Брачный контракт кентавра - Дарья Донцова

– Сейчас покажу, где-то тут лежит. А, нашла! Фото сделали в тот день, когда институту исполнилось тридцать лет. Все сотрудники собрались в зале и решили запечатлеть себя для истории. Я вторая слева.

– Вы совсем не изменились, – покривила я душой.

– Свежо предание, – махнула рукой профессор, – но спасибо за комплимент. Вета в первом ряду…

Изуродованный артритом палец указал на изображение коротко стриженной блондинки с простоватым лицом. Я испытала разочарование.

– Это Иветта? Не похожа она на роковую красавицу. Таких женщин на улицах масса, пройдешь и не обернешься. Вот в третьем ряду настоящая нимфа стоит. Кстати, тоже светловолосая. Интересно, почему Геннадий Ильич выбрал Вету? Будь я мужчиной, завела бы роман с девушкой, похожей на Афродиту.

Олимпиада Андреевна провела ладонью по снимку.

– Альбина Наметкина действительно выделялась на общем фоне. Мало того, что красавица, но еще ей повезло родиться в очень влиятельной семье, ее отец в советские годы был депутатом Верховного Совета. К ней Геннадий Ильич даже приблизиться боялся, ведь стоило ей намекнуть папочке о его домогательствах, и у ректора начались бы огромные неприятности. Нет, Геннадий не трогал Алю, всегда ее хвалил, ставил другим в пример и даже слегка заискивал перед ней.

– Представляю, как Алю «любили» коллеги, в особенности дамы, – поддержала я пустую болтовню. – Хороша собой, из обеспеченной семьи, одевалась, наверное, шикарно…

– Прибавьте еще и любимого мужа, – вновь указала на фото Олимпиада Андреевна, – последний ряд, крайний справа.

Я посмотрела и не сдержала возгласа:

– Какой красавчик!

– Роман Крысюков, – представила Аполлона Олимпиада, – предприимчивый молодой человек.

– Фамилия отнюдь не гламурная, – засмеялась я, – зато внешность модельная, хоть завтра на подиум.

Олимпиада Андреевна взяла пульт и включила кондиционер.

– Ну, в советские годы слово «манекенщица» являлось синонимом «проститутки», а уж что могли сказать про мужчину, который демонстрирует одежду, и подумать страшно. Роман и Аля вместе пришли на работу. И вы правы, сначала к Наметкиной отнеслись настороженно, но потом общественное мнение резко изменилось. Алечка была милой, всегда пыталась помочь окружающим, не стеснялась обращаться к могущественному папе с просьбами, охотно давала деньги в долг, не щеголяла брильянтами, не носила норковых шуб. Полагаю, у нее в шкафу было не одно манто, но на работу она ходила в мутоновом полушубке, добротном, но не поражающем воображение. Вот Роман был менее интеллигентен, ездил на «Волге», что сейчас равноценно обладанию «Майбахом», менял золотые часы и носил шикарные костюмы. Но ради Алечки ему прощали попугайство. Роман не отличался большии умом, просто сумел пристроиться зятем в элитной семье и стриг купоны. Альбина обожала мужа, почти каждую фразу начинала словами: «Как считает Рома…» или: «Надо спросить совета у Ромочки». Бедная, бедная Аля, вот уж кого Господь неизвестно за какие грехи наказал. Ее судьба прямо иллюстрация поговорки: «Не родись красивой, а родись счастливой». Я очень расстроилась, узнав о ее смерти. Молодая, красивая, обеспеченная, влюбленная, и… жизнь оборвалась на взлете. Крайне несправедливо! Кстати, вот кто мог бы вам рассказать подробности про роман Федора и Веты. Хитрая Иветта постаралась подружиться с Алечкой. Наметкина, несмотря на открытость и демократичность, никого к себе не приглашала и сама по гостям не ходила, исключение сделала лишь для Веты. Конечно, Альбина владела полной информацией о личной жизни Иветты, но она умела хранить тайны.

– Обидно, когда погибает человек, который мог бы жить и жить, – я решила завершить эту часть разговора.

– Верно, – не успокаивалась Олимпиада Андреевна. – Представьте, Алечка попала под машину. А вскоре после этой трагедии из института ушел Федор, а затем Вета.

Во мне проснулся интерес.

– А где сейчас Роман?

Профессор убрала фотографию в секретер.

– Исчез с горизонта. Едва Привалов сменил работу, как красавчик подал заявление об увольнении. Дальнейшая его судьба мне неизвестна. Никаких научных работ под фамилией Крысюков я не встречала, на конференциях и семинарах с ним не сталкивалась.

– Можете назвать отчество и год рождения Крысюкова? – попросила я.

Не выказывая ни малейшего удивления, Олимпиада Андреевна снова вытащила снимок и посмотрела на его оборотную сторону.

– Роман Николаевич Крысюков, год рождения тут, конечно, не указан. Но я помню, где у них с Алечкой была квартира.

– Вы бывали у Наметкиной в гостях? – удивилась я.

– Нет, – решительно ответила профессор. – Уже говорила, что Аля не сходилась близко с коллегами. У нее в гостях бывала лишь Вета. А про квартиру я от Альбины знаю. Один раз она услышала мой разговор по телефону – я не могла купить дочке шубку на зиму и просила мужа подкатиться к кому-нибудь из продавщиц, пообещать переплату за услугу, – дождалась окончания беседы и предложила: «Я живу на улице Кузова, в доме, где на первом этаже находится „Детский мир“, знаю там одну девушку и могу тебя с ней познакомить».

– Ценная услуга, – констатировала я.

– Не то слово! – всплеснула руками Олимпиада Андреевна. – Надеюсь, потусторонний мир существует, и Алечка услышала мои слова благодарности. Продавщица оказалась человеком дела: деньги – товар. Я к ней пару лет ходила и знакомых отправляла. Молодая женщина по имени Марианна, с виду ромашка, по сути капкан. Очень деловая! Хорошо, что теперь подобных контактов заводить нет необходимости, жизнь намного лучше стала.

Глава 27

Услышав мой голос, Олеся Рыбакова радостно зачирикала в трубку:

– Я собиралась в августе машину менять, но теперь, благодаря твоим постоянным обращениям, куплю новую тачку пораньше. Обожаю, когда вы с Нинкой заваливаете меня заказами!

Я растерялась. Конечно, Рыбакова довольна – Косарь щедро оплачивает ей работу. Да и есть за что, через Олесю мы с Нинушей имеем доступ к огромному количеству информации. Но сейчас-то я затеяла самостоятельное расследование, заказчика, которому можно выставить счет, не имею! Похоже, придется раскошеливаться самой. Но, как говорят, потерявши голову, по волосам не плачут.

– Эй, Лампа, ты заснула? – весело окликнула меня Рыбакова. – Что на этот раз?

– Крысюков Роман Николаевич, – опомнилась я. И, борясь с устрашающего вида жабой, севшей всей толстой тушей на мои плечи, сказала: – Много лет назад он проживал на улице Кузова, в доме, где располагался магазин для детей. Состоял в браке с Альбиной Наметкиной. Тебе хватит этих сведений?

– М-м-м… – промычала Олеся.

– Что? – не разобрала я.

– Секунду, – раздраженно отреагировала «справочная». – Он там и сейчас живет! До сих пор прописан по адресу: улица Кузова, дом двенадцать, квартира пять. Местожительство не менял, давно туда прописался из общежития университета.

– Крысюков не коренной москвич?

– Разве они еще остались? – хмыкнула Олеська.

– Я, например, Катя, Костин, – стала я перечислять членов своей семьи.

– А Крысюков из Барнаула, – перебила меня Олеська. – Приехал учиться, женился на столичной штучке и зацепился. Часто используемый провинциалами способ остаться в Москве. Ну пока, надеюсь, ты мне в ближайшее время еще не раз звякнешь, вспомнишь о том, что я хочу новые колеса.

Я положила трубку в сумку и медленно пошла к машине.

Олеська права. У нас в консерватории училось много ребят из разных городов СССР. Кое-кто, защитив диплом, возвращался домой. Однако место в оркестре можно было получить лишь в том случае, если у тебя на родине есть музыкальный коллектив. Жителям Киева, Минска, Питера, Екатеринбурга и других крупных городов волноваться не приходилось. Да, выпускникам предстояло побегать, понервничать, постараться понравиться дирижерам, но рано или поздно все устраивались.

Но что было делать моему однокурснику Гоше Плотникову, очень талантливому виолончелисту, из деревни с названием Красная Глушь? Имя село получило неслучайно, оно располагалось в пяти часах езды от Омска. Плотников живо описывал, как летом он катался из города домой на автобусе, зимой на тракторе, осенью и весной шоссе становилось непроходимым, а вездехода у местных жителей не было. И куда деваться Гоше с его виолончелью? Выступать в местном клубе? Вот Плотников и женился по расчету на Кате Смородко, получил московскую прописку и остался вполне доволен. Хуже пришлось Гарику Лукинскому, о нетрадиционной ориентации которого знали даже кошки, жившие во дворе магазина «Ноты», расположенного у консерватории. Бедняга Лукинский пытался зацепиться в столице по музыкальной линии, но в конце концов и ему пришлось идти в загс с какой-то девчонкой.

Я повернула налево и притормозила у светофора.

Во времена моей юности тема гомосексуализма была табу, в тогдашнем Уголовном кодексе имелась статья за мужеложество, причем наказанию подвергались не только личности, принуждавшие к сожительству несовершеннолетних, но и люди, действовавшие по обоюдному согласию. Ну почему большевики ополчились на геев? Конечно, человек, развращающий ребенка, должен быть сурово наказан. Но если любовникам уже за двадцать и они никого не насилуют, то какое кому дело до чужих постельных утех? И разве хорошо поступает шестидесятилетний бодрячок, укладывая в свою постель юную, восемнадцатилетнюю наивную девушку? Правда, браки, где разница между супругами была вызывающе велика, в СССР тоже не одобрялись. Но ведь и не запрещались!