Тропа пьяного матроса - Владимир Михайлович Гвановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день приехал Пол, крепкий ирландец лет сорока пяти, и тут же завладел вниманием всего лагеря. В отличие от американских и некоторых английских преподавателей, пытавшихся улыбаться всегда, даже когда они раздражены или подавлены, Пол вёл себя совершенно естественно — бывал и мрачен, и зол, не пытаясь скрывать эмоции. Он, в числе немногих, здоровался при встрече за руку, постоянно угощал меня сигаретами Marlboro, которые, несмотря на замечания директора, курил прямо у крыльца и даже, о ужас, мог приобнять ребёнка, положить ему руку на плечо. Он сразу оценил внешность всех девушек-вожатых и, похоже, положил глаз на некоторых. Позже мои догадки подтвердились — девушки рассказывали Тоне о повышенном внимании со стороны Пола. Про нас с Тоней он понял всё мгновенно, хотя мы пытались скрывать от лагеря свои отношения: улыбаясь, посмотрел на меня в упор, потом скосил взгляд на Тоню и, слегка приподняв к груди руку, показал мне большой палец. С моей подругой Пол вёл себя в высшей степени деликатно. А ещё он знал русский и украинский языки, причём и весьма неплохо! Это казалось удивительным — ведь англичане, жившие в Киеве годами, работая в образовательном проекте, и не собирались учить языки — они знали в лучшем случае десяток слов. В тот же день мы с Полом договорились сделать совместный музыкальный номер — исполнить вдвоём песню, в которой я пел бы по-русски, а мой новый друг — по-английски. Мы быстро нашли подходящую песню, которую и исполнили тем же вечером перед всем лагерем под гитару.
Мой поезд едет в Стамбyл —
Yeto cool.
Hо денег нет на обед —
Yeto bad.
Кто мне покажет стpиптиз —
Tomu kiss!
А кто покажет кyлак —
Tomu fuck!
Когда повсюдy ты свой —
Yeto joy.
Когда ты всюдy один —
Yeto splin.
Когда никто не звонит —
Yeto sheet…
Когда вокpyг всё не так —
Yeto fuck!
Давай, лама, давай,
Давай откpывай свой англо-pyсский словаpь!
Джек с каменным лицом ушёл прочь с площадки во время исполнения песни.
С вероломным прибытием Пола среди педагогов и вожатых наметился раскол в отношении к скаутам. Большинство старалось не только держать дистанцию с подростками 13–16 лет — похоже, им начало нравиться унижать их проверками, задирать по мелочам. Девочки жаловались, что Джек без стука заходил в их комнату после отбоя, когда они раздевались ко сну. У Шурика с Андреем постоянно рылись в вещах — искали сигареты и алкоголь. Во многих украинских лагерях происходило подобное — но скауты никак не могли привыкнуть к тому, что прошлым летом всё было можно и никто не наказывал, а в этом году всё запретили. Вторая группа сочувствовала подросткам: это были Майк, Пол, Оксана и мы с Тоней. Хуже всего пришлось Андрею — Джек возненавидел его с первого дня смены. Андрей отлично язвил по-английски, отпускал шуточки по поводу порядков в лагере, передразнивал Джека. Он постоянно оказывался в списках тех, кому запрещали выход на дополнительные мероприятия — на экскурсию, на прогулку в горы. Однажды я заметил чёрный джип прямо у крыльца — это было странно, частным машинам не позволяли парковаться у входа. Потом из дверей здания вышел бледный Андрей, рядом с ним шёл Джек и несколько незнакомых бритых наголо мужчин. Бритые что-то напоследок сказали Андрею, пожали руку Джеку и уехали. Я зашёл в комнату Андрея.
— Андрей, что это был за цирк?
— Сука, он позвал бандитов, чтоб меня запугать. Сказал, что это его крымские друзья, и хоть он по правилам лагеря не может притронуться ко мне, они — могут. Бритоголовые грозились забрать меня на джипе и поговорить в другом месте. Вадим, я ведь ничего не делал! Ничего не украл, не сломал, никого не ударил, к девочкам под юбки не лез. Ну, поязвил немного, покурил, пиво мы пили — что такого?
Стало очень противно. Образ интернационального летнего лагеря, директор которого — саксофонист и улыбака, рушился.
На следующий день мы собрались на веранде: Пол мелом на доске писал распорядок на день. До обеда я должен был вести группу в Форос за покупками, а Тоня — играть в волейбол. В списке послеобеденных мероприятий мы с Тоней своих имён не нашли.
— Paul, what about my second work-time?
— Oh, Vadim, this is your free time, — улыбнулся Пол и подмигнул Тоне, — Аnd your free time too!
Мы переглянулись.
Невероятно — после обеда мы оба свободны, до самого вечера. Спасибо, Пол!
Десять минут на то, чтобы забежать в домик, — и вот мы вышли за калитку, направляясь на дикий пляж. На Тоне короткое белое платье в синий горошек и коричневые кожаные сандалии. Мы находим камень, с которого легко спуститься в воду.
— Эй, Тоня, тут же никого нет — зачем ты надеваешь купальник?
— Вадик, ну одно дело ночью, но днём… Я стесняюсь. Прыгай со мной!
Я прыгнул солдатиком — сразу за камнем начиналась глубина, и окатил Тоню снопом брызг.
— А тебе понравилось это ощущение — купаться без ничего?
— Да, это очень приятно. Но вдруг кто увидит?
— Ты ведь уже зашла в воду — и никто не сможет подглядеть. Ты не против, если я его сейчас с тебя сниму?
— Хорошо, снимай, но не убирай далеко — я потом надену.
Я снял в воде с Тони синий купальник и с размаху закинул его на хилый приморский кустик.
— Ну вот что ты сделал? Она посмотрела укоризненно. И кто мы с тобой после этого?
— Нудисты.
— Нудииисты, — протяжно сказала она и улыбнулась.
Мы долго плескались в чистой воде, ныряли до дна — нужно было обязательно вынырнуть с камнем или водорослями, чтобы доказать,
