Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ) - Дарья Аредова

Было неудобно лежать в трехчетвертном относительно пола ракурсе, но шевелиться не получалось.

— Очнулась? – неожиданно произнесли совсем рядом. Звук голоса ударил в череп как медный язык в стенки колокола – колокол немедленно загудел. Твою ж дивизию...

Вспыхнул свет фонаря – и я увидела человека. Он сидел на стуле метрах в трех от меня и покачивал на коленях автомат, словно маленького ребенка. Больше мне ничего разглядеть не удалось – тускло освещенная картинка еще и расплывалась. Фонарь скользнул по моему лицу, заставляя зажмуриться, спустился ниже. То есть, относительно меня – ниже, а относительно поверхности – вбок.

— Это устройство позволит тебе вести себя разумно и не делать глупостей. Поэтому нам больше не придется бить тебя по голове. Сейчас я сниму наручники. Но помни – стоит тебе только замыслить что-то плохое – сработает запуск ультразвукового излучения, сердце разорвет, и ты умрешь.

Он поднялся и подошел вплотную – луч фонаря заметался в такт шагам. Человек присел на корточки.

— Идеальный аппарат для создания идеальных людей, не находишь?.. – Ухмылка у него была неприятная. Щелкнул замок наручника, затем второй. Я заставила себя приподняться.

— Будь умницей, – услышала я сквозь накатившую дурноту. И звук удаляющихся шагов.

Интересно, что он имел в виду под чем-то плохим. Я медленно подняла руку и осторожно ощупала гаджет. Маленький цилиндрик под кожей. Свежий шов. Больно. От цилиндрика расходились длинные и тонкие колючие лапки, будто у паучка. Мне почудилось, что лапки пронизывают весь корпус и достают аж до позвоночника. Если это так – то он подсоединен к центральной нервной системе, а это значит, что, попытайся я его достать, он среагирует немедленно. И каким бы посторонним предметом он ни являлся – для организма он теперь свой. Черт его знает, как он там устроен и как работает – так ведь создатели чудо-машины должны были об этом позаботиться.

Итак, из меня сделали идеального раба. Вопрос только, для чего. Ну, это предстоит выяснить. Встать я все равно сейчас не могу.

Я кое-как устроилась на усыпанном кирпичной крошкой полу и свернулась калачиком. Правда, от холода это все равно не спасало, но ни холод, ни боль отнюдь не помешали провалиться обратно в липкое полузабытье.

Обрез

Мы все шли и шли за тварью, но она, видимо, хорошо спряталась. Оставалась последняя, но последний бой, он, как известно, трудный самый. Мы все устали, замерзли и проголодались, что изрядно снизило боеспособность. Парень с расплющенной ногой умер где-то в середине последнего отрезка пути, и мы его оставили у стены. Твари обеспечат ему достойное погребение. А наш путь тем временем еще продолжался. И здорово не хватало воздуха.

А жук появился внезапно. Это мы его прозвали жуком, хотя эта тварь нам в учебниках не встречалась. Человеку, вообще, свойственно давать милые и красивые названия всему опасному – тогда становится не так страшно. Но это не спасает.

Мы шли по бережку потока, и наши шаги отдавались эхом от сводов тоннеля. А тварь мы не услышали.

Здесь был большой резервуар, и через него вел решетчатый мостик без перил. Мы с Роландом шли первые.

Плеснуло. Окатило водой. И стихло. Я обернулся и – обнаружил, что теперь на мостике один.

— Роланд... – машинально позвал я, оглядываясь. И, словно отвечая на мой призыв, внизу, под ногами, в черной воде расползлось красное облако.

— Командир! – крикнули с «берега». – Командир, осторожнее!

Я вскинул автомат, целясь на волну справа от мостика. Тварь проплыла в воде огромным темным медленным силуэтом, с какой-то ленивой грацией изворачиваясь и уходя на глубину. Два магазина я в нее всадил, когда уходила и еще один – когда от стен отразился низкий утробный вой, и тварь вынырнула обратно, окатив меня водой с ног до головы и едва не сшибив волной с мостика. А потом всплыла кверху защищенным хитиновой броней брюхом. Только ей этот хитин ни черта не помог.

У нее были длиннющие щупальца – теперь они колыхались на воде, иногда выныривая черными блестящими концами на поверхность.

Путь был свободен.

...Около самого выхода тварь, наконец, обнаружилась. Выход этот выводил к реке за городом и был перегорожен толстенной решеткой с мелкими – даже голову не просунешь – ячейками. Тварь притаилась под потолком и первым делом молниеносно схватила двоих наших ребят, а когда мы опомнились – уже прижимала Хаммера.

И вот тут-то я разозлился.

Кошмар предыдущего рейда вдруг пронесся перед глазами, словно на видеопленке. И я не выдержал. Наверное, просто внутри что-то сломалось.

Тогда я спас хотя бы Дэннера. Теперь я и его не уберег.

Я кинулся вперед, прямо к морде твари – мне уже было все равно, что она может со мной сделать. Главное – уничтожить ее, не допустить новых смертей. Позади стреляли, что-то кричали, но я уже ничего не слышал.

А потом я увидел Даклера.

Он выхватил меч и отрубил щупальца, которыми тварь прижимала жертву – слишком поздно, Хаммеру уже хватило. Он забился под потоком едкой крови, заорал – но так и не смог подняться.

— Стой! – в свою очередь заорал я. – Даклер, стоять!

Он не послушал. Следующим ударом он прошил твари голову, и я видел, как прозрачная зеленоватая жидкость залила его руки по плечи. Мне почудилось, будто я чувствую запах сгорающей заживо плоти. Даклер даже орать не мог. Так бывает, когда глотку перехватывает от боли. Он так и замер, а тварь забилась, вдребезги расшибая пол и стены, потоками расплескивая грязную воду и невольно придавливая Хаммера. Я услышал влажный чавкающий хруст костей, Даклер отлетел и кубарем скатился в поток.

— Я гриб нашел!.. – орал откуда-то сбоку Артемис. – Я гриб нашел!..

Осколок плиты врезался в ногу чуть повыше колена, боль ослепляла, но я, хоть и хромой, продолжал бежать вперед. Это описывать долго, на деле все произошло за каких-то несколько секунд. Наконец, оказался прямо у раскрытой пасти.

— Жри, сука. – Я еще успел удивиться, увидев свою собственную руку – грязную и окровавленную, которая резко выдернула чеку и швырнула гранату. Затем, оттолкнувшись как можно сильнее, прыгнул в ответвление коридора, с плеском ныряя в мутный поток.

Оглушительным громом взрыв прокатился по подземелью, и все задрожало, а потолок сыпанул каменной крошкой. Мимо пронесся огненный вал, и еще долго гудело, успокаиваясь, где-то в глубинах катакомб. А я съежился в подводной яме, закрывая голову руками и зажимая уши.

И когда все стихло, а я по-пластунски выполз обратно – встать я не мог – твари больше не было. И вода в потоке дымилась едкой кислотой. Из-под груды кирпичей, мутивших воду рыжей пылью, поднялся человек, и я не сразу узнал в нем Артемиса. К груди он прижимал кашляющего и захлебывающегося Даклера, рукава у которого вместе с руками превратились в дымящееся черно-кровавое месиво. Взгляд у Фиара сделался вполне осмысленным. От шока, наверное. Это ненадолго. Скоро его снова понесет.

— Больше никого? – спросил Артемис. Я покачал головой.

— Теперь бы еще домой добраться.

Артемис кивнул – и вдруг скривился и рухнул в воду. Я в последний момент успел заметить у него рану через полгруди. Осколочное, наверно.

Кондор.

Когда я вошел, раненая девочка беспокойно завозилась, но я и не собирался ее убивать. Просто разглядывал, невольно ища характерные признаки заразы, искал и не находил. Проклятие изменило ее внешность – но ни звериного оскала, ни холодного блеска в глазах не было.

Странно.

— Добрый… вечер…

Едва расслышал.

— Добрый, – отозвался я, присаживаясь на край постели.

Девка тоже разглядывала меня. Наверное, вспоминала последний разговор.

Разумеется, ее надо убить – и людям безопасней, и ей не мучиться. Она добрая, и доброта прямо-таки в глаза бросается. Что с ней будет после первого убийства?.. Сколько еще разум будет сопротивляться проклятию, мучительно медленно, необратимо сдавая позиции?.. Бедняжка.

Что ж, оборотень есть оборотень. Принимая обманчиво-звериный облик, он не оставляет ничего от человека. Это монстр, чудовище, куда крупнее и опаснее обычного зверя. Каким бы ни был человек – добрым, волевым, жалостливым – в обращенной форме он всегда смертельно опасен. Постепенно хищная тварь вытесняет личность. Поэтому хороших оборотней не бывает. Эта девочка заражена относительно недолго. У матерых оборотней не бывает таких трогательно распахнутых, немного испуганных глаз. И регенерация быстрее. А со временем она превратится в убийцу, даже если пока таскает только кур. Да и устав никто не отменял…

Оборотница, вероятно, чувствовала ход моих мыслей и следила за мной во все глаза, насколько ей позволяло состояние.