Восход тьмы - Милен Сарто
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Амалия, я не хочу на тебя давить, но ты и сама все понимаешь, – он чуть наклонился в ее сторону. – Ты в большой опасности. Я не смогу защитить тебя, когда буду далеко. А если с тобой что-то случится, я не смогу себя простить за это. Пирит и Дьярви, если вернутся…
– Когда!
– Извини… Когда они вернутся, то убьют меня за то, что я не защитил тебя, – закончил Обсидиан уже шепотом, от которого у Амалии по всему телу пробежали мурашки. Но она так и не повернулась в его сторону, обиженно глядя в окно. Обсидиан сделал глубокий вздох. – Хорошо, цветок, делай как знаешь, и…
– О, спасибо, что разрешил.
– И все-таки, расскажи, что случилось? – спросил он мягко, несмотря на слова девушки. Хотя внутри него начинало закипать.
Амалия хотела столько всего ему сказать. У нее было столько вопросов, возмущений, гнева и непонимания, но вместо этого она кусала губы, отвернувшись от принца. Обсидиан был прав – опять! Она спрятала лицо в коленях, просидев так несколько минут. Принц не мешал Амалии собраться с мыслями. Он молча сидел и ждал.
– Я видела Багдеста, во сне, – прошептала наконец Амалия. Она подняла на него серые глаза, в которых стояли слезы. Лед был готов треснуть от одного неосторожного слова или взгляда. – Багдест… Он говорит, что я… Я для тебя лишь задание, которое тебе дали давным-давно. – Она мысленно молилась, чтобы это оказалось неправдой.
Сердце принца пропустило удар. На одно мгновение его лицо исказила гримаса боли, но он почти сразу же сделал вид, что у него все в порядке. От Амалии не ускользнула эта внезапная перемена в Обсидиане. Этого мгновения было достаточно, чтобы все понять. Поэтому она лишь безжизненно спросила:
– Значит… Это правда? Значит, ты мне солгал, что больше не служишь ему и что… Я для тебя что-то значу? Все, что было между нами, – это лишь ложь и притворство? – Запах ириса стал слышаться особенно отчетливо.
– И что я приглашаю тебя к себе не для того, чтобы защитить, а чтобы поскорее закончить свое… предназначение, так?
Обсидиан почувствовал, что ему не хватает кислорода в комнате. Он облизнул губу и продолжил:
– Я… Это все не так, я… Я тогда не знал, кто ты и какая на самом деле. – Обсидиан запустил руку в волосы, немного медля. – Все изменилось, правда. Ты же знаешь, что я никогда не… Никогда не причиню тебе боль. Ты мой цветок. – Обсидиан хотел прикоснуться к ней, успокоить, но продолжал неподвижно смотреть на нее.
«Я же знала, что так и есть… Еще тогда, когда он бросился с клинком… Но он ведь действительно изменился. Я ему дорога, я же знаю это… Почему же так больно?»
Амалия вновь до боли закусила губу, на которой выступила капелька крови. Она подняла глаза, и постаралась прийти в себя, прежде чем прошептала, еле-еле сдерживаясь:
– Уходи.
– Амалия…
– Проваливай отсюда!
Морозный запах распространялся от нее на несколько метров. Он сводил судорогой легкие, обжигая их пламенем и покрывая узорчатым, колющим инеем. Одинокий ирис, от которого шел нежный и такой печальный аромат, и от которого сжималось сердце. Цветок, к которому нельзя прикоснуться. Невозможно скрасить его одиночество, чтобы не сделать еще больнее его нежным лепесткам. Это была она. Его одинокий цветок.
Глава 15. Безответные молитвы
Парящие горы прайора – это огромный островной комплекс. Никто точно не знает, что находится внизу, куда падают обломки скал. Предполагают, что там пролегает огромный океан, который рано или поздно затопит левитирующие скалы. Кто-то считает, что внизу бескрайняя пустыня с множеством кратеров, которая раньше была джунглями, наполненными жизнью.
НАСТОЯЩЕЕ.
Континент Блоссомил. Поселение норафитов.
Цикл 9777 от Прихода Первых, лье 148.
Безвременье всегда было рядом с ним.
Безвременье неотрывно следило за Драконом, давая ему право совершать ошибки.
Безвременье всегда было рядом с ним, даже если Май этого не подозревал. Оно молчаливо следовало за ним с момента его рождения.
«Но почему сейчас оно так далеко? Почему оно не хочет помочь мне?» — с этими мыслями Май проснулся, ощущая, как веревки стянули его тело. Он всем сердцем ненавидел норафитов, поклоняющихся Столикому богу. И именно в их поселение Безвременье его закинуло. Опять.
Его грубо бросили на землю, словно он был мешком с картошкой. Слезы от боли проступили на глазах, но Май заставил себя их сдержать.
«Не позволю этим дикарям хоть на мгновение подумать, что мне страшно. Большие я им этого не позволю…» – думал Май раз за разом, когда его били ногами в живот. С каждым новым ударом он переносился в воспоминания детства.
Это было давным-давно. Май боялся этих воспоминаний, но они возвращались к нему, вызывая страх и стыд. Безвременье перебросило его за границы королевства в Эстерию, находящуюся за Архелановым океаном. За пределами Цереры норафитство считалось самой распространенной религией. Когда мама была еще жива, она часто рассказывала страшные сказки о норафитах, об их кровожадности, об их диких обычаях, о жестокости их богов.
Удар.
Но благодаря Безвременью Май еще в детстве узнал, какими милосердными и добросердечными были норафиты в тех историях. Перед глазами огневика вновь и вновь яркими вспышками проносились воспоминания, которые он хотел забыть.
Еще один.
Рядом с красноволосым мальчиком к столбам были привязаны истерзанные люди. Старые и молодые. Мужчины и женщины. Все они были увешаны маленькими черепами животных, зубами, перьями и когтями. На одной из девушек было надето ожерелье из засушенных глаз. Все они плакали и истекали кровью, моля о пощаде.
– Пощадите…
– Закрой пасть, богохульница!
И еще один.
Он вспоминал, как его заставляли смотреть. Эстерианцы, хоть и считали себя свободным народом, были рабами своих богов. Норафиты всегда находили людей, которые говорили хоть слово против Столикого бога. И тогда всю злобу и ненависть, воспитанную в них с рождения, они обрушивали на осквернителя.
Мая заставляли смотреть, как эстерианцы сжигали целые поселения за то, что не поклонялись Столикому Богу. А если находили хоть какие-то признаки поклонения Первым, то приносили в жертву. Медленно, кроваво, жестоко.
Мая заставляли смотреть, как свободные люди рушили все, во что он когда-то верил. Его заставляли смотреть, как уничтожали и издевались над Первыми, над их статуями, над теми, кто их прятал. И теперь, несмотря на то, что он смог