Булгаков и княгиня - Владимир Алексеевич Колганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, как ни печально, поиски начать придётся с кладбища.
XX
На следующий день, наскоро позавтракав, я отправился на плoщадь Денфер-Рошеро, оттуда автобусом до Сен-Женевьев-де-Буа, а там до русского кладбища рукой подать. И вот стою перед почтенного возраста матроной. Седые букли, на носу очки – что про неё сказать? Преклонный возраст всех уравнивает, все на одно лицо.
Она сидит в кресле за столом, а я молчу и даже не знаю, как представиться. Впрочем, в рекомендательном письме мадам Ирэн должна была что-то написать. Но вот закончила читать, сняла очки и смотрит на меня. Смотрит как околоточный на бездомного бродягу.
– Так вы недавно из России?
– Да, мадам.
– Что это вам дома не сиделось?
О, Господи! И эта всё о том. Мадам, вам больше делать нечего?.. Однако не отвечать же вопросом на вопрос. Вот и молчу, раздумываю, как и что….
– Так что же, старые грехи заставили покинуть родину?
Надо же, видит словно бы насквозь. А что мне говорить? Ведь скажешь правду – не поверит. Соврёшь – тоже не слишком хорошо…
– Уи… То есть, ну да. В общем, что-то вроде этого.
– Вы православный?
– Не крещён.
– Оно и видно.
И что они все взъелись на меня? Та всё выспрашивала про Петлюру, а этой не даёт покоя моё отношение к попам. Если б признался, что крестили, нашла бы повод ещё в чём-то упрекнуть.
– Ирэн тут пишет про какого-то Гастона. Так кто вам нужен, он или его жена.
– Видите ли мадам… – чувствую, ей бесполезно врать. – Честно говоря, Гастон тут ни с какого боку.
– То есть как?
– Да просто вывернулась из памяти фамилия. По правде говоря, ищу я княгиню Киру Алексеевну Козловскую, дочь камергера и действительного статского советника.
– Зачем же вам она?
Мадам удивлена. Да всё понятно. Одно дело поиски жены какого-то Гастона, а тут, пожалуйте, не купеческая дочка, не курсистка, а самая что ни на есть натуральная княгиня, аристократия, голубая кровь.
– Мадам, если позволите, то о причинах я предпочёл бы умолчать. Здесь, как бы это сказать… сугубо личные мотивы.
– Так, может, вы намерены её убить?
– Да как вы можете! – я и взаправду возмущён. Откуда только у неё такие мысли? Что, каждый приезжий из России – террорист, беглый олигарх или безнадёжный наркоман?
– Ладно, не сердитесь. Вы должны меня понять. Я тут по мере сил забочусь об умерших, однако надо же иногда подумать о судьбе живых.
– Я понимаю.
Только куда уж мне понять? Ну неужели нельзя устроить так, чтоб обошлось без допросов и дознаний?..
Мадам попечительница между тем просматривает списки, время от времени кидая на меня оценивающий взгляд. То ли прикидывает, сколько с меня взять, то ли сомневается, можно ли доверить информацию безродному бродяге. Ну как ей доказать, что только мне и нужно верить?
Вот, кажется, нашла. Но смотрит на меня зло, совсем как прокурор.
– И кто вас научил так нагло врать?
– Вы это о чём, мадам?
– Да всё о том же…
– Разъясните…
– Да что уж тут разъяснять! Ваша княгиня двадцать лет как померла, причём в весьма и весьма преклонном возрасте, – мадам едва сдерживает возмущение. – Так как прикажете вас понимать? Вы что же, с младенчества были влюблены в старуху?
Вот незадача! Этого я как-то не учёл. Просто-напросто об этом не подумал. Однако расскажи я правду, уж это точно, было бы гораздо хуже. Выходит, прав был князь…
– Мадам, даже не знаю, как сказать… Но вы же всё равно ни слову не поверите.
– Так, новая история. Сначала был Гастон, потом эта княгиня… Месье, а вам не кажется, что вы совсем заврались? Надо бы и меру знать!
– Самое странное, мадам, что на сей раз я готов рассказать вам чистую правду. Ну вот ей богу! Говорю как на духу.
– Вы же не верующий…
– Но выслушайте хотя бы! Всё было так…
Пришлось ей вкратце рассказать и про знакомство с Кирой, и про расставанье, и про мою болезнь… Когда описывал страдания морфиниста, только тут почувствовал в её взгляде некое подобие сочувствия. Казалось бы, ещё чуть-чуть и старая дама повиснет на моих плечах, и будет лить слёзы, оплакивая несчастную любовь военврача… Но дальше предстояло признаться в том, что до сих пор сам не могу осмыслить. Ну просто не укладывается в голове… То есть как, сев в Киеве на поезд в четверг, вечером осьмнадцатого числа, оказываешься на перроне Брянского вокзала… в понедельник, и что совсем невероятно – как выясняется, через семь десятков лет!
– Бред!
– Мадам! Я же вас предупреждал…
– Могли бы придумать что-нибудь правдоподобнее. О-ля-ля! – мадам с возмущением смотрит на меня: – Нет, это просто невозможно! Вы за кого меня принимаете, месье? За выжившую из ума старуху?
Ну что сказать? Вляпался по самое оно… Но, главное, ведь я и сам бы не поверил. Сижу и жду. Сейчас зачитает приговор. Потом полиция, суд, лагерь для перемещённых лиц и высылка в кандалах на родину…
– Я не хочу! – вдруг заорал.
– Месье! Месье… вы не здоровы?
Вот не хватало ещё милую старушку напугать. С ней тут случится удар, а с кого ж за это спросят? Конечно же, с меня!
– Простите, мадам! В общем, если не верите, забудьте, – и так печально, задумчиво, даже трагически поглядел в её глаза.
Несколько минут молчали. Само собой, мне это показалось вечностью…
– Ну так и быть, – дама наконец-то сжалилась. – Вот вам номер участка, где похоронена княгиня, но больше не просите ни о чём. Я даже видеть вас не хочу. Adieu, monsieur!
– Спасибо и на том…
Аллеи кладбища безлюдны. Чёрная, намокшая от дождя земля и белые надгробья на могилах. И лепестки засохших цветов. И безмолвие, располагающее к воспоминаниям о былом… Где-то читал, что здесь похоронено величие России. Ну почему же только здесь – такие кладбища раскиданы по всей Европе. Немало «бывших» перебралось за океан…
– Как ныне сбирается вещий Олег… – грянуло за моей спиной.
Увлекшись своими размышлениями, я не заметил, как на аллее появился офицерский отряд. Экипированные по моде начала двадцатых годов, поручики, ротмистры и капитаны … Почему-то вспомнилось:
На затылках кивера
Доломаны до колена
Сабли, ташки у бедра…
