Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I - Дмитрий Олегович Серов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Насколько можно понять, бывший полковой командир и бывший каменщик вполне сработались. По крайней мере, дошедшие до нас письма А. А. Мякинина к Михаилу Косому от июня — июля 1724 г. выдержаны в отчетливо благожелательном духе[486]. Под началом А. А. Мякинина и М. А. Косого оказалась мощная служба, располагавшая разветвленной сетью территориальных органов. Согласно авторитетным данным И. К. Кирилова, в 1726 г. на фискальских должностях состояло 203 человека (без учета балтийских провинций). Должностные лица фискальской службы располагались тогда в 130 городах Российской империи: от Киева до Нерчинска и от Архангельска до Астрахани[487].
Впрочем, совместная деятельность Алексея Антоновича и Михаила Андреевича продлилась недолго. Оказавшись на правительственной должности, Михаил Косой, по всей очевидности, утратил ощущение реальности, вообразил себя всемогущим и принялся — значительно превышая свои полномочия — арестовывать московских купцов, заключая их в специально оборудованную домашнюю тюрьму. Более того: стремясь добиться от незаконно задержанных колодников признательных показаний, новоявленный обер-фискал стал держать их (вероятно, с целью лишения сна) в невиданных железных ошейниках с длинными спицами «и на концах кольца гремячие».
Трудно сказать, благодаря кому преступная деятельность М. А. Косого получила огласку, но уже 22 февраля 1725 г. Сенат указал освободить всех арестованных им лиц, а в его доме произвести обыск. Самого обер-фискала надлежало доставить в Санкт-Петербург. Заодно Сенат затребовал для ознакомления образцы применявшихся в домашней тюрьме «мучителских ошейников» (изобретенных, как вскоре открылось, самим Михаилом Андреевичем). Этим же сенатским указом был наложен арест на имущество М. А. Косого[488].
Как явствует из сенатского делопроизводства, особого указа об отстранении М. А. Косого от должности обер-фискала не издавалось, однако уже 5 июля 1725 г. на эту должность был назначен полковник Степан Кузодавлев[489]. Точную дату ареста Михаила Косого установить не удалось; вероятно, это произошло уже в конце февраля — начале марта 1725 г. Позднее режим содержания М. А. Косого под стражей оказался ужесточен: по сенатскому указу от 28 марта 1726 г. его было предписано «держать под крепким караулом и ни с кем разговоров иметь не допускать»[490].
Расследование «худых поступков» Михаила Косого не особенно затянулось. 2 марта 1727 г. по пяти эпизодам злоупотребления должностными полномочиями (включая истязания арестованных) Высокий сенат приговорил Михаила Косого к пожизненной ссылке в Сибирь с содержанием в Тобольске без определения к делам и к конфискации имущества. В качестве своего рода дополнительной санкции в приговоре был прописан запрет сибирскому губернатору принимать от бывшего обер-фискала какие-либо доношения[491]. Круг злоключений Михаила Андреевича замкнулся: по прошествии 40 с лишним лет он вновь оказался в дальних краях в статусе ссыльного.
В Сибири М. А. Косого ожидали новые превратности судьбы. Явственно не склонный афишировать еретические воззрения в тобольском обществе, Михаил Косой не нашел при этом ничего лучшего, как в начале 1728 г. обратиться с просьбой о благословении и назначении духовного отца к самому митрополиту Антонию. На беду Михаила Андреевича, в Тобольск вскоре поступило изданное в Москве сочинение покойного митрополита Стефана Яворского «Камень веры». В предисловии автор, руководивший некогда разбирательством дела Дмитрия Тверитинова, подробно изложил обстоятельства изобличения еретиков. Не был обойден вниманием в предисловии и Михаил Косой[492].
Ознакомившись с книгой, бдительный Антоний быстро установил идентичность посетившего его в дни Великого поста 1728 г. ссыльного фискала и упомянутого в трактате митрополита Стефана «злобесного» еретика М. А. Косого. Растревоженный митрополит доложил о ситуации в декабре 1729 г. Святейшему синоду, попросив заодно уточнить, принес ли Михаил Косой покаяние и снята ли с него анафема. Поскольку, как быстро выяснилось, никакого покаяния М. А. Косой не приносил, 7 апреля 1730 г. Антонию был направлен синодский указ, в котором предписывалось добиться у М. А. Косого публичного отречения от ереси, после чего разрешить его от наложенного в 1714 г. проклятия[493].
Торжества православия, однако, не получилось. Приглашенный в тобольский Успенский собор «при собрании многонародном духовных и светских персон» Михаил Андреевич — в отличие от глубоко почитавшегося им Д. Е. Тверитинова, прилюдно отрекшегося от еретических убеждений в феврале 1723 г., — по существу отказался принести покаяние. Разгневанный подобным поворотом дела митрополит Антоний предложил в доношении Синоду от 24 марта 1731 г. направить бывшего обер-фискала для дальнейшего отбывания ссылки в совсем глухие места, «на Обдоры между новокрещеных, из которых едва кто руского языка знает… где и слушать противного церкви святой учения его будет некому»[494].
В Синоде мнение Антония поддержали и в июле 1731 г. направили дело об упорствующем в ереси ссыльном для окончательного решения в Сенат. Правительствующий сенат, который столь длительное время игнорировал факт соборного проклятия Михаила Андреевича, на этот раз вынес приговор более суровый, нежели предлагали церковные власти. 13 августа 1731 г. Сенат осудил Михаила Косого к тюремному заключению с содержанием на хлебе и воде до принесения покаяния с последующей ссылкой в Обдорскую волость[495].
Время и обстоятельства кончины М. А. Косого установить к настоящему времени не удалось. Вероятнее всего, Михаил Косой (которому в то время было уже около 70 лет) не смог вынести тягот строгого заключения и вскоре завершил свои дни в тобольской тюрьме. Остается добавить, что в мае 1741 г. в Сенат поступила челобитная сына Михаила Андреевича Ивана Косого, в которой тот, упомянув о конфискации семейного имущества и о смерти отца в ссылке, просил «наградить его подаянием милости»[496]. Решение Сената по этому поводу неизвестно.
Так пролегла линия судьбы каменщика и фискала Михаила Косого. Появление в правительственной среде столь колоритной и вместе с тем столь одиозной фигуры явилось одной из граней бурного времени реформ первой четверти XVIII в. Только на заре империи безродный беглый ссыльный и соборно проклятый еретик мог оказаться в рядах высшей бюрократии России.
П. И. ЯГУЖИНСКИЙ
Грани личности и служебной деятельности[497]
Среди правительственных деятелей России XVIII в., с их неординарными карьерами и яркими судьбами особое место занимает П. И. Ягужинский. Худородный выходец из Немецкой слободы, достигший высших государственных должностей и графского титула, первый генерал-прокурор России Павел Иванович Ягужинский стал впоследствии одним из символов государственных преобразований Петра I.
Насколько удалось установить, первым к биографии П. И. Ягужинского обратился
