Дом непредсказуемого счастья - Лариса Соболева

— Заметано, не узнает. А как часто ты ходил к любовнице?

— Ну, один-два раза в неделю.

— И всегда по вечерам? Поделись опытом, вдруг пригодится.

— В основном по вечерам, Элла ведь работает, как все люди. Звонил домой, что задерживаюсь… в общем, врал, как обычно врут все на моем месте. — И вдруг Борис перешел на доверительный тон: — Иногда Роза посылала меня в выходной за продуктами, а я заезжал к Элле, так что и днем мы…

— А маршрут менял, когда от Эллы шел?

— Да нет. Эта дорога короче, я знаю ее, как свои пять пальцев.

— А кто-нибудь знал, что у тебя есть любовница?

— Не, не, не! — замахал длинными руками Боря. — Зачем? Чтобы кто-то моей Розе меня заложил? Не люблю конфликтовать, меня все устраивает и так.

Про себя Алик усмехнулся: устраивает его! Боря тихушник, это самый опасный народец, исподтишка яду подсунет папе родному из-за наследства, а потом весь испереживается.

— А что у тебя забрали? — полюбопытствовал Алик.

— То есть? — не понял Борис. Видимо, последствия удара тяжелые — он соображал медленно.

— Ну, телефон там… деньги… часы забрали? Ограбили?

— Нет, нет. Все цело.

Странное нападение, Алик не знал, что и думать. Борис пролежал на холоде примерно с полчаса, именно через этот временной промежуток его спасли от переохлаждения и смерти молодые люди, вызвав неотложку. Значит, грабителю не помешали нечаянные свидетели, ведь в его распоряжении было много времени, хотя пошарить по карманам достаточно пары минут. Но пора было завершать беседу, тем более пришел доктор и попросил посторонних покинуть палату. В коридоре Алик стал у окна напротив двери — не поговорить с медиком было бы большим упущением. Как и предполагалось, доктор вскоре вышел из палаты.

— Извините, док, — ринулся к нему Алик, — что вы скажете о самочувствии Бабутко?

— А вы кто? — осведомился доктор.

— Я из следствия. — И чтобы доктор не догадался потребовать документы, без паузы продолжил: — Мне хотелось бы знать результаты исследования Бабутко.

— Да мы вроде посылали акт…

— Из первых уст факты точнее, — выкрутился Алик.

— Удар нанесен сзади тяжелым предметом…

— Как думаете, что за предмет? Ведь любое ударное орудие оставляет на теле характерный след.

— Верно. Но не все так однозначно. На месте происшествия орудие не найдено… мы только предполагать можем. Что-то тяжелое наподобие биты или… или это и была бита. Человек, наносивший удар, небольшого роста, но очень сильный. Поэтому рана специфическая.

— Что значит специфическая? В данном случае?

— Я вкратце обрисую, грубо. Обычно бьют сверху, чтобы попасть по темени — последствия такого удара тяжелые, вплоть до летального исхода. А у Бабутко пострадала затылочная часть, представьте, череп проломили… наверняка концом дубины. Били с большой силой, если бы орудие попало по темени, думаю, у Бабутко не осталось бы шанса выжить. Конец дубины соскользнул с затылка, буквально стесал кожу с волосами. Это все. Извините, спешу.

Доктор быстрым шагом пошел по коридору, Алик, подумав секунду-другую, рванул за ним, чтобы уточнить:

— То есть, нападавший не достал до темени?

— Примерно, — бросил доктор, ныряя в кабинет.

Взглянув на часы, Алик решил, что времени хватит на Лору.

16

Юлю привезли в прокуратуру к Костику. Вели в наручниках!!! Это такой ужас, такое унижение… По пути Юля поняла, что она людям в коридорах глубоко безразлична, у них свои проблемы, но разве от этого легче?

— Вы подумали, вспомнили? — первое, что спросил следователь Костя, когда она села на стул напротив него и отметила про себя: он такой же чистый, наглаженный, ухоженный. А она вся провоняла черт-те чем.

Историю страстной любви Юля выложила без запинки, изложила красочней, чем Сане: целовались, выбежала в коридор, подпрыгнула, залепила пластилином…

— Угу, угу, — закивал следователь. — Пока вы прыгали, кто-то грабил кабинет вашего мужа, не находите?

Нечего было ему сказать, не убеждать же, что лично она не грабила, — он все равно не поверит и правильно сделает. Грабила. И наверняка у него есть какие-нибудь дополнительные улики, так что не стоило злить Костика, он же только и ждал, когда она откроет рот. А фиг ему!

— Пластилин вы всегда носите с собой на случай, если в помещении обнаружите камеру слежения, — дополнил он иронично, не дождавшись от Юли ответа.

Мужики удивительно стандартно мыслят, вот и Костик точь-в-точь Саня, но она дала тот же ответ, что и Щелокову: пластилин случайно оказался в кармане. Басин вперил в нее известный взгляд (знает, что умеет смотреть, уничтожая ментально), выдержал паузу, а Юля, идя сюда, заранее приготовилась к психологическому давлению, тоже смотрела на него в упор. Козырь-то есть — живой Ванька, но его пустит в ход лишь в крайнем случае. Также дошло, что ничего стоящего на нее у Костика нет. Значит, он обязан отпустить ее, потому мается, бедняга, тянет время, ждет, когда Юля сломается. Не успела она об этом подумать, как он разочаровал ее:

— Не получается у нас, Юлия Олеговна, консенсуса. Я задерживаю вас еще на три дня.

— Как! За что?! — дернулась она.

А он словно не слышал:

— По прошествии трех дней предъявлю вам обвинение, после чего вы будете находиться в следственном изоляторе до суда. Должен поставить вас в известность: пока суд да дело, времени пройдет много, иногда на расследование тратятся годы, а вы все это время будете загорать не на испанском пляже, а в следственном изоляторе.

Шла Юля по коридорам и, раздираемая злостью, ругала про себя следака: «Тупица! Осел! Нет, чтобы убийц искать, он меня хочет законопатить. Ну, гад, посмотрим, посмотрим, как ты будешь вертеться, когда я тебя опущу при всех. На суде это и сделаю… если Ванька мне свинью не подложит. Сбежит, вот тогда придется туго. Хоть бы кто из своих вызвал на свидание… А кто? Никого ведь нет, кроме мамы, но она далеко. Что же мне делать? На светило адвокатуры рассчитывать не могу, этому уроду тоже Ванькины бабки не дают покоя. Ничего не понимаю: у самого денег полно, живет безбедно и даже более того, а хочет еще больше! Вот народ! Вот это жадность! Патологическая!»

Так под собственный монолог Юля шагала по коридорам прокуратуры, опомнилась, когда ее посадили в легковую машину с ненавистной надписью «Полиция». Главное, обязательно нужно взять за голову лапой (возможно, немытой) и направить в салон, без этого никак нельзя! Юля резко мотнула головой, сбрасывая руку, тогда-то и очнулась. А тетки в камере говорили, есть специальная перевозка для преступников с решетками на окнах, по описаниям похожая на отдельную камеру, но Юлю возили в легковушке. Ехала и чувствовала лапу на голове, теперь, пока не вымоет волосы, лапа будет на ней. Так жалко стало себя, так жалко, что плакать захотелось. Вдруг заговорил один из конвоиров (наверное, двух мужиков по бокам именно так следует называть, решила она):

— Останови у магазина, я без сигарет остался.

— Не положено, — бросил через плечо водитель.

— Я тебе дам — не положено! Останови. Пока эту сдадим, времени пройдет… а курить охота.

— Никуда она не денется в наручниках, — согласился второй сопровождающий. — Останови, мы быстро.

— А я что, сторож вам? — возмутился водитель.

— Посторожи минуту, будь другом. Я тоже пожрать куплю.

Остановились. Полицейские побежали в супермаркет, потрясая сытенькими пузиками. Интересно, как эти стражи порядка с комплекциями Винни Пуха за преступниками бегают? Ведь не догонят. Тем временем водитель достал сигарету, начал щелкать зажигалкой, а та не выдала огонь.

— А, черт, — разозлился водитель.

Он осмотрелся по сторонам, кого-то заметив, нежданно-негаданно тоже вышел… Юля задохнулась от мысли, что сейчас… Да, да, да! Машину эти олухи не заперли. Ну почему — нет? Почему?! Конечно, полицейские приедут домой, устроят там обыск… Да хотя бы помыться успеть! Все, решено. Пока водила просит прикурить…

Юля открыла дверцу. Воровато озираясь, ступила на землю и… что есть духу ринулась к углу. Добежала. Спряталась за угол здания супермаркета. Выглянула одним глазком, она не боялась, что ее заметят, — темно же.

Водитель метался на пятачке, высматривая ее среди витрин, светящейся рекламы, светофоров и толп людей, идущих в обе стороны, — где уж тут найти арестантку! Не дожидаясь, когда еще два мордоворота выйдут из супермаркета, Юля кинулась бежать. А чтобы не поскользнуться и не упасть, она с силой вонзала тонкие каблучки в утоптанный снежный покров дорог, рискуя поломать их.

— Черт, такси не возьмешь, — бубнила под нос. — Денег нет, зато наручники есть. Меня сразу доставят по адресу — прямо Костику в лапы.

А бежать далеко. А в наручниках неудобно. Почувствовав некоторую свободу, она перешла на умеренно спокойный шаг. Вспотела — аж жуть, по спине текли ручьи. И смешно стало, необъяснимо смешно. Или это безумная радость накрыла? А свобода — вещь прекрасная, никто не ценит ее, пока на своей шкуре не прочувствует все неудобства ограничений. Юля шагала по переулкам и смеялась: ловко же она деру дала!