Отрицание ночи - Дельфин де Виган

Люсиль всегда любила гулять по Парижу, осматривать разные кварталы, останавливаться в кафешках, чтобы выпить стакан соку или чашку горячего шоколада, а потом снова пуститься в дорогу, идти вперед, все дальше и дальше, практически пьянея от усталости. Мы с Манон избороздилитысячи дорог благодаря Люсиль и с ней за компанию.

Я помню тихое время, но даже в лучшую пору глаза Люсиль могли засиять и внезапно потухнуть – из-за плохой погоды, из-за дождя, из-за неловко сказанного слова. И тогда Люсиль замыкалась в себе или злилась. Мы знали, насколько нестабильно ее состояние, насколько оно зависит от дозы лекарства, насколько хрупкий мир у нас перед глазами. Однако Люсиль по-своему боролась, по-своему присутствовала в нашей жизни, не вмешиваясь в нее, но ценя ее. Период затишья позволял нам собраться с силами.

Тем не менее два шага вперед – один назад, и новой вспышкой боли и чувства вины Люсиль вдребезги разбила мечту о нашей нормальной семейной жизни «после грозы».

Люсиль снова стала пить.

Манон это поняла, вернувшись после каникул. Когда Манон попыталась поставить вопрос ребром, Люсиль справедливо заявила, что ей сорок лет, у нее нет друзей, нет любовников, на работе она подыхает от скуки, а потому имеет право так или иначе сбегать от реальности. Люсиль от нас ничего не скрывала – напротив, провоцировала, как только могла: откупоривала бутылки пива у нас на глазах одну за другой и приклеивала в туалете вырезку из газеты о вреде снотворного рогипнола, если его смешивать с алкоголем. Рогипнол мама принимала много лет. Сперва мамино поведение казалось мне криком о помощи – она будто не хотела от нас отдаляться, смотреть, как мы взрослеем вдали от нее, пыталась привлечь к себе внимание. В течение нескольких недель Манон держала меня в курсе того, как меняется мамино поведение. Люсиль хитрила, «играла в загадки», вновь от нас ускользала. Люсиль воображала, что окружающие ее люди строят против нее страшные заговоры, смеются над ней, хотят ее обокрасть и убить. Мама даже несколько раз утверждала, будто на кухне кто-то постоянно включает газ. Затем обвинила Манон в употреблении наркотиков, выгнала из дому и отправила к Габриелю.

По экономическим причинам издательство сократило штат сотрудников, и Люсиль вылетела вместе с другими семнадцатью служащими. Тоска заливала маме глаза.

В состоянии крайней болезненной возбужденности, агрессивная и мрачная Люсиль множила легенды о своей личной жизни, выдумывала, будто ходит на свидания и участвует в неких загадочных проектах, о которых нельзя сболтнуть лишнего, но которые вскоре позволят ей выехать из квартиры и осыпать родственников дорогостоящими подарками. Спустя несколько дней Люсиль решила подарить все свое имущество (мебель, одежду, технику) благотворительной организации «Emmaüs». Да, Люсиль была по уши в дерьме. От ее подруги мы узнали, что Люсиль собиралась ограбить Музей романтической жизни и присвоить себе драгоценности Жорж Санд. Мама отказалась встретиться с Лианой, которая регулярно ее навещала, и послала подальше всех, кто хотел помочь.

Люсиль исчезла из поля зрения – я никак не могла с ней связаться. Наконец, она назначила мне встречу в «Кафе дю Коммерс», где объяснила, что отныне контролирует все электронные базы издательства «Арман Колен», то есть отныне ей достаточно нажать на кнопку, чтобы спровоцировать невероятные потрясающие события. Жизнь Люсиль превратилась в аппарат контроля над вселенной. Порой, конечно, система давала сбои, тогда Люсиль смотрела на мигающую панель и настраивала ее заново.

– И не о чем тут беспокоиться, ведь я прекратила пить таблетки, – призналась мама. – Так что это – не побочный эффект медикаментов.

Мама больше не могла существовать подобно овощу, она больше не хотела нейролептиков, она хотела проживатькаждый день.

Спустя несколько дней Люсиль сообщила мне по телефону, что намеревается снять комнату, но адрес не дала. Жюстин и Виолетта планировали подкараулить маму и убедить в необходимости госпитализации, однако отыскать Люсиль оказалось не так-то просто.

По случайности (которая всегда имеет причину) я в этот момент подхватила опасную, быстро развивающуюся инфекцию, и однажды октябрьским утром «Скорая помощь» доставила меня в больницу Бусико. Болезнь затронула печень, я пожелтела и чувствовала дикую слабость. Буквально парализованная болью, я обратилась за помощью не к Люсиль – мама гонялась по четырнадцатому округу за каким-то бродягой, в которого влюбилась до потери памяти, – а к Беренис, сестре Габриеля, которая обычно встречала нас с Манон после зубного. Именно Беренис вызвала «Скорую» и спасла меня.

Вечером того же дня или на следующий день (не помню) ко мне в палату ворвалась Люсиль – разгневанная и взволнованная. Виолетту, которая зашла меня навестить, мама выставила из палаты с криками, оскорблениями и упреками. Тетя боялась оставлять меня наедине с безумной Люсиль – мама обвиняла меня, говорила:

– Давай, давай, устраивай мне цирк, вызывай «Скорую помощь», требуй капельниц и внимания!

А затем занесла руку, чтобы дать мне пощечину, но в последний момент одумалась. Рука застыла в воздухе.

Я отказывалась говорить. Я едва могла пошевелить пальцем. Я хотела, чтобы меня уважали, я хотела, чтобы меня оставили в покое, забыли меня, я хотела сбежать с поля битвы Люсиль. Больница в какой-то степени обеспечивала мне покой, нейтральное защищенное пространство, возможность укрытия.

Прикованная к постели, пристегнутая к капельнице со слоновьей дозой антибиотиков, я смотрела на раскрасневшуюся Люсиль, которая бегала по палате, словно бык по арене, пыхтела, кричала, разыгрывала драму. Все происходящее действительно напоминало мне то драму, то фарс.

Обозленная, ненавидящая, с выпученными глазами, с пачкой сигарет в руке, Люсиль вылетела из палаты точь-в-точь, как и появилась в ней, напоследок больно огрев меня презрительным «маленькая сучка».

Виолетта вернулась ко мне после ухода Люсиль, с которой она столкнулась на лестнице и которая совершенно безосновательно обозвала ее «несчастной жирдяйкой».

Люсиль навещала меня несколько раз и выглядела все более больной. Она подарила мне репродукцию (пластмассовую) «Танцовщицы» Дега, якобы проданную дирекцией Лувра ей лично в руки. Я обязалась поставить «картину» на телевизор. Для Манон мама купила статуэтку египетского кота якобы работы мастера 300 года до н. э. Люсиль бесконечно перечисляла подарки, которыми завалит нас благодаря выходному пособию и загадочному проекту. Мне Люсиль поведала о Грэхэме Харди, своем скрипаче-алкоголике, который жил в одном из последних скватов (незаконно заселенных бездомными пустых домов) четырнадцатого округа, между улицей Запада и улицей Герговии. Грэхэм происходил из древнего шотландского рода, обожал музыку, играл в метро; и, по одной из версий, сбежал из Шотландии после того, как убил человека.

За несколько посещений Люсиль успела принести мне массу ненужных предметов: она освобождала квартиру. Я позволила ей завалить мою постель бумагами, коробками и прочим хламом.

Однажды вечером в полном отчаянии я позвонила Жюстин, потом Виолетте, у которых хватало собственных проблем, печалей и забот и которые совершенно не горели желанием снова вязать Люсиль по рукам и ногам и тащить в лечебницу. В ответ на молчание на другом конце провода я кричала, что больше не вынесу, что я устала, что мне двадцать один год и я отказываюсь бороться в одиночестве. В результате мы договорились, что проще всего скрутить Люсиль у меня в палате. Не могу сказать, что перед операцией, которая мне предстояла, я жаждала маминых истерик и воплей, но выбора не было, этот факт отсутствовал.

На следующий день Люсиль возникла в моей комнате в десять утра, бледная как смерть. У нее начались судороги и бред. Я напомнила ей о том, что все визиты запрещены до часу дня и попросила вернуться после полудня. Люсиль согласилась, но сперва вывалила на мою кровать и на пол кучу барахла: пульверизатор для опрыскивания растений, бонсай Манон, множество старых плюшевых игрушек, игральные карты, гадальные карты и прочую ерунду. У Люсиль вещи аж вываливались из карманов. Мама объявила мне, что теперь у нее море денег, тридцать тысяч франков чистыми – заплатили за взрыв электростанции. Об исключительных способностях Люсиль узнала компания Макинтош и тут же предложила маме прибыльную серьезную работу. Люсиль пообещала рассказать о подробностях позже, а я немедля предупредила Жюстин.

После визита Люсиль я чувствовала себя ужасно. Вскоре приехала Жюстин. Вместе мы со страхом ждали момента, когда мама откроет дверь и попадется в нашу ловушку. Снова я поступила как предательница.