Иствикские ведьмы - Джон Апдайк

Маленькие столики у окна были свободны, а окно на улицу, из которого открывался красивый вид, запотело, и по нему стекали струйки воды. Когда Дженнифер прищурилась от солнца, в светлых уголках ее глаз обозначились морщинки, и Сьюки увидела, что она не такая юная, как показалось на улице. Да еще эти старые тряпки. Грязную парку, заклеенную прямоугольными заплатками из рыжеватого винила, она несколько церемонно перекинула через спинку стула рядом с собой и положила сверху свернутый длинный лиловый шарф. Под паркой оказалась простая серая юбка и свитер из белой овечьей шерсти. У нее была аккуратная пухлая фигурка, и во всем проглядывала простоватая округлость — руки, груди, щеки и шея — все было одинаково округло.

Ребекка, неряшливая уроженка Антигуа, с которой, как известно, водил компанию Фидель, подошла, покачивая крутыми бедрами, ее толстые серые губы сморщились, казалось, они скрывали все, что она знала, а знала она многое.

— Что желают леди?

— Два кофе, — попросила Сьюки и неожиданно заказала также маисовые лепешки. Они были ее слабостью, такие рассыпчатые и жирные, а сегодня такой холодный день.

— Почему вы говорите, что я могу вас ненавидеть? — спросила девушка с удивительной прямотой, но мягким тихим голосом.

— Потому, — Сьюки решила с этим разделаться сразу, — что я была с твоим отцом. Ты знаешь. Была его любовницей. Но не долго, только с лета. Я не хотела сложностей, я просто хотела ему что-то дать, самое себя, больше ничего у меня нет. А он был милым человеком, как тебе известно.

Девушка не выказала удивления, а задумалась, опустив глаза.

— Знаю, — сказала она. — Но последнее время не очень милым. Даже когда мы были маленькими, он казался рассеянным и удрученным. И потом, по вечерам от него исходил какой-то странный запах. Однажды я хотела обнять его и задела большую книгу у отца на коленях, она упала, а он начал меня шлепать и не мог остановиться. — Она подняла глаза, собираясь сделать еще одно признание, но замолчала, в ней чувствовалось смешное самолюбие, самолюбие кроткого человека, даже в том, как аккуратно поджимала она красивые ненакрашенные губы. Верхняя губка брезгливо приподнялась. — Расскажите мне о нем вы.

— Что именно?

— Каким он был.

Сьюки пожала плечами.

— Мягкий. Благодарный. Застенчивый. Он слишком много пил, но, если знал, что мы встречаемся, старался не пить. Он не был глупым, скорее — несколько заторможенным.

— У него было много женщин?

— Нет. Не думаю. — Сьюки обиделась. — Только я, уверена. Знаешь, он любил твою мать. По крайней мере, пока у нее не появилась навязчивая идея.

— Какая навязчивая идея?

— Уверена, ты знаешь лучше меня. Усовершенствовать этот мир.

— Довольно благородно, не правда ли?

— В общем, да. — Сьюки никогда не считала это благородным. Вечные публичные придирки Фелисии, злобные нападки, — она была более чем истерична. Сьюки не хотелось защищаться от этой вежливой замороженной девицы, от одного звука голоса которой можно простудиться. Сьюки предложила: — Знаешь, если ты одинока в таком городе, как этот, хватай, что найдешь, не раздумывая, что к чему.

— Видите ли, — мягко сказала Дженнифер, — я не очень во всем этом разбираюсь.

«Что она имеет в виду? Что она девственница? Трудно сказать, то ли и в самом деле девственница, то ли ее странное спокойствие — доказательство исключительной внутренней уравновешенности».

— Расскажи о себе, — попросила Сьюки. — Ты собираешься стать врачом? Клайд так этим гордился.

— Но это все неправда. Мне не хватало денег, и я пропускала занятия по анатомии. Мне нравилась химия. Работа техника-рентгенолога — это самое большее, на что я могу реально рассчитывать. Я увязла.

— Тебе надо познакомиться с Даррилом Ван Хорном. Он пытается нам всем помочь освободиться.

Неожиданно Дженнифер улыбнулась, а ее маленький ровный носик побелел от напряжения. Передние зубы были круглыми, как у ребенка.

— Какое роскошное имя, — сказала она. — Звучит как придуманное. Кто он такой?

«Но она должна была слышать о наших шабашах», — подумала Сьюки. Эта девушка — твердый орешек, в глазах такая неестественная наивность, она словно мешала телепатическому проникновению, как свинцовый лист лучам рентгена.

— Один эксцентричный, довольно молодой мужчина, купивший дом Леноксов. Помнишь, тот большой кирпичный особняк у пляжа.

— «Плантация призраков» — так мы называли это место. Мне было пятнадцать лет, когда мы переехали сюда, и я плохо знаю окрестности. Кажется, это огромная территория, хотя на карте она почти не обозначена.

Нагловатая Ребекка принесла им кофе в тяжелых белых фирменных кружках «Немо» и золотистые маисовые лепешки, одновременно с их сильным теплым ароматом они почувствовали какой-то острый пряный запах, и Сьюки решила, что так пахнет от официантки, от ее широких бедер и тяжелых грудей кофейного цвета, когда она, наклонившись над полированным столиком, ставила кружки и тарелки.

— Что-нибудь еще, леди, для полного счастья? — спросила официантка, смотря на них сверху вниз, через свои высокие холмы. Голова ее казалась довольно маленькой и крепкой, черные волосы, заплетенные в тугие мелкие косички, ниспадали на крутые плечи.

— А сливки есть, Бекки? — спросила Сьюки.

— А как же, — сказала она, ставя на стол алюминиевый кувшинчик. — Можно сказать и «сливки», если вам так хочется, но только каждое утро хозяин наливает сюда молоко.

— Спасибо, милая, я хотела сказать «молоко». — Но шутки ради Сьюки быстро произнесла про себя белый заговор, и… молоко сделалось густым, желтым — сливками. В кружке на поверхности кофе закружились блестки жира. Маисовая лепешка таяла во рту маслянистыми кусочками. Остатки индейского хлеба проскользнули сквозь лес вкусовых сосочков, она проглотила и сказала о Ван Хорне: — Он милый. Тебе понравится, если привыкнешь к его манерам.

— А что с его манерами?

Сьюки стряхнула крошки с улыбающихся губ:

— Он кажется грубым, но это напускное. На самом деле он безобидный, любой поладит с Даррилом. Две мои подруги и я играем с ним в теннис под фантастическим огромным брезентовым куполом. Ты умеешь играть?

Дженни пожала круглыми плечиками:

— Немного. В основном я играю летом в лагере. А некоторые из нас время от времени ходят на корты «Ю-Си».

— Сколько времени ты собираешься здесь побыть до возвращения в Чикаго?

Дженнифер наблюдала, как в ее кофе кружатся свернувшиеся молочные хлопья.

— Какое-то время. Может, до лета, пока не продастся дом, а Крису, как оказалось, делать сейчас нечего, и мы хорошо ладим; так было всегда. А может, я не вернусь. Не так уж сладко работать у Майкла Риса.

— Какие-нибудь неприятности в личном плане?

— Ах, нет. — Она подняла глаза, под бледной радужкой показались чистейшие молодые белки. — Кажется, мужчин я совсем не интересую.

— Но почему? Ты хорошенькая.

Девушка опустила глаза:

— Разве не странное молоко? Такое густое и сладкое. Интересно, а оно не скисло?

— Нет, думаю, очень свежее. Ты не попробовала лепешку.

— Я отщипнула. Я никогда их не любила, это просто жареное тесто.

— Именно поэтому мы, жители Род-Айленда, их любим. Они такие, как есть. Я доем твою, если ты не хочешь.

— Я, должно быть, что-то делаю не так, и мужчины это чувствуют. Я иногда говорила об этом с друзьями, с моими подругами.

— Женщине нужны подруги, — любезно откликнулась Сьюки.

— Их у меня тоже немного. Чикаго — бандитский город. А эти маленькие местные женщины, похожие на птиц, учатся ночи напролет и знают ответы на все вопросы. А спросишь о чем-нибудь личном, например, что я делаю не так с мужчинами, с которыми встречаюсь, сразу замолкают.

— На самом деле с мужчинами трудно ладить, — сказала Сьюки. — Они очень злятся на нас, потому что мы можем иметь детей, а они нет. Они ужасно ревнивы, бедняги: Даррил так говорит нам, не знаю, верить ему или нет, он много выдумывает. На днях за обедом он пытался излагать мне свои теории, все они связаны с каким-то химическим веществом, название его начинается с «силли» [40].

— Селениум. Это магический элемент. Именно в нем секрет тех дверей в аэропорту, которые сами открываются. Также он отбирает у стекла зеленый цвет, который ему придает железо. Селеновая кислота растворяет золото.

— Ну, ей-богу, ты действительно много знаешь. Если ты так хорошо разбираешься в химии, наверное, ты сможешь стать ассистенткой у Даррила.

— Крис не устает повторять, чтобы я посидела с ним немного дома, по крайней мере, пока его не продадим. Он сыт Нью-Йорком по горло, это слишком опасный город. Он говорит, геи контролируют все области, которыми он интересуется, — оформление витрин, сценографию.