Пробуждение Левиафана - Джеймс Кори

— Береги себя, партнер.

Он просмотрел запись. На экране он выглядел усталым: улыбка несколько вымученная, голос звучал чуть тоньше, чем слышался ему самому. Но все, что надо, было сказано. Он отослал сообщение.

Вот до чего он скатился. Доступ закрыт, служебное оружие конфисковано — правда, в норе у него была парочка запасных пушек, — деньги идут к концу. Приходится изворачиваться, просить о помощи в вещах, которые прежде казались рутиной, в каждой мелочи исхитряться против системы. Был он копом, а они превратили его в мышь. «А все же, — подумал он, выпрямляясь на стуле, — для мыши я неплохо справляюсь».

Со стороны против вращения донесся звук взрыва, взметнулись гневные голоса. Ребятишки на траве прервали игру в «пощупай меня» и уставились в ту сторону. Миллер встал. Он видел дым, но огня не было. Поднялся ветер — система циркуляции высасывала нежелательное загрязнение из воздуха, — следовательно, сенсоры не зафиксировали угрозы пожара. Прозвучали подряд три выстрела, голоса слились в ритмичные выкрики. Миллер не различал слов, но ритм сказал ему все, что надо. Не катастрофа, не пожар, не утечка. Просто беспорядки.

Ребята двинулись на шум. Миллер поймал одну девчонку за локоть. Не старше шестнадцати, черные волосы, лицо идеальным сердечком.

— Не ходите туда, — сказал он. — Собери друзей и ступайте подальше.

Девочка оглядела его, обернулась на отдаленный гомон.

— Ты ничем не поможешь, — сказал он.

Она выдернула локоть.

— Хоть попробую, — возразила она. — Подриа интертар, знаешь ли. «Ты тоже мог бы».

— Уже пробовал, — сказал Миллер, закрыл терминал и пошел прочь. У него за спиной нарастал шум бунта. Он решил, что это дело полиции.

За следующие четырнадцать часов сеть системы сообщила о пяти случаях беспорядков на станции и о нескольких мелких повреждениях. Некто, о ком он впервые слышал, объявил трехфазный комендантский час: те, кого застанут вне своей норы более чем за два часа до или после рабочей смены, подлежали аресту. Тот, кто теперь заправлял шоу, полагал, что сумеет сохранить мир и стабильность, заперев по домам шесть миллионов человек. Хотел бы он знать, что думала об этом Шаддид.

За пределами Цереры дела шли все хуже. Банда старателей, сочувствующих АВП, захватила лабораторию дальней астрономии на Тритоне. Они направили телескоп на систему и сообщали в эфир о положении каждого марсианского корабля, а кроме того, передали изображение поверхности Марса в высоком разрешении. Видны были даже загорающие топлес в парках под куполами. Поговаривали, что к станции уже отправлены атомные заряды и установка через неделю превратится в блестки пыли. Земля все успешнее подражала улитке, втягивая, как рожки, земные и лунные компании. Не все, даже не половину, но достаточно, чтобы передать всем сообщение: «На нас не рассчитывайте». Марс взывал к солидарности землян, Пояс апеллировал к справедливости, а еще чаще предлагал колыбели человечества отыметь самое себя.

До срыва пока не дошло, но к тому двигалось. Еще несколько инцидентов, и уже не будет иметь значения, с чего все началось. Марс понимал, что Пояс не может победить, а Пояс знал, что ему нечего терять. Такой подписки на смерть человечество еще не видывало.

Миллер, как и вся Церера, мало что был способен сделать. Но он мог найти Джеймса Холдена, узнать, что случилось со «Скопули», проследить нити, ведущие к Джули Мао. Он был детективом. Он делал то, что умел.

Прибирая нору, выбрасывая отложения хлама, копившиеся десяток лет, он разговаривал с нею. Пытался объяснить, почему бросил все, чтобы ее найти. Познакомившись с «Росинантом», он уже не мог обойтись без слова «донкихотство».

Воображаемая Джули смеялась или понимающе улыбалась. В ее глазах он казался трогательным маленьким человечком, коль скоро у него не было ничего более похожего на цель в жизни, чем поиски девушки. Она видела в нем орудие своих родителей. Она плакала и обнимала его. Она сидела с ним на почти невидимом балконе, глядя на звезды.

Он втиснул все, что мог, в рюкзак. Две смены одежды, бумаги, ручной терминал. Снимок Кандес, сохранившийся от лучших времен. И копию досье Джули, сделанную до того, как Шаддид стерла его материалы, — с тремя снимками девушки. Он подумал, что за целую жизнь должно было накопиться побольше, потом покачал головой. Пожалуй, счет сходится.

Последний день Миллер провел, нарушая комендантский час, прощаясь с немногими, кто мог о нем вспомнить и кого вспомнил он сам. К его удивлению, Мусс, которую он застал в тесном и неуютном полицейском баре, прослезилась и обняла его так крепко, что заныли ребра.

Он оплатил проезд на транспорте до Тихо. Койка обошлась ему в четверть оставшихся денег. Не в первый раз Миллер подумал, что надо поскорее отыскать Джули или найти работу, которая прокормит его на время поисков. Но пока денег хватало, а мир был не так устойчив, чтобы заглядывать далеко вперед, — разве что с черным юмором.

Словно в подтверждение этой мысли, его терминал загудел, когда он стоял в очереди на транспорт.

«Привет, партнер, — сказал Хэвлок. — Насчет той услуги. У меня для тебя новость. Твой объект только что обнародовал полетный план к Эросу. Посылаю приложением открытые данные. Я бы накопал побольше, но в „Протогене“ все накрепко закручено. Я говорил о тебе с вербовщицей, она, кажется, заинтересовалась. Дай мне знать, хорошо? До скорой связи».

Эрос!

Потрясающе…

Миллер кивнул стоявшей за ним женщине и покинул очередь, отошел к киоску. К тому времени, как открылся экран, объявили, что посадка на Тихо заканчивается. Миллер вернул билет, получил чисто номинальное возмещение и потратил треть того, что у него осталось, на билет до Эроса. Впрочем, могло быть хуже. Он мог получить известие после отлета. В этом следовало видеть знак удачи.

Подтверждение заказа пришло с тихим звоном оркестрового треугольника.

«Надеюсь, я не ошибся, — сказал он Джули. — Если Холдена там не окажется, я буду выглядеть ужасно глупо».

Воображаемая девушка горько улыбнулась.

«Жизнь — это риск», — ответила она.

Глава 21

Холден

На кораблях нет лишнего места. Вопрос пространства всегда считался первоочередным, и даже на гигантах вроде «Доннаджера» коридоры и помещения были тесными и неудобными. На «Росинанте» имелись ровно две комнаты, где Холден мог развести руки, не коснувшись стен: камбуз и грузовой отсек. Те, кто зарабатывал на жизнь полетами, не страдали клаустрофобией, однако даже самые закаленные астерские старатели ощущали нарастающее напряжение от долгого заключения в тесноте корабля. Древний рефлекс пойманного в ловушку животного, подсознательное понимание, что за пределами видимости для тебя нет места. Когда корабль входил в порт, напряжение спадало внезапно, вызывая некоторое головокружение.

Часто оно принимало форму запоя.

Холден, как всякий матрос, не раз допивался до бессознательного состояния после долгих рейсов. Ему случалось забредать в бордели, откуда его вышвыривали с опустевшим счетом, натертыми до мозолей чреслами и простатой, сухой, как пустыня Сахара. Так что, когда через три дня к нему ввалился Амос, Холден точно знал, как чувствует себя великан-механик.

Холден с Алексом, сидя на одной койке, смотрели новости. Две говорящие головы комментировали действия астеров словами: «преступность», «терроризм» и «саботаж». Марсиане были «миротворцами». Передачу вел новый марсианский канал. Амос фыркнул и повалился на койку. Холден приглушил звук.

— Как провел отпуск на берегу, моряк? — спросил он с ухмылкой.

— С сегодняшнего дня бросаю пить, — простонал Амос.

— Наоми сейчас принесет пожевать из суши-бара, — сказал Алекс. — Отличная сырая рыбка в обертке из поддельных водорослей.

Амос опять застонал.

— Недобрый ты, Алекс, — упрекнул Холден. — Дай его печенке умереть спокойно.

Дверь номера скользнула в сторону, и показалась Наоми с высоким штабелем белых коробок.

— Еда пришла, — сообщила она.

Алекс пооткрывал коробки и принялся доставать маленькие одноразовые тарелочки.

— Каждый раз, как твоя очередь нас кормить, ты берешь форелевые роллы. Недостаток воображения, — заметил Холден, накладывая себе на тарелку.

— Я люблю форель, — ответила Наоми.

За едой все молчали, только постукивали пластмассовые палочки для еды и влажно хлюпали соусы из васаби и сои, куда макали куски. Когда еда кончилась, Холден вытер выступившие от острого вкуса слезы и повалился на подушки. Амос палочкой для еды почесал под лубком на ноге.

— Отличная работа, люди, — сказал он. — Сейчас только эта нога у меня и не болит.

Наоми дотянулась до пульта на подлокотнике у Холдена и вернула звук. Она пробовала от каждого блюда понемногу. Алекс закрыл глаза и развалился на кушетке, сплел пальцы на животе и издал довольный вздох. Холдена вдруг охватила необъяснимая обида на уютно устроившихся соратников.