Абхазские рассказы - А. Аншба

Мальчик ускорил шаг.

Конечно, не так. Он бы поверил, если бы вместо них оставили руководить всадника на пегом коне. Они не такие, они боятся, трусят больше всех. Что им дает такую уверенность в себе, наглость? Почему они так себя ведут? Наверно, что-то есть... Что же это? Что-то есть...

Пробежав два переулка, он устал и пошел шагом. Ноги горе ли, набегавшись по засохшей в комья грязи.

Для чего Хилкане его ягненок? Наверное, он обманул. Правда, у нее сын в армии, ей может понадобиться, но мать не могла ни кому отдать ягненка! Он мог заблудиться и так попасть к ней.

Все это неважно, лишь бы найти его.

Вместе с внучкой Хилканы он ходил в школу. Они — ровесники, но девочка повыше его. У нее хорошие, ясные и добрые глаза.

За лето она, как и все, загорела, но не обычная кожа ее лица становилась янтарной. Когда она шагала, то при каждом шаге мель кали белые ее ступни — единственное, что не покрывалось загаром. Ее отец тоже на фронте, уже дважды ранен, но он все время пишет домой. Мальчик был уверен, что если ягненок попал к ним, то в безопасности.

Вдруг он вспомнил и резко остановился.

Только сейчас он понял смысл слов председателя сельсовета.

Он и раньше знал об этом, но смеялся над верившими в нелепые слухи. Это случилось давно. На дерево у дома соседей Хилканы стала по ночам прилетать и зловеще кричать сова. Соседи со страхом ждали ее крика, приносившего несчастье. Однажды хозяину удалось подкрасться и сделать отметину на дереве с совой. По старинному поверью, на следующее утро к ним должен был прийти человек, который по ночам прилетал к ним в образе совы, накликая несчастье на их дом. Уже шла война. У Хилканы не оказалось спичек, чтобы разжечь погасший очаг, и она пришла утром к соседям за огнем. До этого она пыталась раздуть тлеющие угли и перепачкалась сажей. Сосед, увидев ее, измазанную сажей, обомлел. («Так это она по ночам, повергая людей в ужас, носится над ними, как ветер, приносящий снег, и посылает горе, не счастье!»)

— И огня не дам, и не подходи к моему порогу! Чтоб ты сгорела в огне! — сосед загородил собою дверь.

— Что случилось? — поразилась Хилкана. Посмотрев в угрожающее лицо соседа и догадавшись, что он ничего не объяснит, она попятилась и ушла.

С тех пор и поползли по селу слухи, что Хилкана спуталась с нечистыми силами. И прежде робкая и застенчивая Хилкана, теперь ходила в постоянном страхе, боясь услышать недоброе, злое о себе. Она перестала появляться на людях, заперла себя в своем доме. А люди стали говорить, что она загнала до смерти своего волка и поэтому перестала выходить. Говорили даже, что и сын ее не может погибнуть на войне, так как в нем есть ее нечистая кровь.

Мальчик, пересилив себя, пошел к ее дому. Если б он еще думал, испуганно убежал бы. У ворот никого не было. что еще больше его напугало. Все-таки он открыл ворота и вошел во двор, тоже пустынный. Только за изгородью паслись коза и козленок. Внезапно за козой выросли запряженные бык с буйволицей, словно возникли из воздуха. Только сейчас мальчик заметил, что земля частично вспахана.

Kто может в такую засуху вспахать затвердевшую землю, если только у него не особая кость!? Мальчик перепугался.

Может, это злополучная старуха? Он уже хотел убежать, как увидел одноклассницу, внучку Хилканы. Это она пахала. Еле доставая до ручек плуга, некрасиво рас ставив ноги, она напряженно старалась провести прямую борозду.

Девочка его заметила. Мальчик смущенно, неловко пошел к ней и обнаружил ее бабку, Хилкану; согнувшись в три погибели, слов но галка, подбирающая зерна, она брела по участку, собирая стеб ли прошлогодней кукурузы. Девочка остановила животных, выпрямилась, опять стала тоненькой, высокой. Ее большие, ясные глаза улыбались. Но сейчас улыбка этой милой девочки представилась ему иной, искаженной.

Говорят, они все такие... А зря не будут говорить, наверно...

Мальчик содрогнулся.

Может, и земля под его ногами совсем иная? И все, что он ceгодня увидел, просто дурной сон? Ведь говорят же: когда кто-то попадется им на злой глаз и они захотят вынуть из живого cepдце, сожрать его, то незаметно заманивают несчастного на свою землю. Может, из-за этого он и слышит в последнее время по утрам голос отца — наверно, они подстроили это, чтобы приманить его к себе. Может, дома сейчас лежит его тело, ни живое, ни мepтвое...

Мальчик невольно ощупал себя, кожа стала «гусиной».

Вот приближается старуха, на ее лице торчит большущий нос.

Даже козы, словно поджидали его, подошли ближе, посматривают то на него, то на девочку, то на старуху. Кажется, стоит им пожелать — и они заговорят; такой у них странный взгляд.

Наверное, и козы не обыкновенные. Если захотят — могут пpeвратиться в волков. И место какое-то странное, необычное, может, это и есть место нечистых, скрытое от глаз простых людей. Но почему-то здесь не видно ягненка.

— Что-нибудь случилось? — спросила девочка.

Мальчик опомнился, увидев изменившееся лицо девочки, услышал ее голос. Наверно, перед этим у него потемнело в глазах, потому что сейчас стало светлее; он увидел туман, запутавшийся в ветвях деревьев; земля, уходившая из-под ног, остановилась, уперлась в его ступни.

— Случилось несчастье?! — дрогнул голос у Хилканы.

Мальчик метнул взгляд в ее сторону, она была очень похожа на козу, глазевшую на него, и глаза у нее так же быстро, боязливо мигали.

— Ничего не случилось, — ответил он чужим голосом, глухим, словно издалека.

Старуха и внучка вздохнули с облегчением.

— Я уже второй раз пашу, — гордо сказала девочка.

Было видно, что она уже давно хотела похвастаться.

— Земля не очень твердая? — мальчик потихоньку приходил в себя.

— Здесь она не бывает твердой, рассыпается, почти песок, ответила Хилкана. — Только потому, что некому больше пахать.

А то кто бы заставил трудиться такую маленькую!

— Мнe не очень трудно. Если б не руки! — девочка показала узкие покрасневшие ладошки. — И буйволицу жаль, она вот-вот должна отелиться, ей трудно.

До мальчика дошло, что он стоит на обыкновенной земле, видит знакомых людей, что не он потерялся, а ягненок.

— Наш ягненок исчез, я надеялся, что вы что-нибудь знаете.

Старуха и девочка переглянулись.

— Какой шерсти?

— Ты разве не знаешь, белый-белый, без черной шерстинки, — грустно сказала внучка. — Я же говорила, что это его ягненок.

— А где он?

— Качия вез его рано утром, держа на седельной луке.

— Наверно, мать отдала за какие-нибудь долги. Что ей делать, одинокой, — вздохнула Хилкана. — А он, как ворон, чует, где можно поживиться! Ушли все наши мужчины, а то кто бы ему дал такую власть! — Ему весной всегда становится плохо, болят его кривые кости, двигаться не может. И каждый год в это время молится за себя, жертву приносит. Помнишь, бабушка, прошлой весной он у нас забрал ягненка...

— И ничего не заплатил за него.

Мальчик, не сказав ни слова, повернулся и выбежал со двора.

Не может быть, чтобы сегодня взял его и сегодня же зарезал! Мальчик выбежал на дорогу и, повернув, поспешил к реке.

Качия теперь был большим человеком. А до войны никто им не интересовался. Разве только тот, кому понадобится плетка. Качия делал плетки и никто не знал, где и когда он этому научился.

Его родители никогда не были наездниками и даже не держали коня. Жили в каком-то ущелье, возделывали кукурузу, варили мамалыгу, так и существовали. Если кто вспоминал о Качии, то жалел его. Когда Качия что-нибудь недостойное сотворит, его прощали: «Он богом обижен, что спрашивать с калеки!» Дети, все лето торчавшие на реке, хорошо его знали. Нередко в гуще детишек, заполнивших речную заводь, неизвестно откуда возникший Качия, голый, неожиданно кидался и начинал их ловить. Он плавал, как собака с перебитым хвостом. Острые локти торчком, как у кузнечика-богомола, высовывались из воды. Дети кидались от него врассыпную: если схватит кого негнущимися пальцами, толчком погружает с головой в воду и победно орет.

Мальчик спустился в долину и заспешил...

Сейчас Качия на видном месте. С начала воины он — сельский милиционер: не было в селе такого двора, который он не посетит хотя бы раз в неделю. Eго кляча постоянно держала опущенной свою дышлообразную шею, ему не удавалось поднять ей голову даже на ровном месте, не то что на подъеме. Качия обычно разваливался в седле, поводья свободно провисали. Но приближаясь к дому или подъехав ко двору, он обязательно так хлестнет клячу, что плетка словно выстрелит. Кляча не прибавляет шагу от уда ров; пошатнется, прижмет уши, словно собирается укусить, и взмахнет нечесанным, в репьях, хвостом. Говорят, что у паршивой кобылы хоть грива густая, а у этой клячи шея почти лысая, грива — редкими пучками.

Невзирая на свою худобу и вид одра, она таскала на себе Качию по этой земле, словно платила свой долг: ведь всех крепких коней увели на войну.