Воздушные рабочие войны (СИ) - Лифановский Дмитрий

А утром они проснулись вместе. Вернее он, хоть и с трудом, проснулся первым, а потом, почувствовав, как изменилась его дыхание, открыла глаза Настя. Увидев, в тусклом, едва различимом свете аварийного освещения над дверью, что он на нее смотрит, она смущенно вспыхнула, но взгляда не отвела, с вызовом уставясь прямо ему в глаза. И такая она была в этот миг светлая, такая беззащитная, любимая и родная, что Сашка, в порыве чувств, под возмущенно-восторженный писк, сграбастал ее в свои объятья и, крепко прижав к груди, чмокнул куда-то в висок или макушку:

— С добрым утром, любимая.

— С добрым утром, — раздался приглушенный Настин голосок, — Правда?

— Что правда? — не понял парень.

— Правда любимая?

— Конечно, правда! — ни мгновения не раздумывал парень. Сейчас для него не было никого ближе и роднее на свете. Разве что Валя, но она далеко в Москве. Наверное, сейчас в школу собирается. — Сколько время? — часов на руке не оказалось, и он растерянно стал поглядывать по сторонам, куда он мог их ночью положить. Настя, свесив с кровати руку, уверенно подняла с пола его часы и глянула на светящиеся фосфором стрелки:

— Десять.

Не удивительно, что так хочется спать! Сколько они проспали? Два часа, три? Он не заметил, когда они уснули, не до того было.

— Надо вставать, — его голос был переполнен вселенской скорбью и печалью, так не хотелось ему покидать кровать. Хотелось, чтобы эта ночь длилась вечно. Хотелось лежать, смотреть на Настю, тонуть в ее глазах, чувствовать рядом теплое, мягкое, родное, желанное тело. Просто молчать или болтать ни о чем. Но там наверху война, и она ждать не будет. Это Настя еще может поспать и остальные тоже, а ему судьба одеваться и тащится к Волкову, узнать, может какие распоряжения были из Москвы. Потом с Ганиным детали утрясти, он, наверное, уже связался с партизанами. С местными технарями надо пообщаться. Не самим же вооружение вешать. Или самим? Боевое снаряжение устанавливать-то придется у партизан. Ничего, дело привычное, справится. Тем более ГУВ[i] можно подвесить и на Ковчеге, не критично. Это ракетное снаряжение придется устанавливать в полевых условиях, но там ничего сложного. Погруженный в наступающий день он молча собрался. Уже подойдя к двери, вернулся и, виновато улыбнувшись, поцеловал Настю. Опять навалилось непреодолимое желание остаться, нырнуть к ней в теплую постель, целоваться, смотреть ей в глаза, ласкать любимое тело.

— Спи, солнышко, — шепнул он и, чтобы не податься желанию буквально выскочил из комнаты, оставив девушку одну.

А на глазах у Насти набухали слезы. Что он о ней теперь подумает?! Без свадьбы, молча, сама! Сама привела, сама залезла к нему в постель, все сделала сама! Как какая-то… Но как по-другому? Она же видела, чувствовала, как ему плохо! Ой, что теперь будет?! И ушел молча! Но ведь сказал, что любит! И поцеловал перед уходом. На опухшие губы наползла улыбка.

— Люююбииииит! — пропищала она восторженно и прикусила зубами кончик одеяла. Но она у него точно не первая! А ведь чувствовала! Или все-таки первая?! Ничего! Теперь она его никому не отдаст!!! А как же ей было страшно!!! И в то же время сладко!!! Она опять улыбнулась, слезы высохли сами собой.

— Анатолич, подлетаем, — Сашка повернулся к Ганину и начал набирать высоту, так лучше будет видно костры посадочной площадки, разведенные партизанами. Майор подался вперед, если бы не приборы и кресла пилотов, он бы, наверное, уткнулся носом в стекло блистера.

— Вон, — Ганин ткнул рукой в мерцающие внизу огоньки, но Сашка уже и сам их увидел. Опустив на глаза очки ПНВ, он с разворотом ушел вниз, скомандовав в СПУ:

— Зина, готовность! — и в пассажирском салоне к бортовому пулемету приникла Зинаида, вглядываясь в лес сквозь зеленую марь прибора ночного видения. Сразу садиться не стали, сначала прошли над площадкой. Вроде нормально все. У костров люди, немного, человек пять. В лесу спокойно. После разворота, Сашка аккуратно прижал машину к земле, но глушить винты не стал. Встречающие суматошно бросились тушить разметанные винтами угли. Да уж, это они не продумали, так и лесной пожар недолго устроить! Ганин с двумя бойцами выскочил из вертолета, и Сашка тут же ушел вверх. Такой маневр был обговорен заранее. Бывало, немцы разжигали ложные сигнальные костры, устраивая засады. Уже были потери среди ДРГ и летчиков, работающих на обеспечение партизан. Стаин дал круг вокруг поляны.

— Командир, вижу сигнал, все нормально, можно садиться, — раздался в наушниках голос Зинки. Ну вот и отлично! Он улыбнулся и подмигнул Насте. Вот же чудак, можно подумать она видит его подмигивания под очками ПНВ. Ай, ерунда. Не видит, зато чувствует, вон улыбается в ответ, лапушка.

Сели штатно. Заглушив двигатели, дождались, когда бойцы майора покинут вертолет и выбрались на свежий воздух сами. Прохладный лесной воздух освежающе приласкал лицо легким ветерком. Слышалось далекое пение ночной птицы и тихий говор партизан. Костры потушили, и лес погрузился во тьму, даже теней не видно. Ночь выдалась облачная, безлунная, самое то, что надо для скрытного перелета. И как тут партизаны ориентируется в такой темени? Словно отвечая на незаданный вопрос, неподалеку вспыхнули огни фонарей. Сашка подошел к майору, разговаривающему с совершенно лысым мужчиной с хищными чертами лица.

— Анатолич, мне бы площадку посмотреть, моих надо вызывать, времени мало совсем, до рассвета надо успеть «горбатые» сюда перебросить, — с майором они довольно быстро перешли на неформальный стиль общения.

— Организуем, — кивнул Ганин, — знакомься Саша, это товарищ Градов[ii], у него в отряде мы и будем гостить. Стас, — судя по всему Ганин с Градовым были старые знакомцы, — а это подполковник госбезопасности Стаин. Наша огневая воздушная поддержка и эвакуация с места операции.

— Значит с ветерком и огоньком отходить будем? — прищурил левый глаз Градов от чего его и так высокая правая бровь взлетела еще выше. И вовсе не хищное у него лицо, нормальное открытое и взгляд веселый. И почему Сашке показалось так при первом взгляде на этого человека — непонятно.

— Если то, что я слышал о товарище Стаине правда, то отходить будут немцы, если будет, кому отходить.

— Даже так? — удивился Градов, — серьезно в Центре озаботились нашими делами.

— Ты еще не знаешь насколько серьезно, Стас, — серьезно кивнул Ганин.

— Федоренко! — крикнул в темноту Градов.

— Здесь! — из-за спины партизана на свет фонаря выскочил коренастый молодой парень в солдатской гимнастерке и надетом поверх нее пиджаке.

— Знаю, что здесь! Покажи товарищу летчику поляну.

— Есть, показать поляну, — осклабился парень. — Васек, фонарь дай.

— Подойди да возьми, — раздался в ответ звонкий молодой голос.

— Ногу вырву! — сделал злое лицо Федоренко.

— Злой ты Славка, все б тебе ноги дергать, — ухмыляясь появился из темноты мальчишка лет двенадцати, протягивая небольшой квадратный, похожий на мыльницу, фонарик.

— Поговори мне! — Федоренко взял фонарь и повернулся к Сашке. — Пойдемте, товарищ летчик. Тут неподалеку две поляны. Мы хотели уже просеку делать, объединить их под аэродром. Хорошо, что не надо оказалось. А то работы много, а толку мало. Все равно отсюда уходить придется. Базу здесь не сделать, болота кругом, немцам к нам не добраться, но и нам до них тоже с трудом. С одной стороны хорошо, а с другой по трясине ни взрывчатку, ни другой груз не протащить, а гать городить долго и ни к чему. Есть места и получше. Но если отсидеться, лучше места нет. Сюда даже местные не ходят. Это Васька нам показал местечко. У него отец до войны лесником здесь был. Убили его немцы. А Ваську ранили. Он отлежался и к нам прибился. — Сашка шагал вслед словоохотливому парню, ориентируясь на луч фонаря, а Слава продолжал говорить не переставая: — А что у вас за аппарат? На автожир не похож. Я с детства летчиком стать хотел, интересовался самолетами. Не получилось. Пришлось после школы на завод идти работать. Мама, сестра. Отца-то нет у нас.