Булгаков и княгиня - Владимир Алексеевич Колганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так что же было потом, – допытывался я, хотя не очень верил в то, что она мне рассказала.
– А дальше случилась самая позорная страница в истории нашей семьи. По существу, князь сдал соперника… сдал ОГПУ, написав донос в советское посольство.
– Не может этого быть! – воскликнул я. Даже подумалось, в себе ли она? Вот ведь выдумщица нашлась на мою больную голову!
– Я вас понимаю. Но дело в том, что незадолго до смерти княгиня всё рассказала моей маме. Рассказала о том, как князь валялся у неё в ногах, просил прощения, говорил, что это было минутное затмение…
– И что же было потом?
– Княгиня долго болела. А князь был прощён лишь потому, что очень скоро из сообщений в газетах мы узнали, что Михаил работает в театре, что по его пьесе ставится спектакль. На этом всё закончилось, будто бы и не было.
– Ну и дела! – больше мне нечего сказать, просто ничего другого не приходит в голову.
Ведь, в сущности, всё, что я услышал, это какая-то фантастика, невероятный, немыслимый сюжет! Прорваться через железный занавес только для того, чтобы встретиться с любимой. Этого я от себя никак не ожидал. Всё, что угодно – напиться вдрызг, снова сесть на иглу, написать слезливое письмо в правительство… Но чтобы вот так рискнуть своей свободой? Нет, это не про меня. Так может, это тот, другой Булгаков? Или Марина здесь напутала.
– И когда всё это было? – пытаюсь разобраться.
– В тридцать первом году.
– Но этого же не могло быть!
– Признаться, поначалу я тоже не поверила. Но вот читаю письма Булгакова, дневники его жены. И оказалось, что в середине июля тридцать первого года он якобы отправился в Зубцово, это где-то на Волге. Тут у меня возник вопрос: а кто его там видел? – Марина пытливо смотрит мне в глаза, словно бы я в состоянии ответить. – А между тем, в Москве его не было около двух недель.
– Постойте, но где же он взял деньги для поездки за границу? Не думаю, что сумел разбогатеть.
– Скорее всего, брат помог. Прислал с оказией гонорар за постановку его пьес в Париже.
– А дальше? – я уже увлечён её исследованием. А вдруг и вправду что-то знает про меня?
– Дальше поездом. Через Варшаву и Берлин в Париж.
– Да кто же дал ему разрешение на выезд? Такое просто невозможно, полностью исключено. Будто не знаете, что тогда творилось?
– Знаю, знаю. Однако известно и то, что он был талантливым актёром, у него был чудный дар перевоплощения. В «Пиквикском клубе» так замечательно сыграл, что публика была поражена, узнав, кто прячется под гримом. Вот я и подумала, а не мог ли Булгаков воспользоваться чужими документами для поездки за рубеж? Тогда же не было каких-то особенных устройств для проверки личности, даже отпечатки пальцев не снимали.
– Ну, это уж нет! – тут я категоричен. – Марина, вы не знаете специфики театра. Одно дело грубый камуфляж, который при желании можно распознать, даже если сидите в первых рядах, прямо перед сценой. И совсем другое – это стоять лицом к лицу с сотрудником ОГПУ там, в Бресте, когда пересекаете границу.
– Откуда вы знаете, что это было в Бресте? – встрепенулась.
– А где ещё? – да я и сам удивлён тому, что вдруг подсказывает память.
Так что же это? Какие тайны прячутся в моей бедной голове? И не придётся ли в самом скором времени признать, что всё было именно так, как рассказала мне Марина? И между прочим, памятная встреча с князем у Патриаршего пруда, то ли попытка покушения, то ли мираж – уж не навеян ли он тем, что случилось за много лет до этого в Париже, у входа в парк близ улицы Дарю? Такое впечатление, что отпечаток прошлого перенесён в Москву по чьей-то воле из столицы Франции. И вроде бы всё происходило там, но в памяти почему-то совсем по-другому отложилось.
– А не было ли трамвайной линии где-то поблизости от этого парка… де Монсо? – я сам не понимаю, зачем спрашиваю.
– Да, трамвай ходил от площади Звезды и далее, по бульвару Курсель как раз мимо парка. Я специально интересовалась, пятый номер и тридцатый, – отвечает.
– Вот ведь как! Всё словно бы одно к одному, – бормочу себе под нос.
А что тут ещё сказать, когда голова кругом от всего услышанного?
– А вы не хотите написать роман? – вдруг спрашивает Марина. – Вот вы, мне кажется, говорили, что писатель.
– О чём писать-то? – я занят своими мыслями и не сразу понимаю.
– Да о том, что было, – настаивает Марина. – Я про княгиню и про Булгакова, про его несчастную любовь.
– Я вроде бы уже написал… – смущённо признаюсь.
– Как? Правда?!
Марина в полном восторге. Чувствую, что готова меня расцеловать. Да я бы не прочь…
– Так давайте же! – теперь уже требует от меня Марина. – Гарантирую, что у вас роман с руками оторвут.
Тут я узнал, что её двоюродный дядя, известный журналист, сейчас находится в Париже. Что скоро будет его свадьба с дочерью какой-то итальянской графини. Что у него, то есть у дяди, масса знакомств в издательствах и здесь, во Франции, и за океаном. Что вырос он в Нью-Йорке. И что туда же после войны перебралась княгиня Кира Алексеевна. Что в этом ей помог зять, работавший переводчиком в ООН. Что здесь в Париже многие без ума от книг Булгакова. А уж у них в Сорбонне его носить готовы на руках. Если же учесть, что это юбилейный год… В общем, на меня свалилась такая лавина информации, которую так вот, на ходу переварить просто невозможно. Тем более, что были ещё кое-какие обстоятельства. Это я и попытался объяснить:
– Видите ли, в чём дело, у меня его нет… то есть романа этого я с собой не взял при отъезде из России. Эх, если б знать заранее…
Я и в самом деле не знал, что нужно предпринять. Что уж тут говорить – о возможности издать роман здесь, заграницей, я и не подумал. А теперь рассказывать Марине всё в подробностях было сложно, да и ни к чему. Тем более, что в сущности ничего уже не сделать. Не стану
