Кузнец (СИ) - Бляхер Леонид Ефимович

– Все ли ладно, казачки? Всем ли довольны?

– Да, всем мы довольны, атаман-батюшка – отвечают станичники, – Земля добрая, лесу много, рыба сама из реки выпрыгивает. Одна у нас беда. Нам бы баб сто!

Так и пошло.

Ничего, есть у меня думка. Только это на потом. Сейчас живу бы остаться. Все-таки до моей смерти осталось три-четыре года. Богдойцы с их «ивовым палисадом», крепостями и гарнизонами никуда не делись. А за усы мы их подергали изрядно. Конечно, новые пушки сильно смещают баланс в нашу пользу, но не окончательно. Если что, просто массой богдойцы завалят. А нам нужен мир. Причем, не с позиции слабых.

Я опять вспомнил про гатлинг. Ну, не совсем гатлинг. Он все же требует и производственной базы на уровне США 60-х годов XIX века, но некоторый, усовершенствованный вариант многоствольной картечницы был бы очень неплох. Проблема была в том, что в реальной картечнице Гатлинга использовался унитарный патрон с капсюлем. Сделать экземпляр унитарного патрона я бы смог. Но с одного патрона толку нет. Там, если все нормально, скорострельность 200 выстрелов в минуту даже на механической тяге. Другой пока нет. А наделать десятки и сотни тысяч патронов в наших мастерских, просто не выйдет. Пока я обсказал идею своим парням из КБ. Они загорелись, обещали подумать. Ведь не бог весть какая новация. Многоствольные картечницы делали уже с XV столетия. Даже среди пищалей, захваченных под Очаном, были многоствольные конструкции. Но пока – это дело будущего, желательно не особенно дальнего.

Сейчас же одно из самых крутых моих достижений, после пушек, конечно, было создание разведки. В основу ее и вошли мои люди в разных местах. Те, кого я оставил в свое время, да подарками не обижал. Во главе разведки поставил я Смоляного. Ну, как разведки. Скорее, агентуры во враждебной среде. Таких сред у меня было три. По степени опасности самой далекой и наименее опасной была среда придворная, московская. Во-первых, далеко это очень. Пока кто-то оттуда доберется, можно зачать, родить и еще раз зачать. Тем более, за стольным градом внимательно следит Хабаров, с которым мы постоянно письмами обмениваемся. Он пишет, что там началась большая война с ляхами. Значит, всем и вовсе не до нас. Оно и лучше. Про войну я помнил.

С Речью Посполитой, а особенно с ее частью, с Литвой, у России издавна были сложные отношения. Хоть и родня, а не дружная. То за земли дерутся, то за честь спорят. В Смутное время отошел к ляхам город Смоленск с землями. Отошли Чернигов и Новгород-Северский. Много земель оттяпали шведы, разорив дотла Великий Новгород. Но сейчас в Речи Посполитой нестроение. Король реформы затеял. Паны его не поддержали. А тут еще и казачки Запорожские восстали, шведы на побережье высадились. Тут сам Бог велел Смоленск попробовать назад отбить. Потому и не пришла помощь из столицы. Все на Смоленск пошло. Мы же государю Алексею Михайловичу интересны только как источник денег и пушнины. Пушнина – тоже деньги. На нее покупают оружие, порох, наемников в полки иноземного строя.

Правда, в последние годы будущие США нам подгадили. Англичане оттуда стали меха возить, цены и упали. Оттого и слали отряды на Юг сибирские воеводы. Очень из Москвы хотелось к китайской торговле приобщиться, чтобы выпавшие доходы из казны восполнить. Ладно, будут им доходы. Посмотрел я на записи того времени. Ясак там со всего воеводства шел, если деньгами, меньше тысячи рублей. Правда, это то, что здесь платили. Если брать цены в Европе, то смело умножай на сто.

Вторая, более опасная среда, Якутск и Ленское воеводство. Тут все плохо, но стабильно. Лодыженский сердится, но сделать ничего не может. Только мелко гадить. Послухов у него здесь нет. Отслеживаем это дело. А мелко гадить он будет, как бы я не прогибался. Тут, главное, знать заранее, откуда пакость ждать. Вот давний кабальный, выкупленный мною, ставший доверенным лицом, мне такую инфу и подгонял. Каждый караван с ясаком, каждая ватага переселенцев привозила от него весточку. В принципе, для родовитого человека Якутск не особенно приятное назначение. Пока там, у царского престола чины и места делят, он сидит на краю света, причем, не при делах. Может, еще и поэтому злится Лодыженский.

Самой сложной и самой важной задачей были богдойцы. Вести с земли за рекой Бурея, что на местном языке значит «река», то есть со среднего и нижнего Амура доставляли бирары, часть которых продолжала жить в верховьях Биры и Буреи. Вот с крепостью по Сунгари было хуже. Выход подсказал даурский князь Туранчи, в очередной раз приехав в гости, пожрать и попить на халяву. Оказалось, что мои дауры продолжают торговать с богдойцами, водят к ним караваны, даже отдают малую дань, ссылаясь на то, что лоча (русские) все отобрали. Как говорят, ласковая теля двух маток сосет. Так я же не против. Узнав от изрядно набравшегося князя эту новость, я уже его трезвой ипостаси, предложил взять с собой пару специально подготовленных людей из дауров, живших в русских деревнях. В качестве агента пошел уже знакомый Ерден со своим братом. Теперь регулярно, раз в пару месяцев у меня была свежая информация от богдойцев. У меня же не Иноземный приказ, мне нужно точно знать, что у меня поблизости происходит.

И вести оттуда совсем не радовали. В маньчжурскую крепость в подчинение Шарходы была переброшена тысяча бойцов регулярной армии маньчжуров, поступили пушки и порох, пришел отряд наемных корейских стрелков с пусть фитильными, но ружьями. Из переселенных дючеров Шархода формировал вспомогательные войска, которых тоже набралось больше трех тысяч. Старый полководец, чья карьера началась еще при принце Доргоне, без торопливости слаживал силы, строил, теперь уже в глубине территории новый флот, до которого мне добраться было почти невозможно.

Стоило ждать скорого наступления. Еще год и все станет серьезно. Следующая весть еще более ускорила события. В крепость прибыл чиновник из «совета войны», что-то типа современного министерства обороны с еще одной тысячей воинов «знаменной армии». Был он молод, но амбициозен и важен. Он потребовал от Шарходы немедленного выступления и наказания лоча, приведения их к покорности.

Тот возражал, что ни войско, ни обоз, ни флот не готовы, да и выступать зимой – не самая лучшая затея. Столичный чиновник согласился только с последним соображением. Старый полководец понимал, что огненного принца уже нет, а его племянник, Сын Неба, гораздо охотнее слушает льстецов, нежели полководцев, евнухов, а не воинов. Но бросать в бой не вполне готовое войско он был категорически не готов. Русские показали себя сильными бойцами. Потому и злило опытного князя-наместника, именно этот титул носил Шархода, полное пренебрежение и противником, и просто доводами разума.

Еще неприятнее были молодые маньчжуры из столицы, забывшие о воинском искусстве, но прекрасно чувствовавшие себя во дворце Сына Неба, полном интриг и злобы. Даже Ерден поражался поведению этих «военачальников», разъезжающих пьяными по городу, оскорбляющих воинов, орущих ночью грубые песни. По мне, это был бы оптимальный вариант. Заманить всю маньчжурскую армию, не готовую к бою, в засаду и перебить ее пушками. Но не все коту масленица.

Последняя весточка была о том, что Шархода все же дал разрешение на поход. Но только тысяче, которая пришла из Пекина и тем из дючеров, которые захотят к ней присоединиться. Это значило, что весной стоит ждать гостей.

Глава 4. Кумарская битва

Ветреный, морозный февраль. Амур и впадающая в него речка Кумара стоят подо льдом. У берега лед много раз взорван поздними оттепелями, громоздится торосами, сверху укрытыми снежными шапками. Прежний даурский городок стоял на острове. Там же поставил зимовье Хабаров. Мне было нужно полностью перекрыть ущелье. Потому и крепость была перенесена на другой берег. На сопке, которой заканчивался проход и стоял теперь Кумарский острог-крепость. Поскольку пока на реке мы монополисты, ждать врага стоит здесь. Строили острог уже больше полугода со всем тщанием. На раскатах стояли пять пушек, полностью простреливающих ущелье. До самого недавнего времени стояло здесь только два сторожевых десятка, хотя казарма вмещала намного больше. Загодя свозились припасы, топливо, порох, свинец, новые ядра для пушек. Сегодня по амурскому льду в крепость вошел отряд из четырех сотен казаков. С собой они затаскивали еще две пушки. Теперь пушек было семь. В огромных казармах топилась только одна печь, хотя в каждой их было по три. Я, Макар и Трофим заняли небольшую «воеводскую избу» возле складов с припасами. Если казармы были плохо протоплены, то изба промерзла совсем. Попытались протопить. Долго не решались даже снять тулуп и валенки. Было бы, я б еще чего-нибудь на себя натянул.