Астронавты. Отвергнутые космосом - Алексей Бобл

Бой-Баба сощурилась, разглядывая бардак. Что-то ее беспокоило. Чего-то не хватало.

Она взяла охранника за руку.

— Дядь Фим, — мысль в голове формировалась, еще не додуманная, — когда вы тогда дали Тадефи пенал с нанотестером — помните, для Кока?..

Тот кивнул. Бой-Баба напрягла мозги.

— Что вы ей тогда сказали?

Охранник наморщил лоб. Посмотрел на Бой-Бабу. Глаза его просветлели.

— Я ей сказал, что это последний. Потому что больше их в шкафу не было. И сейчас нет.

— А на сколько хватает действия нанотестера?

Дядя Фима кивнул:

— На месяц. То есть…

— Значит, — взмахом руки остановила его Бой-Баба, — если наш рейс был рассчитан на полтора года, то и нанотестеров в медблоке должно быть достаточно на весь срок, причем с запасом. — Она посмотрела ему в глаза. Покачала головой. — Он не мог быть последний, дядь Фим. Их должно быть много.

Охранник поднялся:

— Давай искать.

Легко сказать! Бой-Баба беспомощно оглядела медотсек. Они все уже обыскали.

Позади нее раздался хриплый от слез голосок:

— Я, кажется, знаю, где… то, что вы ищете.

Все повернулись к Тадефи, и под их взглядами девушка снова разревелась. Потом вытерла слезы ладонью и судорожно вздохнула.

— Я не… знала, клянусь вам! Я понятия не имела, что они затевают, — сказала она Бой-Бабе. — А когда все началось… — Тадефи смотрела перед собой, и с ресниц ее капали слезы, — я… я испугалась. Что и меня… как Рашида.

Живых протянул руку и взял Тадефи за мокрую ладошку. Та попыталась выдернуть кисть, но Живых держал крепко. Тадефи подняла глаза на Бой-Бабу и хлюпнула носом.

— Прости меня… пожалуйста.

Бой-Баба погладила ее по голове:

— Да за что тебя прощать-то. Надо думать, как тебя вылечить теперь.

Тадефи мотнула головой:

— Это… не лечится. Нет пока способа.

Живых вздохнул и прислонился к последнему выпотрошенному шкафу.

— Излечимую болезнь чумой не назовут, — пробормотал он.

Тадефи услышала и повернула голову. Посмотрела на Живых. Бой-Бабе от ее жалкого взгляда захотелось самой зареветь.

— Это не чума, — тихо сказала Тадефи.

— Что? — охранник развернулся, в два шага оказался возле нее, схватил Тадефи за плечи. — Что ты сказала?

Тадефи съежилась под его взглядом.

— Это не чума, — она закрыла голову руками и затихла.

Глава 14

Замурованный в медблоке базы лаборант снова начал считать часы и дни. И он, и Мойра знали, что запасов воздушной смеси им вдвоем хватит дней на десять. Лаборант почти перестал есть — а Мойра просто отворачивала голову от дурно пахнущих консервных банок. Профессор нашел в подсобке какие-то старые канистры с давно побуревшей водой, и они пили ее, не думая о вкусе и опасности. Какая уж теперь опасность…

Лаборант пытался послать сигнал бедствия через эметтер, но аварийная экранирующая оболочка медблока, включенная по приказу Контролера, не пропускала сигнал. Да и толку? Ну обратит на его сигнал внимание какой-нибудь любитель на Сумитре или даже на Земле. Пока он поднимет тревогу (при условии, что он поверит лаборанту, — ведь в неправдоподобные скандалы и разборки поселенцев уже никто не хотел ввязываться), пока свяжется со спасателями, пока найдется корабль… Все это займет не десять дней, а десять недель или даже месяцев.

Профессор обнаружил в подсобке лаборатории старый самозарядный приемник и, крутя ручку подзарядки, попробовал настроить его на Троянца. Так он хотя бы мог принимать сообщения с Сумитры. Экран осветился, — и в его блеклом сиянии муж и жена впервые с момента ухода Контролера и его людей увидели лица друг друга.

Так теперь и текли их дни: под серебристое свечение приемника, ненатурально-здоровый смех комедийных фонограмм, чужие прогнозы хорошей погоды, варьете-шоу с наряженными в сверкающие костюмы ведущими и раскачивающейся в ритм старомодных ритмов простодушной публикой.

— На Земле ты терпеть не мог комедии, — прошептала однажды Мойра над кружкой холодной, вонючей воды. Она сидела в постели, и румянец заливал ее щеки. Она даже будто прибавила в весе за эти два дня.

Профессор хмыкнул и, не переставая крутить ручку подзарядки, переключил канал. Тут были новости. Бегущая строка внизу сообщала на пяти языках о менее важных событиях, чем те, о которых в то же время рассказывали журналисты с экрана.

Знакомые очертания небоскребов на экране привлекли его внимание. Лаборант взмахнул рукой — тише! — прибавил звук, придвинулся к экрану. Шло сообщение из штаб-квартиры Общества Социального Развития.

Стоя перед входом в блистающее стеклом и алюминием здание штаб-квартиры, немного в стороне от группы остальных репортеров с камерами, юная журналистка с ярким шарфом поверх пальто радостно рапортовала в микрофон:

— …из неофициальных источников. Руководство Общества Социального Развития отказывается комментировать эту информацию. Но ряд ведущих специалистов компании уже дал представителям прессы понять, что крупнейший прорыв в науке после разработки инсулина и пенициллина уже произошел. Работа лабораторий Общества, направленная на изучение механизмов неограниченного продления жизни, завершена. Общество предоставило в инспекцию по охране здоровья и безопасности граждан всю документацию, касающуюся успешных опытов на добровольцах. Мы можем, — она тряхнула рассыпавшимися по воротнику пальто недлинными соломенными волосами и улыбнулась щедрой улыбкой юности, знающей, что жизнь вечна, — рассчитывать на поступление в продажу первой партии медикамента в течение двух ближайших месяцев.

Лаборант, онемевший, механически крутил ручку подзарядки и смотрел на жену. Она щурилась на экран, не выказывая волнения.

Бросив ручку, Профессор привстал, на ослабевших, подгибающихся ногах перешел к Мойре и сел на стул возле ее кушетки спиной к телевизору. Нагнулся к ней, крепко схватил за плечи.

— Контролер, — прошептал он. — Теперь понятно, что он тут делал. Ну да, — лаборант закивал сам себе, выпустил плечи жены, поднялся и начал расхаживать по отсеку. Она внимательно наблюдала за ним, натянув одеяло до подбородка.

Он обернулся к ней.

— Его назначило Соцразвитие следить за ходом эксперимента. И вот теперь, — Профессор вытер ладонью внезапно вспотевший лоб, — они его прижали, потребовали результатов, и он им доложил, что испытания прошли успешно!

Мойра покачала головой.

— Они не могли этого сделать, — прохрипела она. — Ведь он солгал. Неужели… они не понимают?

Лаборант усмехнулся:

— Не хотят понять. Продление жизни — это большие деньги. Очень большие, деточка… — Он охнул и уставился на экран, где пониже картинки уже бежала строка «Экстренное сообщение», и сокращенная версия слов девушки-журналиста повторялась на пяти языках.

Профессор запустил пальцы в волосы и, раскачиваясь, начал думать.

— Я не удивлюсь, если Контролер собирается линять отсюда, — наконец повернулся он к жене. — Захватит Троянца и отчалит со своими пацанами. Какое ему дело до нас, до Земли!

Мойра удивленно посмотрела на него.

— Но тогда… их нужно — предупредить? — В тускнеющем свете экрана — батареи уже садились — она оглядела помещение лаборатории: задраенные иллюминаторы, выдранные провода и панели управления, засохшую грязь на полу. Сделала неловкое движение и попыталась приподняться.

— Что стоишь, — просипела она, барахтаясь, полусидя в постели, — помоги… мне! Их надо… предупредить! Надо сооб… щить!

Профессор словно прилип к месту. Наконец он бросился к ней, крепко обхватил за плечи и начал уговаривать вернуться в постель. Женщина мотала головой, сопротивляясь.

— Бе… жим! — схватившись за грудь, Мойра зашлась кашлем, согнувшись пополам. Пыталась еще что-то сказать, но слова вылетали склеившиеся, непонятные. Он держал ее из последних сил. — Пусти ме… ня!

Она обмякла у него в руках. Голова запрокинулась. Лаборант осторожно положил жену на кушетку и накрыл одеялом. Потом решительно пересек лабораторию, взял под мышку еще работающий экранчик и вынес его обратно в подсобку.

Там он закрыл дверь, чтобы не волновать Мойру, и несколько раз с размаху саданул экранчиком о стальной край трансформатора.

— Я у него на практике была, — сказала Тадефи. Они сидели вокруг лабораторного стола — спать никому не хотелось. Клетку с начавшей беспокоиться крысой снова прикрыли полотенцем. — У Рашида большая клиника в Ливане, в центре Баальбека, он там заведовал лабораторией. В виноградном саду… Баальбек — красивый город, самый древний на Земле… С семьей познакомилась. Жена, дочки… очень милые.

— Значит, они его шантажировали, — задумчиво сказал Живых. — Голову даю на отсечение, что наш Рашид и есть тот юный химик, что когда-то спиратил у них формулу и переделал ее в наркотик. Когда у них работал, — показал он на лежащую на столе фотографию.