Русалка - Шеннон Дрейк

Уорик был непреклонен и не желал слушать никаких возражений. Выхода не было.

Побег казался невозможным. Уорик перестал выезжать по ночам и проводил их в музыкальной комнате, в то время как она ходила взад и вперед в своей. Он старался избегать встреч с Ондайн, морщась при ее виде, как от невыносимой головной боли, хотя по вечерам, на обеде в компании Юстина, очаровывал всех присутствующих. Юстин продолжал подшучивать над ними обоими и то и дело ненавязчиво давал понять брату, что хорошо бы проявлять побольше нежности и заботы к женщине, которая носит его ребенка.

Ондайн сжимала зубы и ничего не говорила.

Забота Матильды приняла такие размеры, что всякий раз при виде экономки Ондайн хотелось превратиться в горошину и закатиться в маленькую темную дырочку в полу. Как жестоко обошелся Уорик с Матильдой! В который раз ее надежды были обречены разбиться вдребезги!

Клинтон тоже, казалось, ничего не имел против поспешности, с которой действовала молодая графиня, чтобы обеспечить Четхэмов наследником. По крайней мере он вел себя спокойно и открыто, и Ондайн проводила много времени в конюшнях, обхаживая лошадей и мечтая найти способ увести одну из них и исчезнуть.

Первый день подходил к концу. Ондайн успокаивала себя тем, что она еще успеет придумать план побега. Но вот прошел и второй, и побег стал казаться почти невозможным. Джек следовал за ней постоянно, хотя и совсем ненавязчиво, более того, она в любое время суток была под наблюдением Матильды или Лотти. Положение ее представлялось безнадежным.

Матильда занималась дорожным сундуком, укладывая самые изысканные платья. При дворе Карла, который славился любовью к изящному и привечал художников и поэтов, женщины одевались по последней парижской моде. Так что Ондайн была просто обязана иметь при себе все самое лучшее. По мнению Матильды, от роскоши убранства ее госпожи зависело очень многое, и она наставляла молодую графиню:

— Вы должны одеваться как можно лучше! Я уверена, вы затмите всех! Ах, как это захватывающе!

— А вы бывали при дворе? — поинтересовалась девушка.

— Да! Когда-то я сопровождала…

— Женевьеву, — закончила за нее Ондайн и сердечно обняла Матильду.

Матильда вытерла со щеки слезу, затем вспыхнула и улыбнулась:

— Ах, как бы мне хотелось увидеть, как вы осадите высокомерную леди Анну!

Ондайн ответила ей вымученной улыбкой. Сейчас, как и прежде, ее раздирали противоречия: рассудок говорил, что ехать ко двору опасно, а сердце разрывалось от жесточайших мук ревности. Скорее всего, вместо того чтобы поставить леди Анну на место, она просто доставит своего мужа в объятия любовницы.

Как только Матильда закрыла за собой дверь, Ондайн злобно швырнула подушку, которая пролетела через всю комнату. Осталась всего одна ночь, и с рассветом они отправятся. Но ей нельзя ехать! Ни за какие сокровища мира!

Уорик! Ох, этот отвратительный мужской нрав! Он хотел насильно — против ее воли! — притащить ее туда, где все знали о его безнравственных похождениях, где с распростертыми объятиями его ожидала любовница! И ради этого он заковал ее в кандалы!

Хотя, может быть, все это ей кажется?!

Как ни боролась Ондайн со своими чувствами, они жили в ней. Она любила Уорика. Любила почти так же страстно, как ненавидела.

За обедом Ондайн смеялась над остротами Юстина, стараясь выглядеть особенно очаровательной. Уорик сохранял видимое спокойствие, но по тому, как он пожирал ее глазами, Ондайн догадывалась, что он насторожен и напряжен не меньше ее. Она пыталась отвлечь его внимание, болтая чепуху о платьях, которые собиралась взять с собой, и своих якобы серьезных намерениях следовать указаниям придворных модисток. Ее блюдо с едой опустело только наполовину, когда Уорик, подошедший сзади к ее креслу, выдвинул его из-за стола.

— Уорик… — начала она резким голосом, в котором раздражение тут же уступило место изумлению.

— Моя любовь! — ответил он мягко и наклонился так близко, что его дыхание коснулось ее щеки и угроза его слов сделалась еще очевиднее. — Мы собираемся выехать с рассветом, и потому вам не стоит отрывать от сна драгоценное время.

Ох, как же ей хотелось — хотя бы раз! — развернуться и со всей силы ударить его по щеке! Испортить игру! Отомстить за боль, которую он причинял ей!

Но она лишь наклонила голову. Сейчас не время для мести и препирательств. Сегодня она должна исполнить задуманное, предпринять последнюю отчаянную попытку и убежать, пока не поздно.

Ондайн с покорным видом встала и вышла из-за стола. Юстин также поднялся, целуя ее руку и отвешивая вежливый изящный поклон.

— Дорогая сестрица, увы, мой брат, этот грубый мужлан, то и дело отсылает вас. Как жаль, что я не встретил вас прежде него!

— М-м-м, да, действительно жаль, — сухо пробормотал Уорик. — Спокойной ночи, брат!

Юстин рассмеялся:

— Спокойной ночи.

«Вне всяких сомнений, я здесь как в тюрьме!» — думала скорбно Ондайн, пока Уорик выводил ее из зала. Его пленница и, кажется, по собственной воле. Поскольку даже теперь она внутренне пыталась уклониться от разработанного плана побега.

Сбежать от него? Это значит сбежать от прикосновений, обжигающих, как огонь. От теплоты его тела, прижимавшегося к ней. И от насмешек, да. И от этих рук, сжимавших, как маленькие крабы, ее запястья. И еще от его дыхания, голоса, глаз. От внезапно прорвавшейся нежности и страсти, когда он клялся защищать ее. Она зажмурилась. Дура! Ему нет до нее никакого дела, он ею просто пользуется.

Уорик открыл дверь, и Ондайн направилась через музыкальную комнату в свою спальню.

— Ондайн!

Девушка вздрогнула и, остановившись, обернулась. Она видела его пронзительный взгляд, озабоченность, все, как во время обеда. Он улыбался, скрестив руки на груди.

— Слушаю, господин?

— Мы выезжаем утром.

— Да, милорд.

— Любимая, — сказал он мягко, затем подошел к ней с участливой улыбкой и нежно погладил по щеке. — Раньше ты так сильно протестовала против нашей поездки, что я поневоле усомнился в этой неожиданно возникшей покорности.

Ондайн потупила глаза и отступила назад, беспомощно опустив руки.

— Вы сказали, что я все равно поеду, по своей воле или насильно. Я предпочла подчиниться. А теперь, если позволите, я лягу спать, я очень устала. И к тому же завтра мы должны рано выехать.

Она повернулась и быстро убежала, не решившись даже удостовериться, насколько он поверил разыгранному спектаклю.

В спальне Ондайн скинула только туфли и калачиком свернулась под одеялом. «Интересно, сколько придется ждать, пока он крепко уснет?» — думала она мрачно.

Почти невероятная, но единственная и последняя оставшаяся у нее надежда — потихоньку выйти из комнат, пока Уорик спит, добежать до конюшен и украсть лошадь. И она сделает это сегодня ночью, когда Клинтона нет в конюшне и Джек не сторожит у дверей, уверенный, что хозяин сам охраняет спокойствие госпожи.