Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I - Дмитрий Олегович Серов

Именно Павла Ивановича («под образом присланного от господина генерала-фелтмаршала графа Шереметева офицера») Петр I направил утром 12 июля 1711 г. в турецкий лагерь с адресованной руководителю российской делегации П. П. Шафирову полномочной грамотой о заключении мира. В тот же день будущий генерал-прокурор (на этот раз вместе с будущим генерал-полицмейстером А. Э. Девиером) был вторично послан к Петру Шафирову с устным распоряжением царя, «чтоб оной договор [о мире] скоряе окончать и розменятца»[517]. В тогдашней весьма шаткой обстановке эти поездки вглубь расположения турецких войск легко могли обернуться для Павла Ягужинского пленением, а то и гибелью.

Участие П. И. Ягужинского в событиях на Пруте было по достоинству оценено Петром I. 3 августа 1711 г., вскоре после выхода русской армии из окружения Павел Ягужинский (одновременно с А. Э. Девиером) получил нововведенный чин генерал-адъютанта[518]. А незадолго до отправления в Прутский поход произошла и перемена в частной жизни Павла Ивановича: 1 февраля 1711 г. он вступил в брак с А. Ф. Хитрово. Свадьбу — при участии Петра I — отпраздновали в Москве, в хоромах М. П. Гагарина[519].

Ставшая женой П. И. Ягужинского Анна Хитрово происходила из возвысившегося во второй половине XVII в. старинного дворянского рода. Она приходилась внучкой окольничему А. С. Хитрово и троюродной правнучкой боярину Б. М. Хитрово. За супругой Павел Ягужинский получил обширные поместья, располагавшиеся в 12 уездах трех губерний.

В истории с женитьбой П. И. Ягужинского, думается, проявилась своеобразная линия кадровой политики Петра I — стремление породнить выдвинувшихся на русской службе иностранцев с представительницами старомосковских фамилий. В этом смысле брак Павла Ивановича «предвозвестил» брак А. И. Остермана, которого царь в феврале 1721 г. женил на Марфе Стрешневой, двоюродной правнучке царицы Евдокии Лукьяновны. Правда, в отличие от оказавшегося весьма прочным семейного союза Андрея Ивановича и Марфы Ивановны[520] брак П. И. Ягужинского и Анны Хитрово сложился неудачно, завершившись в августе 1723 г. крайне редким для тех времен разводом (с последующей отправкой бывшей жены в монастырь).

Обстоятельствам этого развода оказались специально посвящены целых три статьи — Н. И. Барсова, А. А. Гоздаво-Голомбиевского и А. И. Свирелина[521]. Первые два автора — профессиональные историки, признанные знатоки эпохи — посчитали, что развод явился со стороны Павла Ягужинского вынужденным шагом, связанным с многообразно неблаговидным поведением супруги. В самом деле, со страниц введенного в научный оборот Николаем Барсовым бракоразводного дела Анна Федоровна представала психически неполноценной, развратной и буйной особой.

Полностью восприняв (вслед за синодальными чиновниками 1720‐х гг.) версию инициатора развода П. И. Ягужинского, Н. И. Барсов и А. А. Гоздаво-Голомбиевский странным образом упустили из виду то обстоятельство, что все без исключения свидетельства о «зазорных» поступках Анны Ягужинской исходили от лиц, прямо зависимых от ее мужа, — холопов, крепостных и священнослужителей домовой церкви. В подобных (заведомо односторонних) свидетельствах усомнился единственно провинциальный краевед Алексей Свирелин. Критически рассмотрев представленные Павлом. Ягужинским в Синод доказательства «мерзостей» Анны Федоровны, А. И. Свирелин пришел к убедительному выводу об их глубокой сомнительности.

Дошедшие до наших дней письма Анны Ягужинской к жене А. Д. Меншикова Дарье Михайловне начала 1720‐х гг. сохранили и другие подробности семейной драмы. Умоляя Дарью Меншикову о заступничестве, Анна Федоровна сообщала и о насильственном разлучении ее с детьми, и о запрете распоряжаться собственным имуществом, и о бытовых лишениях[522]. Тем временем поиски Павлом Ягужинским улик для бракоразводного процесса приняли зловещие формы. По распоряжению известного своим обаянием и легкостью нрава генерал-прокурора, подвергли пыткам служившего у него управляющим дворянина Богдана Тыркова. Истязания имели целью склонить управляющего дать ложные показания об интимной связи с А. Ф. Ягужинской.

Ситуация получила, однако, непредвиденную огласку, и генерал-рекетмейстер В. К. Павлов попытался добиться рассмотрения челобитной об истязаниях Богдана Тыркова в Правительствующем сенате. В итоге Павел Иванович разволновался до такой степени, что принялся прямо на заседании Сената 20 декабря 1723 г. вырывать из рук генерал-рекетмейстера неприятный документ («ту челобитную из рук у него отъимал много»), утверждая в свое оправдание, «что де тот Тырков пожалован ему имянным указом, нет де ему, генералу-рекетмейстеру дела»[523]. Остается добавить, что П. И. Ягужинский пробыл разведенным совсем недолго, уже в ноябре 1723 г. вступив в брак с дочерью канцлера Г. И. Головкина Анной.

Возвращаясь к обстоятельствам служебной карьеры будущего генерал-прокурора, следует заметить, что в 1710‐х гг. П. И. Ягужинский начал все чаще получать от царя задания государственного характера. Первое задание такого рода оказалось дипломатическим. В конце 1713 г. Павел Ягужинский выехал со специальной миссией в Копенгаген. Вместе с послом В. Л. Долгоруковым он должен был добиться заключения российско-датской военной конвенции о совместных действиях против Швеции. Проходившие весьма напряженно переговоры завершились в итоге подписанием 6 марта 1714 г. такой конвенции (не претворенной, правда, впоследствии в жизнь)[524]. В 1713 г. царь пожаловал Павлу Ягужинскому 33 крестьянских двора (а также земли еще на 50 дворов) в Копорском уезде[525].

В 1716–1717 гг. Павел Иванович сопровождал Петра I и Екатерину Алексеевну в длительной поездке по Западной Европе. Совместное путешествие с царем повлияло на служебный статус Павла Ягужинского самым благоприятным образом. В октябре 1717 г., сразу по возвращении в Россию, П. И. Ягужинский был произведен в генерал-майоры.

Далее последовало новое высочайшее поручение. 2 июня 1718 г. Петр I возложил на Павла Ивановича контроль за созданием учреждений нового типа — коллегий[526]. Павлу Ягужинскому предстояло выступить в роли отчасти понудителя, отчасти — уже тогда — «государева ока». Согласно указу от 2 июня 1718 г., коллежские президенты ставились под надзор П. И. Ягужинского, перед которым они обязывались ежемесячно отчитываться о ходе формирования своих ведомств.

Не вызывает сомнений, что для выполнения этого поручения при П. И. Ягужинском была сформирована какая-то временная канцелярия, хотя, вероятно, с совсем небольшим штатом. По крайней мере, секретарь Юстиц-коллегии Г. С. Колхацкий указал в послужном списке 1737 г., что в 1718 г. он был прикомандирован к Павлу Ягужинскому «и был у дел, бывших тогда в ведомстве ево о учреждении колегиев и у репортов, подаваемых от него… о том учреждении его императорскому величеству»[527].

Трудно сказать, насколько удалось П. И. Ягужинскому ускорить отечественное государственное строительство конца 1710‐х гг. Учитывая дальнейшую карьеру Павла Ивановича, следует полагать, что поручение контролировать создание коллегий он, по крайней мере, не провалил. Как бы то ни было, в 1719 г. П. И. Ягужинского ожидало возвращение на дипломатическое поприще. В мае этого года Петр I направил генерал-майора вторым министром на Аландский конгресс.

На конгрессе, начавшемся на острове Аланд в Балтийском море в мае 1718 г., велись секретные российско-шведские мирные переговоры. Россию представляли Я. В. Брюс и А. И. Остерман. Завязавшиеся вполне динамично аландские переговоры начали вскоре затягиваться шведской стороной. Особенно