Наследство Пенмаров - Сьюзан Ховач

Но вскоре после рождения Марианы Марк сказал:

— У нас масса времени и уже двое детей, давай теперь немного поживем для себя. Я весь год очень много работал, да и ты тоже, несмотря на беременность. Почему бы нам не махнуть куда-нибудь передохнуть пару месяцев? Мне бы хотелось поехать в Италию или Швейцарию, или, может быть, еще раз во Францию. Мне нужен отдых.

Не знаю, почему меня расстроило его предложение. Несомненно, одной из причин нежелания путешествовать за границей был наш медовый месяц, когда я страдала от тоски по дому, незащищенности и от чувства собственной неполноценности. Другой причиной было то, что я с огромным трудом привыкала к новой жизни в Пенмаррике и чувствовала, что не выдержу дополнительного испытания путешествием за границу. Но, какими бы ни были причины, я сразу поняла, что не хочу ехать.

— Мне еще рано оставлять Мариану, — неуверенно начала я, но, к моему ужасу, Марк сразу же разгадал мою уловку и сделал резкое замечание о том, что долг жены — заниматься не только детьми, но и мужем.

Это меня расстроило, потому что я прилагала невероятные усилия, чтобы ему угодить, даже занималась самообразованием, чтобы он не стыдился меня, когда мы встречались с людьми, равными ему по положению. Но он не извинился, а просто ушел, прежде чем я смогла сказать, что он несправедлив. Потом я попыталась забыть о нашей размолвке, но вскоре обнаружила, что снова и снова вспоминаю о ней, пока наконец, не в силах больше расстраиваться, не решила снова завести разговор об отдыхе.

— Марк, — начала я на следующий день, когда сентябрьское солнце заливало светом террасу, а щеки наши обдувал ветерок с моря, — Марк, по поводу отдыха…

Он посмотрел на меня, и в его черных глазах появилось то расчетливое выражение, которое я так хорошо знала.

— Любопытно, что ты завела об этом речь, — сказал он. — Я как раз сам собирался вернуться к нашему разговору.

— А-а. — Я так растерялась, что не находила слов.

— Что ты хотела сказать?

— Я… просто хотела извиниться за то, что отказалась ехать… я просто пока к этому не готова. Но, Марк, я совсем не хотела сказать, что больше никогда не захочу путешествовать! Может быть, на следующий год…

— На следующий год, — отрезал он, — ты опять будешь беременна, и мы опять не сможем никуда поехать.

Теперь наступила моя очередь злиться.

— А тебе будет так противно, если я опять забеременею? Мне казалось, ты тоже хотел детей!

— Но не всех же сразу! — парировал он. — Зачем так спешить? Разве нельзя выделить немного времени, чтобы насладиться обществом друг друга? Попробуй поставить себя на мое место, если, конечно, ты способна принимать какую-либо точку зрения, кроме своей собственной! За четыре года ты родила троих детей; это, может быть, очень приятно и удовлетворяет твои материнские инстинкты, но не оставляет тебе возможности удовлетворять мои инстинкты! Мне кажется, тебе пора уже подумать не о себе, а обо мне. Мне надоело быть мужем от случая к случаю, даже если тебе по вкусу быть эпизодической женой.

Невероятным усилием я сохранила самообладание.

— Другие мужья как-то обходятся. Немало жен рожают детей каждый год.

— В наши дни только простолюдины плодятся, как кролики!

— А я, как ты никогда не упускаешь случая напомнить мне, как раз из простой семьи! Ты это хочешь сказать? Ты хочешь сказать, что у леди «не принято» рожать каждый год? Да?

— Да не будь ты так чертовски обидчива! — Он напрягся от досады. — Черт побери, Джанна, я не хочу сказать, что нам не нужна большая семья, я просто не понимаю, почему мы не можем подождать два года или хотя бы год, прежде чем заводить еще одного ребенка.

— У меня нет времени ждать, — сказала я с досадой, потому что не любила задумываться о разнице в десять лет, которые нас разделяли, а тем более обсуждать это с ним. — Времени нет у меня.

— Ты сможешь рожать еще по крайней мере десять лет.

— После сорока лет роды становятся более опасными. Так что остается пять лет, а не десять.

— Значит, ты собираешься провести следующие пять лет, рожая как можно больше детей и обеспечивая себя предлогом избегать меня по несколько месяцев каждый год!

— Это не так!

— Разве врачи не рекомендуют женщинам воздерживаться от сексуальных отношений во время беременности и после родов?

Я терпеть не могла, когда он так прямо говорил об интимных вещах. Подобная откровенность унижала меня. Я больше не была ни барменшей, ни даже женой фермера и негодовала, когда Марк обращался со мной так, словно я привыкла к грубости.

Но хотя я оскорбленно замолчала, он и не подумал переменить тему.

— Я тебе чем-то не угодил?

— Ах, Марк, не говори ерунды!

— Но спать со мной тебе нравится уже меньше, чем раньше.

Я сказала себе, что он расстроен, и подавила негодование.

— Нет… нет, не меньше, но… — Я с трудом подыскивала слова, чтобы он меня правильно понял, — но ведь это приходит и уходит, и ничего не остается. А дети — дети остаются! Женщина чувствует себя полноценной, когда у нее есть дети. О, Марк, попытайся понять…

— Похоже, наш спор совершенно бесполезен, — холодно прервал он меня. — Я говорил тебе, что очень хочу детей. То, что я хочу втолковать тебе сейчас, — это чтобы хотя бы один год ты была только моей.

Я взорвалась, и это было непростительно с моей стороны, но терпение мое лопнуло:

— И ты еще обвиняешь меня в эгоизме! Да ты гораздо более эгоистичен, чем я!

— Я просто требую того, на что имеет право любой муж! — Мы раздраженно уставились друг на друга. Потом он спросил ровным голосом: — Так ты поедешь со мной в следующем месяце отдыхать или нет?

— Марк, я только что попыталась объяснить…

— Да или нет?

Я подумала об иностранных городах, незнакомых людях, о страдании, которое вызывало во мне пребывание на чужой, враждебной земле.

— Может быть, на следующий год…

— Да или нет, Джанна!

Я только начала привыкать к Пенмаррику. В тот момент я не могла вынести больше никаких изменений. В том, что в Марке не было сострадания, что он даже не пытался понять меня, была его вина.

— Нет, — сказала я. — В этом году я не хочу ехать.

Снова наступило тяжелое молчание.

— Понимаю, — произнес он наконец. — Полагаю, тебе не хочется откладывать следующую беременность.

Я ухватилась за возможность уступить ему:

— Я попытаюсь ее отсрочить, — сказала я, стараясь скрыть волнение, чтобы он не догадался, как мне хочется еще одного ребенка и еще несколько месяцев возможности избежать обязанностей хозяйки Пенмаррика: — Я не хочу сердить тебя, Марк. Но… конечно, никогда нельзя быть абсолютно уверенной… я не могу гарантировать…

— Другими словами, — ядовито подытожил он, — ты не сделаешь ни малейшей попытки избежать беременности, притворяясь при этом, что очень стараешься, а как только забеременеешь, скажешь, что это была случайность, и попросишь прощения.

Я чуть не подпрыгнула от того, как точно он разгадал мой замысел, и на время потеряла дар речи.

— Что ж, позволь мне сказать следующее, — процедил он сквозь зубы, пока я все еще не могла найти слов: — Если ты не будешь со мной спать, найдутся другие. А если ты забеременеешь до того, как Мариане исполнится год, ты всю беременность будешь думать, где я провожу вечера. Понятно? И не думай, что я буду хранить тебе верность, если ты будешь часто закрывать передо мной дверь своей спальни. Я долго терпел, но больше терпеть не намерен.

Мрачные намеки, сделанные в приступе гнева, не обеспокоили меня, потому что я знала, что была единственной женщиной в его жизни, но мне было больно оттого, что он говорил такие вещи, и я рассердилась, что он угрожает мне таким образом.

— Марк, — сказала я спокойно, — я никогда по собственной воле не закрывала перед тобой дверь своей спальни. Я…

— До сих пор, — сказал он, — ты закрывала ее по крайней мере на пять месяцев каждый год, и именно по собственному желанию, потому что ты хотела детей. Но до сих пор это было простительно, потому что мы оба их хотели и я был готов принимать такую ситуацию. Теперь же я детей не хочу, и, если ты забеременеешь после всего, что я сказал, я приму это точно так, как если бы ты захлопнула дверь спальни у меня перед носом.

— Боже мой! — закричала я, больше не в состоянии сдерживать гнев. — Ты что, не можешь думать ни о чем, кроме того, что происходит между нами в спальне? Ты что, совершенно не способен провести ночь без… — И прежде чем я успела прикусить язык, словечко из лексикона обитателей портовых доков сорвалось с моих губ. Я сразу же замолчала и залилась краской, но было поздно.

Марк посмотрел на меня. Потом поднял брови с выражением мрачного удивления.

— Дорогая, — протяжно сказал он, подчеркивая свой безупречный лондонский выговор, — тебе не требуется утруждать себя, чтобы напомнить мне, откуда ты родом. Когда это происходит, мне сразу хочется снова оказаться с тобой наедине на ферме Рослин! Тогда я мог получить от тебя, что хотел, без всякого шума. Жаль, что я решил жениться на тебе! Ты была такой замечательной любовницей.