Происхождение - Ирвинг Стоун

– Я привез вам экземпляр своей новой книги – "Руководство по позвоночным животным Британии". Его только что напечатало издательство Кембриджского университета. Не мне судить о достоинствах собственной работы, но ведущие зоологи отзываются о ней с похвалой. Я занялся изучением привычек животных, а не просто их описанием. Боюсь, что это представит интерес только для узких специалистов.

– Никто из нас, увы, не может соперничать с Чарлзом Диккенсом, выпускающим с продолжением свои "Записки Пиквикского клуба", – заметил Чарлз.

На следующее утро Генсло повел его осматривать подвал. У Чарлза перехватило дыхание: на него волной нахлынули воспоминания о пяти годах, проведенных на "Бигле". С трепетом смотрел он на это собрание коробок, бочонков и ящиков, а перед его глазами вставали картины морей, гор, пустынь, куда приводил его исследовательский пыл, и в ушах звучали разноязыкий говор бесконечных рыночных площадей, стук молотка, которым Мей, корабельный плотник, забивал первые ящики, грозные приказания лейтенанта Уикема поскорее очистить палубу от "всего этого хлама"…

В прохладном, но сухом воздухе подвальных помещений смешивались запахи рыбного рынка, каким он бывает ранним утром, и густо населенного птичника. Генсло по ходу дела высказывал свое мнение по каждому пз экспонатов – от морских животных до образцов горных пород, не забывая при этом поздравить Чарлза с его "изумительными, выдающимися экземплярами рыб, столь прекрасно заспиртованных".

– Что касается ископаемых, то, как вам известно, я переправил их мистеру Клифту в Сёрджентс-Холл в Лондоне, чтобы их там подреставрировали и сохранили наилучшим образом. Посылка со шкурами хотя и задержалась в дороге, но все они уже проветрены и находятся теперь в хорошем состоянии. А вот когда прибыли эти ваши зерна, которые вы наскребли по каким-то сусекам, я был за городом, так что некоторые из семян погибли, прежде чем мне удалось их посеять, И потом, ради всех святых, что там числится у вас под номером 233? Похоже, что эта груда пепла – результат действия электрического разряда. Зато ваши птицы, пресмыкающиеся, растения и папоротники дошли в наилучшем виде. Мы потеряли лишь одного замечательного краба, оставшегося без ног, и еще птицу, у которой помялось хвостовое оперение.

Чарлз нежно обнял за плечи своего старшего друга:

– Никто в целом мире, кроме вас, дорогой Генсло, не стал бы столько возиться с тысячами экспонатов.

– У меня в семье пятеро детей, – отвечал Генсло, за нарочитой резкостью тона пряча свои истинные чувства. – Почему бы мне не завести и шестого?

Эразм радостно приветствовал брата в своих лондонских апартаментах на Грейт Мальборо-стрит, 43. Чарлза поразил район, в котором он очутился: в городе редко где можно было встретить столь же колоритное и хаотичное нагромождение домов, улиц, пересекавших друг друга под немыслимыми углами, лавок и контор, выкрашенных в яркие, почти кричащие цвета.

– Ясно, это квартал богемы! – воскликнул он. Даже люди на улицах выглядели тут по-иному, а их одежда ничем не напоминала стиль уравновешенных и добропорядочных британских бизнесменов. Это были, скорее, цыгане лондонского общества, и среди них живописцы в плисовых брюках и пиджаках, напомнивших ему Огаста Эрла. Писатели, актеры – все они, собравшись группками, оживленно переговаривались, жестикулировали или слонялись без дела с беззаботным видом.

"Рас умудрился найти колонию вольных художников всего в двух шагах от Оксфорд-Сёркус и совсем рядом с дорогими особняками Кавендиш-сквера", подумал Чарлз.

Братья шумно обнялись – это была их первая встреча после пятилетней разлуки. Затем, отступив на шаг, принялись критически рассматривать друг друга в поисках следов, оставленных временем.

– Господи, до чего ж ты раздался в плечах! И форма головы другая. Или, может, это лицо так округлилось? А глаза, боже милостивый! Когда я в последний раз в них глядел, то видел там разве что Фэнни Оуэн или только что подстреленную тобой куропатку. А теперь в них светятся, как бы это сказать, знание, честолюбие, планы?..

– Работа, дорогой мой Рас. Ею забиты и мои глаза, и моя голова. Но дай-ка мне как следует посмотреть на тебя: пряди уже не так спадают на чело, но все равно ты такой же неотразимый повеса, каким был. А что ты, собственно, делаешь в халате – в час дня?

– Наслаждаюсь жизнью и позволяю ей наслаждаться мною. Представь себе, жить в свое удовольствие, то есть бездельничать, как принято выражаться, самое хлопотливое дело на свете. У меня нет ни жены, ни любовницы, ни детей, ни какой-нибудь другой обязанности, кроме как быть одетым к вечернему чаю, когда в дом начинают сходиться мои друзья. Сегодня ты встретишься с Томасом Карлейлем и его женой Джейн, Хэрриет Мартино, самой модной писательницей в Лондоне, Сиднеем Смитом, богословом и одним из остроумнейших людей…

– Рад за тебя, Рас. Ты не терял времени даром: пока я коллекционировал крабов и змей, ты коллекционировал литературных знаменитостей.

Эразм смотрел на него со странным выражением на лице.

– Знаешь, Газ, за это время ты стал, по-моему, ниже ростом!

– Чепуха, люди начинают усыхать только к шестидесяти или к семидесяти годам, а мне еще целых четыре месяца до двадцати восьми. Во мне было ровно шесть футов, когда я уезжал, и сейчас их ровно столько же.

– Хочешь пари? Я видел этот твой гамак в кормовой каюте. У меня есть метр, пошли я тебя измерю.

Эразм оказался прав. Рост Чарлза составлял пять футов одиннадцать и три восьмых дюйма.

– Проклятье! – прошептал Чарлз. – Путешествие на "Бигле" стоило мне больше чем полдюйма роста! Не мог же я отдать эти полдюйма ни за что.

Очутившись в Лондоне, он тут же принялся ходить по музеям и наносить визиты ученым. Первые его вылазки были малоутешительны: не находилось почти никого, кто бы заинтересовался теми естественнонаучными сокровищами, которые он привез. Уильям Яррел [Книжный торговец и издатель. ~ Прим. пер.], оказавший ему столько услуг пять лет назад, был теперь целиком поглощен приведением в порядок собственных дел и к тому же пытался распространить свою новую книгу "История рыб Великобритании". Чарлз дважды заходил в книжную лавку к Яррелу, пока наконец не решил, что с его стороны эгоистично морочить тому сейчас голову. Томас Белл, только что назначенный профессором зоологии в Королевском колледже – Чарлз надеялся заинтересовать его своими пресмыкающимися, – дал понять, что настолько занят, что вряд ли сможет возиться с какими-то экспонатами. Зоологический музей на Брутон-стрит, 35, куда он завернул, сам располагал более чем тысячью еще не обработанных экспонатов. К Британскому музею он относился без всякого почтения: его материалы там оказались бы просто сваленными в кучу, заброшенными или утерянными. Что же касалось неизвестных экспонатов, то, сказали ему, вообще нечего надеяться, что их примут в коллекцию.