Боль (ЛП) - Сузума Табита

— Я уже лег, — быстро выкрикивает он. — Мне завтра рано вставать.

— Матео, открой сейчас же или я позову твоего отца.

— Подожди! Не надо, мам… — Он откидывает одеяло, натягивает футболку и идет через всю комнату. Стоит ему повернуть замок, как дверь тут же распахивается. В поисках безопасности он ретируется к кровати и придвигается к спинке, ссутулившись и подтянув колени к груди. С резким металлическим щелчком мама захлопывает за собой дверь, включает свет и, помедлив, подходит к нижнему углу кровати. От нее пахнет дорогими духами и красным вином. Волосы собраны в замысловатый шиньон, по подведенным черным глазам и темно-красной помаде можно судить, что она только что вернулась с вечернего приема. В черном платье без рукавов, украшенном блестками, шифоновом шарфе бордового цвета и туфлях на семисантиметровых каблуках она выглядит в его комнате нелепо и неуместно. Он даже не помнит, когда в последний раз она бывала здесь. С растущим недовольством и нахмуренными бровями она осматривает разбросанные по полу вещи и скопившиеся на прикроватной тумбочке пустые кофейные чашки. В конце концов, ее блуждающий взгляд останавливается на нем, и он с внезапной болью осознает, что давно не мылся, а на нем мятая футболка. Он прижимается спиной к стене, жалея, что та не может проглотить его, и начинает ковырять ниточку на колене своих пижамных штанов, избегая маминого взгляда.

— Итак, что происходит? — Как и всегда она резка, кратка и говорит по существу. Но, несмотря на грубый тон, он слышит в нем что-то еще — нотку искренней озабоченности. Она вот-вот прорвется сквозь тонкий пузырь, которым он отгородил себя от всего остального мира.

— Ничего, я просто устал. Хотел лечь пораньше! — Но голос у него дрожит и выдает его попытку защититься вопреки видимому спокойствию.

Мама торопливо выдыхает.

— Консуэла говорит, что ты сидишь в своей комнате с выходных. Она переживает, что ты ничего не ешь.

— Ну, если только она переживает, то можешь сказать ей, что она зря тратит силы.

— Матео, прекрати. Я вообще-то тоже переживаю. Мы оба с твоим отцом, особенно после того, что произошло за завтраком в субботу.

— Ах, так значит, отец послал тебя наверх убедиться, что я действительно не планирую бросать прыжки?

Пытаясь подавить раздражение, она поджимает накрашенные губы, но глаза выдают ее с головой.

— Он переживает из-за этого в том числе, — отвечает она.

— Он пришел в ярость?

— Немного — ты же знаешь его. Да и Перес предупреждал нас, что у тебя может настать период, когда ты не захочешь прыгать после того ужасного случая. Но ты не должен поддаваться этому чувству. Прыжки всегда были огромной частью твоей жизни. Как можно забыть и выбросить всю ту упорную работу и тренировки, все те жертвы, на которые мы пошли? На которые ты пошел? Что происходит, Матео?

Он не может посмотреть на нее. Не может ответить.

— Я знаю, что отец давит на тебя — он очень амбициозный по отношению к тебе, мы оба, — как ни в чем не бывало продолжает мама. — Ты обладаешь исключительным талантом, и мы не хотим, чтобы он пропал даром. Хочешь — верь, хочешь — нет, но мы хотим для тебя только лучшего. Да, понимаю, в детстве отец слишком сильно на тебя давил, особенно когда ты боялся делать новый прыжок. Но это лишь потому, что он видел, насколько ты талантлив и любишь побеждать! Последние несколько лет тебе позволили тренироваться с Пересом по своему собственному расписанию. И отец уважает твой выбор. Тем не менее, ты тренировался усерднее обычного, пока несколько недель назад что-то не изменилось.

— И что? Люди меняются. Я ныряю большую часть своей жизни. Может, теперь я хочу заниматься чем-то другим!

— Но все это так неожиданно, — говорит она, осторожно подбирая слова. — Что на тебя повлияло? Всего несколько недель назад в тебе ощущался привычный соревновательный дух. Ты был так взволнован предстоящими Олимпийскими играми. А теперь, ни с того ни с сего, даже несмотря на выигранную в Брайтоне медаль, ты все время сказываешься больным. Перес сказал, что у тебя на трамплине случилась паническая атака, и поэтому ты ударился головой…

— У меня не было панической атаки. Это был несчастный случай!

— Ладно. — Его мама раздраженно вздыхает. — Я пришла сюда не спорить. Я лишь хочу сказать, что мы с отцом очень переживаем за тебя. Ты явно из-за чего-то расстроен. Консуэла говорит, ты уже третий раз за месяц вот так запираешься в своей комнате. Твои друзья обрывают телефон. А ты отказываешься с ними разговаривать. Даже Лоик кажется обеспокоенным…

— Что он говорит?

— Ничего. Но он постоянно спрашивает, где ты. Консуэла говорит, что ты плохо ешь, да и я в субботу заметила, как ты сильно похудел — с тебя практически спадали джинсы. И ты выглядишь так, будто не спал неделю.

— Я же сказал, что просто устал…

— Ты точно чем-то расстроен.

Он вздрагивает и чувствует, как к щекам приливает кровь. Вытянув еще одну ниточку из штанов, он начинает расковыривать дырку, образовавшуюся над коленом. — Я не… Это не… — У него дрожит голос, так что ему приходится сделать вдох, чтобы успокоиться.

Молчание. Тяжелое и мрачное, оно повисает между ними. Спустя какое-то время мама пытается снова заговорить:

— Ты переживаешь из-за того, что получил травму во время тренировки?

— Нет.

— Из-за такого удара головой может возникать страх.

— Дело не в этом.

Мама чуть придвигается и тянется к его руке.

— Chéri, ну что случилось?

На мгновение он представляет, как все рассказывает ей. Скидывает с плеч омерзительное бремя и кричит на нее, требует ответа: почему она никогда не присматривала за ним, почему всегда отпускала его на соревнования, в том числе за рубеж, с Пересом и отцом, почему сама не приходила — если не поддержать его, то хотя бы защитить, позаботиться о нем, убедиться, что ничего не случится. Но он понимает, что все это бесполезно. Поэтому лишь качает головой и отводит взгляд.

— Ты не хочешь со мной говорить? — в ее голосе слышится боль.

— Нет… это не так. Мне просто нечего сказать. Я не говорю, что хочу бросить прыжки навсегда. Может, мне просто нужен перерыв и новый тренер.

— Хорошо, это твое решение. Но почему сейчас? Почему ты вдруг ополчился на Переса?

— Да просто он чертов маньяк, понимаешь? Он знал, что я еще не готов выполнять тот прыжок, но продолжал давить и давить! — Его голос внезапно срывается на крик, и мама удивленно вздрагивает.

— Но он тренирует тебя уже почти шесть лет. Он считается лучшим в стране. Вот почему мы отправили тебя к нему. Он воспринимает тебя как сына, которого у него никогда не было. Он по-настоящему заботится о тебе, Матео. Он уверен, что на Олимпиаде ты выступишь очень хорошо, и поэтому всегда уделяет тебе времени намного больше, чем другим членам команды…

— А может быть, мне не нужно это время! — неожиданно выкрикивает Матео.

Его мама выглядит ошарашенной.

— Вы с Пересом поссорились?

— Нет… Не знаю. Меня просто тошнит от того, что мне постоянно говорят, что нужно делать.

Его мама расслабляется и глубоко вздыхает. Весь ее внешний вид говорит о том, как бы ей сейчас хотелось выпить бокал вина или выкурить сигарету.

— Возможно, тебе нужно отдохнуть, — наконец предлагает она. — Отпуск. Уехать на какое-то время.

Своими словами она вдруг привлекает его внимание. А это не такая уж плохая идея. Убраться отсюда — подальше от людей и воспоминаний. Убраться из этого дома, от его отца, Переса. Как бы ему хотелось уехать и больше никогда не возвращаться. Сбежать от этой жизни — омерзительных событий той единственной ночи, жалкой оболочки человека, которым он стал — и начать все заново.

— Почему бы тебе не провести недельку или больше со своим другом — тем, чей отец работает в Сити?

— Хьюго? — Он изумленно смотрит на нее. — Поехать на юг Франции с Хьюго и всеми остальными?

— Да, раньше тебе очень нравились такие поездки. Езжай и побудь с ними недельку, chéri. И как следует отдохни.