Происхождение - Ирвинг Стоун

Несколько сот собранных Дарвином видов рыб казались просто невероятными; в прибрежных водах наряду с проворными крабами водились морские звезды, морские ежи, "песчаные доллары" и "морские огурцы", блестевшие в раскаленном добела воздухе.

Чарлз сумел обнаружить всего один живой, курящийся вулкан. Поднявшись на край кратера, он заглянул внутрь и удостоверился, что там нет ни огня, ни жидкой лавы. Было совершенно очевидно, что ни многочисленные вулканы на каждом из островов, ни сами эти острова не появились одновременно. Каждый из них состоял из множества отдельных и разнородных по составу потоков лавы, извергнутых вулканами. Таинственное, наводившее ужас вулканическое обличье островов, обилие живых организмов в океане, в воздухе и на усеянных обломками ракушек берегах – все это выглядело так, словно Галапагосы были созданы господом богом на одной из самых ранних, "экспериментальных", стадий, пока он еще не пришел к окончательному решению, какой именно ему желательно видеть землю и кем ее заселять.

Не сразу, а лишь когда "Бигль" бросил якорь в бухте острова Чарлза, Дарвин впервые за время плавания почувствовал, правда пока еще смутно, какое важное значение будут иметь для него Галапагосские острова. Толчком к этому послужило сделанное им самим неожиданное открытие. Изучая пойманных на двух разных островах земляных вьюрков, он обнаружил поразивший его феномен: у птиц было разное строение клюва. Его "пробуждение" довершил исполнявший на островах обязанности британского губернатора Николас Лоусон, назначенный на свой нынешний пост после того, как Эквадор стал заявлять о собственных притязаниях на территорию архипелага. За это время Лоусон успел основательно прожариться на здешнем солнце, что, впрочем, не мешало ему оставаться влюбленным в своеобразную красоту голых черных скал, чистоту лагун и разнообразный животный и растительный мир Галапа-госов.

Прибыв на остров Чарлза, чтобы посетить китобойную шхуну, он сам вызвался показать Дарвину поселение, где проживало около двухсот ссыльных, выдворенных из Эквадора за политические выступления против режима страны. Во время четырехмильной прогулки по утрамбованной шлаковой дорожке, проложенной к центру острова, они обогнали несколько гигантских черепах, двигавшихся со скоростью четыре мили в сутки.

Лоусон заметил:

– Держу пари, что смогу безошибочно определить, с какого из островов попала сюда каждая из них.

Чарлз остановился как вкопанный.

– Что? Уж не хотите ли вы сказать, Лоусон, что на каждом из здешних островов свой особый вид черепах?

– Безусловно, мистер Дарвин. Уже больше года назад я узнал, как их надо опознавать. В основном они отличаются своим панцирем. На каждом острове он разный по высоте, а спереди и сзади характерные для каждого вида выгнутые поля. Есть различия и в окраске, и в толщине. Да и по размерам черепахи с разных островов тоже разные: у одних шеи и лапы длиннее, у других – короче.

Чарлз никак не мог прийти в себя от удивления.

– Но почему и как возникли эти отличия? – спросил он Лоусона.

– Ничего не могу сказать, мистер Дарвин. Я знаю только то, что вижу собственными глазами.

Это загадочное явление застряло в мозгу Чарлза столь же прочно, как застревали колючки в шерсти Пинчера, которого он выводил гулять по берегу Северна. Те несколько часов, что он провел с Лоусоном в маленьком пуэбло [Поселок (мел.). – Прим. пер.], состоявшем из наспех сколоченных, крытых тростником хижин на высоких подпорках в окружении банановых зарослей и грядок картофеля, загадка галапагосских черепах продолжала терзать и мучить его. Чарлз расположился на бревне возле родника, куда приползали на водопой черепахи – и сухопутные, и морские. Пресная вода была крайней редкостью в здешних местах, так как пористая лава не удерживала дождевую влагу. Многие из этих доисторических чудовищ с вытянутыми шеями ползли вверх по склону, в то время как им навстречу спускались те, кто уже успел утолить жажду. Дарвин внимательно наблюдал, как черепахи, опустив голову, с жадностью лакают живительную влагу.

"Я допустил серьезную оплошность, – решил он, – поместив свои находки с разных островов в общий контейнер, не обозначив при этом точного места происхождения каждой из них. Если существуют различия в форме клюва у вьюрков и панциря у черепах, то необходимо будет с величайшей тщательностью промаркировать всю коллекцию. Тогда появится возможность сравнивать экспонаты друг е другом, чтобы твердо установить, есть ли отличия и у всех других видов – птиц, ящериц или растений с разных островов. Это может стать самым важным из моих открытий за время плавания. Что же все-таки вызывает эти различия? Тут-то и зарыта собака".

Из тридцати шести дней, которые "Бигль" занимался съемкой Галапагосов, двадцать Чарлз провел на берегу.

Здесь в изобилии водились игуаны длиной от двух до трех футов с чередующимися оттенками цветов от желтого до розового и пурпурного (так что сама безобразность животного казалась красивой). Их норы были столь многочисленны, что порой негде было поставить палатку. Эти огромные ящерицы питались ягодами и листьями, в поисках которых частенько взбирались на деревья. Влагу они извлекали из сочных кактусов.

От непрестанного собирания коллекции у Дарвина голова шла кругом одних только птиц было свыше двадцати видов, причем – он твердо знал – еще никем не изученных. Вокруг все цвело, поскольку экспедиция прибыла на острова как раз в пору цветения: шероховатые травы, кактусы, мхи, папоротники, солелюбивые суккуленты. Когда вельботы, один под командованием Чафферса и Меллерша, другой – лейтенанта Саливена, отправлялись на съемку побережья других островов, экипажи собирали для Чарлза маленьких черепах, змей, птиц (чаек, сарычей, сов, глупышей, певчих птиц, голубей и земляных вьюрков), а также всякого рода растения. Чарлз хорошо их проинструктировал, и весь улов с каждого из островов помещался в отдельный мешок.

За все время плавания "Бигль" попал в беду лишь однажды, когда подошел к концу запас воды, а пополнить его оказалось невозможным, так как единственный источник пресной воды размыл океанский прибой. Команду перевели на половинные порции. На Албемарле Чарлз взобрался на вулкан, на дне кратера которого виднелось голубое, чистое и совершенно круглое озеро, со всех сторон окаймленное ярко-зелеными суккулентами. Кое-как спустившись по стене, усыпанной золой, задыхаясь от пыли, он зачерпнул ладонью воду и обнаружил, что она такая же соленая, как и морская; то же самое повторилось в бухте Сан-Хулиан, когда он пытался раздобыть воду мучимому жаждой капитану Фицрою.