Время скорпионов - D.O.A.

Как всегда по вечерам, он нес Неззе, которому помогал в «коммерческой» деятельности, дневную выручку. Напрямую они ничем не торговали и выступали лишь как посредники. Контакты, заказы, оплаты. Ничего больше.

Кроме Неззы, Сесийон почти ни с кем не общался. Минимум взаимодействия с коллегами по официальной работе, отсутствие определенных друзей, никакой подружки, редкие вежливые беседы с некоторыми правоверными из мечети. Фанатик, живущий в аскезе в ожидании великой битвы. Его жизнь была тусклой и асоциальной. Он существовал лишь в своем мире, вдали от реальности.

Вроде Карима.

Феннек отвел глаза и осмотрелся. Было почти два часа ночи, и, кроме большой группы бомжей, приютившихся под путями метро, на бульваре не было ни одного прохожего. Эти клошары жили здесь, пьяные, шумные, злобные и задиристые. Регулярно вызываемой местными жителями полиции пока не удалось изгнать их, но она часто наезжала сюда для проверки. Пользы эти визиты не приносили никакой, зато сильно усложняли жизнь Карима. Два дня назад у него уже проверяли документы. К счастью, ни Джафар, ни Незза в этот момент не появились.

Воспоминание о происшествии навело агента на мысль о стратегическом отходе. Ему известно, что́ Сесийон сделает в ближайшие несколько минут: уйдет от Мессауди и вернется домой, к госпиталю Сен-Луи. Так что рисковать бессмысленно.

Феннек снова пересек бульвар Ла-Виллет и двинулся в сторону площади Колонель-Фабьен. Не успел он пройти и двадцати метров, как заметил свет.

Крошечную оранжевую точку, вскоре исчезнувшую.

Сигарета. Кто-то курил в темноте на переднем сиденье автомобиля, припаркованного среди других вдоль противоположного тротуара, под незажженным фонарем. Ничем не примечательная машина. Если бы не эта досадная привычка, ее и видно бы не было. Впереди сидели два неподвижных силуэта — курильщик и водитель.

Агент незаметно прибавил шаг. Выйдя на площадь, он свернул на улицу Луи-Блан и дошел до набережной Жемап. Там он двинулся направо вдоль канала Сен-Мартен, пробежал еще сотню метров и пересек паркинг многоквартирного дома, чтобы попасть в примыкающий к бульвару Ла-Виллет сквер Жан-Фальк. Там, в темноте, он, пригнувшись, осторожно подобрался поближе к автомобилю и наконец замер за какими-то деревьями.

Ждать.

Он видел вход в жилой массив Лепаж и машину. Она все еще была там с двумя своими пассажирами. Через двадцать минут из-за угла появился Джафар. Когда он приблизился к площади Колонель-Фабьен, из машины вышел курильщик и направился следом. Машина сразу тронулась, совершила полукруг, затем вернулась и тоже последовала за обращенным.

Карим, не шевелясь, наблюдал за этим маневром, пока машина не проехала мимо него. Сочтя расстояние между ним и автомобилем достаточным, агент покинул сквер и пошел за пешеходом, почти наступающим на пятки Джафару. Следить пришлось недолго. Мужчина среднего телосложения, в штатском вскоре оказался на паркинге дома Сесийона на улице Зеленски. Там, в припаркованной в темноте машине, уже поджидал его приятель.

Значит, эти двое следят за обращенным.

Не за Неззой.

Феннек запомнил регистрационный номер автомобиля. Если передать его Луи, можно узнать личность этих парней. Ясный и правдивый ответ выявил бы их принадлежность к Министерству внутренних дел. Любое проявление замешательства выдало бы этих младших «товарищей» Министерства обороны и доказало бы существование операции, параллельной его собственной. Как и многое другое.

Немного обеспокоенный, Карим пошел прочь. Даже если эти парни следили за Джафаром, они не могли не заметить его. Феннека бы больше устроило, если бы они оказались из Управления военной разведки. Тогда они не промажут мимо цели.

Ведь предупреждал же его куратор, чтобы был осторожнее.

— До такой степени, что все стали называть его «мастер порки».

— Мне трудно вам поверить.

— Тем не менее. — Бернар Дюссо наградил Амель доброжелательной улыбкой. — Я даже сообщу вам еще одну пикантную деталь. Когда он проходил по коридору, многие щелкали языками, подражая хлопанью хлыста.

Он расхохотался.

Молодая женщина пригубила сотерн,[121] настойчиво предложенный этим изящным и очаровательным старым другом Ружара. Они встретились в «Ле Дивеллеке»[122] после обеда. Вот уже битый час отставной чиновник Министерства иностранных дел потчевал ее гадкими, скабрезными анекдотами. Сперва исторические анекдоты, а уж потом исторические события.

Амель впитывала его слова, отворявшие ей двери в новый, настоящий мир — мир власти. У нее кружилась голова.

— И все же не всё и не всегда так забавно. — Лицо Дюссо внезапно сделалось загадочно равнодушным, а глаза встретились с глазами журналистки. — Таков этот политик первого плана, по словам его жены любящий «перехватить стаканчик», или, как поэтично выражаются некоторые мои друзья-полицейские, «словить белочку». Снять стресс, так сказать. Она даже пару раз ходила жаловаться, но дело где-то затерялось. — Бывший чиновник сложил свою салфетку. — Привилегия должности.

— Вы вообще не называете имен, вот что обидно.

— Милое дитя, имена всем известны, спросите у своего соседа.

Амель с удивлением повернулась к Ружару, тот отвел глаза. Он пристально смотрел на Дюссо, чьи истории знал наизусть. Позволить ему исполнить номера его программы — это еще ничего, главное, чтобы он не заводил серьезных разговоров… Тут слушатель рискует оказаться вовлеченным в бранчливый, а главное, нескончаемый спор.

— Тогда почему никто ничего не говорит?

— Очень хороший вопрос, на который я, к сожалению, не могу ответить, ибо сам являюсь частью этой лицемерной системы. Как и вы, работники прессы, «четвертая власть». — Старик ухмыльнулся. — Все мы виновны в отсутствии объективной оценки и ответственности. Трусость завоевывает все новые позиции. Да и вообще, какая разница, я не думаю, что народ готов идти за смелыми и неподкупными людьми. Слишком тяжко. В глубине души я верю, что у этой страны именно та элита, которой она заслуживает, — элита по ее образу и подобию.

— Кстати, об элите… — Ружар счел, что ему пора вмешаться и перевести разговор в нужное русло. — Не приходилось ли тебе случайно за годы твоей долгой карьеры встречаться с неким Шарлем Стейнером?

— Исключительный человек.

Журналисты одновременно придвинулись ближе. Дюссо был на верху блаженства.

— Могу ли я спросить, почему он тебя интересует?

Ружар виртуозно парировал вопрос:

— Я пишу статью для геостратегического журнала.

— Понятно. Стейнер. Лицо, действующее на втором плане. Надо заметить, это ему подходило как нельзя лучше. Он из тех, кто делает вещи необходимые, но несовместимые с идеей современной просвещенной демократии.

— Например, попрание закона и прав человека? — Провокация Амель потерпела неудачу.

Мягкая морщинистая рука легла на ее пальцы и слегка сжала их.

— В прежние времена это называли «realpolitik». Люди забыли само понятие, но это не значит, что оно вышло из употребления.

— Ты говоришь в прошедшем времени, он что, забросил эту деятельность? — Ружару не хотелось, чтобы разговор отходил от главной темы. — Тогда что такое Общество оперативной обработки, управления и надзора? Почетная должность, позволяющая ему наживаться за счет налогоплательщиков в награду за свою верную и преданную службу?

Отставной чиновник расхохотался:

— Во всем-то ты видишь эгоизм, личные амбиции и зло.

— А кто упомянул «реальную политику»?

Ружар подводил своего друга именно к тому, что ему было нужно. Амель старалась ничего не пропустить.

— Это общество можно назвать как угодно, только не почетной должностью. Стейнер еще очень полезен в стратегических ведомствах, связанных с обороной и нефтью.

— В качестве кого?

— Он их охраняет. Но средствами, отличающимися от тех, которыми распоряжался прежде.

Установилось молчание.

— Почему кто-то решил встретиться с нами, специалистами из отдела происшествий, в связи с этим Стейнером?

Вопрос молодой женщины вызвал реакцию обоих ее собеседников.

Лицо Дюссо просветлело от столь невероятной непосредственности.

Ружар, напротив, нахмурился. Эта маленькая дурочка даже не понимает, что почти назвала их источник информации, болтливый и добровольный. Кстати, за кого она себя принимает? «С нами? Специалистами?» Какая ты, к черту, специалистка?!

— Это действительно странно. Насколько мне известно, Стейнер по возможности держится на расстоянии от уголовщины. — Пенсионер взглянул на часы. — К величайшему моему сожалению, вынужден вас покинуть.

Он сделал знак метрдотелю, и тот незамедлительно принес счет. Ресторан опустел, почти везде уже накрыли для приема вечерних посетителей. Только их стол все еще сопротивлялся чопорному порядку заведения.