Откуда я иду, или Сны в Красном городе - Станислав Борисович Малозёмов

– Ладно. В Зарайский психдиспансер я и после обеда приеду – не выгонят.– Вслух сказал Сухарев и позвонил своему приятелю, секретарю, в горком партии – Коле Гоголеву. Исповедь у него принимал. После этого подружились.

– Николай Викторович – Вежливо обратился к большому приятелю Сухарев. Мало ли кто там у него в кабинете. А телефон громкий. Всем слышно.

– Витёк, ты нормально говори.– Засмеялся Гоголев.– Я один тут пока.

– Коль, мне нужна помощь твоя.– Виктор помолчал. Думал, как начать.– Я в Челябе с Машкой развожусь и женюсь на хорошей женщине из Златоуста. Она после Свердловской консерватории. Пианистка, лауреат много чего. Ей одна завистница чужими руками пальцы переломала. Три парня её затащили на стройку зимой и кирпичом поломали пальцы. Сейчас она в комитете комсомола нашего рудоуправления. Уехала сюда с горя. Спряталась. Трагедия у человека. Я хочу её вылечить. Так вот. Мне нужен мастер- массажист – травматолог хороший и рояль. Инструмент – сегодня. Какой получше?

– «Petroff» – сразу сказал Николай.– А массажист по травмам есть в Зарайске. Дима Окунев. Хороший мой товарищ. Ну, нет проблем? Рояль тебе сейчас привезут. Деньги за него – две тысячи триста заплатишь в хозяйственном управлении обкома партии. Лады? А в Зарайск Диме я сейчас позвоню. Вызову его на месяц сюда. Вроде бы чтоб он потренировал наших лекарей. Через начальника «облздрава» договорюсь официально. Пойдёт?

– С меня ящик арманьяка многозвёздного. Спасибо, дорогой.

– Да приходи ещё! – Захохотал Николай, секретарь горкома, и повесил трубку.

Когда привезли рояль- Лариса одетой спала поверх декоративного пледа на кровати. Его довольно быстро собрали. Ножки прикрутили, крышку, педали.

– Настроен? – спросил Виктор.

– Обижаешь, святой отец.– Сказал пожилой мужчина с большой седой копной волос, похожей на гнездо аиста.– Сам под камертончик все звуки вывел как по хрестоматии положено. Я ваш прихожанин. С уважением к вам и Господу нашему. Слава Богу.

– Истинно слава! – Ответил Сухарев. Спасибо ребята. И он дал каждому по пятёрке. Они не хотели брать. Уговорил.

Проснулась Лариса через час, вышла в зал, увидела рояль, ноги её подкосились и она плавно опустилась на ковер, ничего не понимая.

– Начнём снова двигаться в лауреаты и вообще к вершинам музыкального искусства.– Обнял её Виктор.

– Так я же… – Голос Ларисы сорвался и она не заплакала, а так разрыдалась, что Сухарев понял, что перебрал с сюрпризом. Надо было её подготовить. Ну, да ладно. Купил уже.

– На днях к нам приедет лучший массажист травматолог. Через месяц твои пальцы будут снова летать над клавишами как бабочки.

– Правда? – Лариса ни с того, ни с сего трижды перекрестилась и всем телом хрупким прижалась к железному туловищу Виктора.

День катился к своей середине. Дворник во дворе сморкался и колол ломом лёд на тротуаре. Сигналили автобусы и грузовики. Мимо окон пролетали длинные, толстые сороки. С элеватора, видно, пролетали. Набрались там сил от зерна и просто прогуливались над городом. Хорошо в общем начался обычный для жителей Красного города Кызылдалы советский трудовой день. Как, впрочем, и всегда.

14. глава четырнадцатая

– Лара, я побежал.– Сухарев выглянул из прихожей и больше сказать ничего не смог. Лариса стояла у рояля, глядела в стену и гладила коричневую полировку как ребёнка родного. Нежно и осторожно, чтобы ребёнок чувствовал только тепло руки, а не её тяжесть. Со спины видел её Виктор, но понимал, что она тихо, грустно и незаметно для себя плачет.

Он взял ботинки в руку и обулся на площадке. Дверь за собой закрывал так медленно и аккуратно, что петли ничего не поняли и скрипнуть не успели.

– Это я, конечно, перебрал маленько. Надо было с Лариской поговорить вчера. Давай, мол, возьмём рояль. И будешь потихоньку тренировать пальцы. А я тебе найду хорошего терапевта- травматолога. – Сухарев от души постучал себя по темечку. Не было бы шапки, мог и проломить черепок. – Я ей рояль подкинул как старик Хоттабыч. Тут любого кондрашка прихватит. Это всё равно, что просыпаюсь я, а у меня на пузе лежат боевые перчатки Валерия Владимировича Попенченко. Легендарные как и он сам. А на них его роспись и пожелание белой краской – « Будешь ты, Витя, чемпионом мира и Олимпийских игр.» Меня бы инфаркт догнал мгновенно. Короче – болван я. Ну, сделал уже. Назад пешка ходить не может. Единственная. А я пока пешка, желающая стать ферзём. Но тут мне пахать, да пахать. И с собой разобраться, и с семьёй, и с Ларой да церковью. Точнее – с Верой. Во, как больно укусила меня священная Библия своими тупыми выдумками и нескладухами.

Добежал он во время до церкви, переоделся и тут как раз покойника привезли на отпевание. Сторож хлебного завода преставился. Старый был, маленький, толстенький. Имел шесть ранений. Как дотянул до шестидесяти двух – загадка. Дырья ему пробили на всём теле, считай. Только на спине и заднице ранений не было. Спиной к фашистам не поворачивался. Сухарев его знал неплохо. В пивной познакомились. Дед Мухин в Кызылдалу приехал от безысходности из Барнаула. Не сжился с невесткой и сын ему сам сказал:

– Ты, батя, езжай в деревню нашу, Квашнино, да живи с дочкой Веркой. Она одна. Лаяться тебе с ней не про что. А мою ты костеришь в хвост и гриву почём зря. За то, что она тебя папенькой не зовет.

Мухин к дочери не поехал. На шею садиться не хотел. Зарабатывала Верка мало учетчицей на зерноскладе. Муж её покинул без объяснений. Просто вышел утром и всё. Жили три года и всё не ладили. Но не погиб, не скончался от инсульта. Его знакомые видели потом в Барнауле весёлого.

Мухин почитал центральные газеты и выловил из них факт существования Кызылдалы, нового города добытчиков редкой алюминиевой руды. Там и устроился сторожем на хлебозавод. Но после смены ночной день торчал в пивной. Там все мешали пиво с водкой. И он научился. А помер на работе. Сел на пол в сторожке, к стене прислонился, когда кровь горлом пошла. Так и преставился. Родственники не приехали. Не знали. А хоронил его хлебозавод. Он же и отпевание организовал. Мухин, дед, крещён был малолеткой и верил в Бога.

– В морге сказали, что осколок от гранаты с места сдвинулся и пропорол артерию. – Объяснил иерею Илие директор завода. – А чего это он стронулся через двадцать три года – не уточнил.

– Отойдем.– Потянул Илию за рукав протодиакон Савелий. Они зашли в ризницу и сели на сундук. Было в запасе минут пять. Гроб устанавливали перед алтарём, а подьячие приносили и раскладывали на амвоне всё, нужное при отпевании. – Ты, отец Илия, когда уже исправно станешь на службу ходить? Безвластие сейчас. Я понимаю. Протоиерея назначат скоро, конечно. Но пока начальства нет – ты Бога – то не гневи. Хочешь – приходишь на службу, не хочешь – так гуляешь как мирской, невоцерковленный. А ты ж пресвитер. Хорошее жалование тебе дадено. Сан серьёзный. Выше моего. А я уж собрался усопшего отпевать. Хотя это твоя работа.

–Заутреннюю когда в последний раз вёл? А Литургию Златоуста? С клириками когда работал в этом году? Ни разу. Священник Илия, мне что, доложить о твоём осквернении сана иерея в епархию, отцу Димитрию?

Негоже, брат ты мой во Христе. Ой, глумишься ты над любовью Божьей. Прости меня, Господи.

Он, покашливая удрученно, поднялся и пошел к гробу.

– Белую рясу и епитрахиль белую не забудь надеть.– Обернулся он на пороге и вышел.

Иерей Илия переоделся и почти побежал. Отпевание уже должно было начаться. Родственники плакали, окружив гроб, жгли свечи, а дьякон Никифор махал кадилом. Пахло ладаном – фимиамом и оливковым елеем, которым другой дьяк окроплял края гроба и руки покойного, связанные ленточкой с крестами на груди. Священник подошел к гробу вовремя и сразу приступил к единой канонической процедуре отпевания или, по церковному, «погребения».

Перед отпеванием – погребением тело усопшего Илия покрыл особым белым покровом – саваном. В знак того, что почивший, принадлежавший к Православной Церкви и соединившийся с Христом в ее святых Таинствах, находится под покровом Христовым, под покровительством Церкви, которая до скончания века будет молиться о его душе.

Покров этот украшен надписями с текстами молитв и выдержками из Священного Писания, изображением крестного знамени и ангелов. Бумажный венчик с ликами Иисуса Христа, Богоматери и Предтечи Господня Иоанна,