по себе. Хоть и пошла она в тебя, но это больше обличьем. Есть у нее и мое. Куда ж мое девалось, если я ей мать.

Юлька родилась у Стефании поздно, когда ей было за тридцать. Они с Федором уже и думать не думали, что будут у них дети, а тут возьми и родись девочка. Стефании вспомнились слова матери: «Хотела я тебя Юлией назвать, да покойный твой отец не дал. Любил меня, другого имени, кроме Стефании, знать не хотел». В память матери назвала Стефания дочь Юлькой. Федор не