Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко

– Странно, – поделился вечером с близкими отец Амвросий, – даже в хорошие времена в нашей церковки не было столько людей, как сейчас.

– Они пришли на запах, – заявил Николка.

– На какой запах, Николай? – растерялся священник.

– Запах жизни.

– Запах жизни? – переспросил отец Амвросий. И сам же подтвердил: – Да, вот что привлекло людей. В церкви запахло жизнью, верой в Божью помощь и в свои силы.

С самого утра Шкет и Чеснок стали убеждать Зарецкого, что пора выходить на какое-нибудь дело, но Цыган не хотел их даже слушать. Все его мысли были заняты Анастасией. Едва дождавшись полудня, он выскочил из хаты и устремился в город, к зданию университета. Возле булочной, куда стояла длинная очередь ленинградцев, его окликнул незнакомый, средних лет человек с отекшим лицом.

– Мужчина, дайте докурить вашу папироску. Хоть пару затяжек… – вывалившись из монолита очереди, жалобно попросил он Цыгана.

– Извиняй, мужик, я спешу, – попытался отказать Зарецкий, который только что закурил. В пачке оставалось всего две штуки, и он рассчитал курево так, чтобы ему хватило на все время, пока он будет с любимой девушкой.

– А ничего, я пройдусь с вами и подожду окурочка, – не сдавался незнакомец. – Очередь все равно не движется.

Ванька знал, что пачку папирос или табаку в городе за деньги не купишь. Их можно только обменять на продукты, что может себе позволить не каждый.

– Поверите ли, гражданин, – не отставал от Зарецкого мужчина, – за неделю до войны я бросил курить, и первое время, когда началась война, даже радовался, что не вхожу в неоправданные расходы. А теперь стал мучаться, потому что просто несносно хочется есть, а с едой вы сами знаете, как обстоят дела. Если покурю, хоть на время про еду забываю.

– На! – Иван протянул ему половину папиросы.

– Вот спасибо, мил человек! – обрадовался мужичок.

Этот разговор отвлек Зарецкого от любовного бреда и заставил задуматься. Ситуация в городе, взятом в кольцо немецкими войсками, с каждым днем становилась все тяжелей. Если раньше он не задумывался о грядущем дне и жил сегодняшним, как предписывал воровской закон, то теперь как бы раздвоился. С одной стороны, Цыган оставался вором, а вот с другой… После кражи с Бадаевских складов он понял, что практически ворует жизнь у своих сограждан, лишая их продовольствия. Отчасти потому и не поддержал предложение подельников, которым не терпелось пройтись по квартирам. Однако ведь нужно было как-то выживать и самому и помочь Анастасии.

«Может, уехать из города?» – мелькнула у него мысль, которая в последнее время становилась навязчивой. – Только поедет ли Настя? Без семьи – точно нет!»

В результате к зданию университета Цыган подошел с головной болью, которая, впрочем, моментально улетучилась, как только он встретился с девушкой. Начавшаяся воздушная тревога продолжалась всего пятнадцать минут, и они только успели спуститься в бомбоубежище, как объявили отбой. Все стали выходить, но Иван и Анастасия не спешили покинуть укрытие, поскольку все равно идти было некуда. Они остались одни, и Зарецкий достал плитку шоколада, последнюю из своих продуктовых трофеев.

– Ой, Ваня, настоящий шоколад! – по-детски обрадовалась Настя, с нетерпением ребенка принявшаяся разворачивать обертку. Но неожиданно остановилась, словно о чем-то вспомнила, и протянула плитку назад. – Я не могу его взять.

– Почему? – удивился Зарецкий.

– Потому, что он ужасно дорогой сейчас, – пояснила девушка.

– Настя, это всего лишь плитка шоколада, – усмехнулся Цыган. – Что же, я не могу угостить девушку, за которой ухаживаю, которая мне нравится?

– Вань, сейчас это не просто шоколад, – продолжала сопротивляться Анастасия, чувствуя, что запах из надорванной обертки заполняет рот слюной, – это продукты, а я не хочу, чтобы ты за мной ухаживал в ущерб своему здоровью.

– Я по-другому не могу ухаживать, – обиженно пробубнил Зарецкий.

– Прошу тебя, не обижайся, – встревожилась девушка, впервые видя его в таком настроении, – ты же мне не безразличен.

– Тогда давай есть вместе, – нашел выход Цыган. Отломил небольшой кусочек от плитки и передал остальное девушке.

– Хорошо, – с улыбкой согласилась Анастасия, поспешив отправить сладкий кусочек в рот, чтобы прекратить предательское выделение слюны.

Вкус шоколада напомнил довоенное время, и, несмотря на мрачную обстановку бомбоубежища и холод, ей стало тепло и уютно. Иван приобнял девушку за плечи. Они так и сидели какое-то время, молча смакуя давно позабытый вкус шоколада.

«Как хочется ее поцеловать…» – навязчиво стучало в голове, но Цыган сдерживал свое желание из-за боязни обидеть Настю.

«Какой он все же хороший… Может, и правда его поцеловать?» – крутилась в голове Анастасии аналогичная мысль.

– Вань, а можно я по маленькому квадратику отнесу братьям и племяннице? – вспомнила о близких Настя, когда от плитки оставалось меньше половины.

– Конечно, – обрадовался Зарецкий. Иначе ему бы не удалось отказаться от сладости. – И передай мой привет Вячеславу. Хороший хлопец растет.

Они вышли из убежища и пошли в сторону ее дома. Ванька, так и не решившийся поцеловать любимую девушку, понял, что ему мешало: все та же чертова шоколадка. Цыган боялся, что Настя истолкует его действие как желание получить вознаграждение за сладкий подарок и тем самым он уподобится в ее глазах Христофорову.

Они поравнялись с хозяйственным магазином, где образовалась огромная очередь за мылом и началась ссора с беженцами, которые не имели промтоварных карточек. Горожане пугали их, что они все равно не получат мыло.

– Пусть только попробуют не дать! Мы что, не в Советском государстве, у нас что, деньги отменили? – кричала седая женщина с двумя детьми. – Мы уже месяц не мылись, нас вши заели!

– Хоть вши поедят вместо нас вдоволь, – раздался чей-то обозленный голос.

– У нас в доме воды горячей нет, а холодная с перебоями, – под воздействием услышанного пожаловалась на ухудшение бытовых условий Настя. – Хорошо, газ пока есть, можно вскипятить воду. Но говорят, что воды вообще скоро не будет.

– В деревне проще – баньку растопил, водички принес, и все, – поддержал тему Зарецкий, – так что милости просим в нашу баньку.

– Это кого же ты милостью просишь? – засмеялась Настя.

– Ну, Славку, маму. Одним словом, всех ваших, – растерялся Зарецкий, понимая, что его приглашение могло быть истолковано превратно.

– Ага, значит, одна я замарашкой должна оставаться? – залилась смехом девушка, видя смущение молодого человека.

– Нет, ты тоже приходи, – совсем запутался Зарецкий и покраснел.

– Ой, Ваня, какой ты милый! – Настя вдруг поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

Ивана захлестнуло волной чувств, и он прижал к себе собравшуюся как ни в чем не бывало продолжить путь девушку, впился в ее губы выстраданным поцелуем. Настя попыталась оказать слабое сопротивление, но потом обмякла в сильных руках мужчины.

– Вань, что ты? – не то возмущенно, не то с удивлением спросила девушка. – Как мне это понимать?

– Ты не подумай чего не так, – выпустил пленницу из рук Иван, – я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Так ты руки моей просишь? – смутилась девушка. – Но ведь руки нужно у родителей просить.

– Я готов, – насупился Зарецкий, помня, кто у любимой отец. – Только, думаю, они тебя за меня замуж не отдадут.

– Почему?

– Ну, во-первых, скажут, не время сейчас – война.

– А во-вторых? – поинтересовалась Настя, считая первую причину несерьезной.

– А во-вторых, я был судим, – выдал свою страшную тайну Цыган.

– Как? За что? – Анастасия никак не ожидала такого поворота.

– Пацаном с голодухи воровал, в плохую компанию попал, и понеслось.

– Но сейчас же ты не вор? – попыталась выяснить для себя самый важный момент девушка, хорошо зная отношение отца к уголовным элементам.

– Сейчас нет, – ответил Цыган, подразумевая текущий момент.

Анастасия вспомнила разговор с отцом, в котором она защищала Ивана, убеждая, что тот не мог убить ее подругу. И тут же представила реакцию отца, если он узнает об ее отношениях с Иваном. Ей стало страшно, и она поежилась, словно от холода.

– Ты мне нравишься, но я думаю, мой отец будет против наших с тобой встреч, – поделилась своими грустными предположениями девушка.

– У меня нет родителей, поэтому мне трудно понять, каким образом их мнение является решающим в вопросах, которые касаются только двоих, – выдвинул аргумент-сомнение Зарецкий.

– Для меня их мнение очень важно, – осторожно высказалась Анастасия.

– Я понимаю, ты же девушка. А для меня было бы все равно, кто и что мне говорил бы про тебя. Потому что я тебя люблю.

Они замолчали и остаток дороги до дома шли молча, думая каждый о своем.

«Как-то все не очень получилось. Неромантично как-то», – мысленно переживал Зарецкий, что произвел не лучшее впечатление на любимую девушку.