Время, назад (сборник) - Филип Дик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ясно.
Он не ожидал от нее такого. Значит, все равно. Это не имело значения.
Лиля, все еще стоявшая у двери и наблюдавшая за ним, снова заговорила:
— А может, и буду. — Ее тон, как ему показалось, был естественным.
Она искренне раздумывала, как будет чувствовать, на что это будет похоже.
— Я не знаю. Я думаю, это будет зависеть от того, возьмет ли меня обратно Нар–Восток. А если да, то какой будет моя жизнь там. Если будет, как тогда… — Лиля задумалась. — Я не смогу этом вынести и стану вспоминать, как это было с тобой. Наверное, буду, да, я думаю, я начну горевать о тебе, так же как и ты о ней. — Она настороженно взглянула на нем. Подумай об этом, прежде чем принять этот формофан.
Ларс кивнул в ответ. Об этом стоило подумать.
— Я действительно была счастлива здесь, — продолжала Лиля. — Это совсем не похоже на жизнь в Булганинграде. Та ужасная «классовая» квартира — ты никогда не видел ее, но она была жутко уродливая. Нар–Восток безвкусный мир.
Она направилась из спальни прямо к нему.
— Знаешь, что я тебе скажу? Я передумала. Если ты все еще хочешь, то я возглавлю парижский офис.
— Как это?
— А так, — спокойно сказала Лиля, — я сделаю именно то, что отказывалась делать. Я заменю ее. Не ради тебя, а ради себя, чтобы снова не очутиться в своей квартире в Булганинграде. — Она поколебалась, потом сказала:
— Чтобы не оказаться, как ты здесь, в пижаме с таблетками в руке, пытаясь решить, хочется ждать сорок лет или позаботиться об этом прямо сейчас. Понимаешь?
— Понимаю.
— Самосохранение.
— Да. — Он кивнул.
— У меня есть этот инстинкт. А у тебя? Где он в тебе?
— Пропал, — сказал Ларс.
Потянувшись за стаканом томатном сока одной рукой, он другой положил таблетки в рот, поднял стакан… зажмурил глаза, почувствовал холод, влажный край стакана у своих губ… и подумал о той твердой холодной банке пива, которую ему подала Лиля Топчева так давно, в первый момент их встречи в Фэрфаксе. Когда, подумал он, она пыталась убыть меня.
— Подожди, — сказала Лиля.
Он открыл глаза, удерживая таблетки, которые еще не рассосались, потому что были покрыты твердым слоем для более легкого проглатывания.
— У меня есть внедренное устройство из номера… впрочем, не имеет значения, которого именно. Ты уже пользовался им. Я его нашла здесь в квартире. Старый Орвилл.
— Конечно. — Он шепелявил из–за таблеток. — Я знаю, я помню Старого Орвилла. Как он теперь поживает?
— Спроси у него совета, прежде чем сделать это, — сказала Лиля.
Это казалось разумным. Он аккуратно выплюнул липкие нерастворившиеся таблетки и запихнул их в карман своей пижамы и стал ждать, пока Лиля принесет эту сложную электронную бывшую систему управления, превратившуюся теперь в домашнее развлечение, замысловатое божество. Старого Орвилла. Эта маленькая голова без черт лица, у которого он в последний раз консультировался (о чем не знала Лиля) в обществе Марен Фейн.
Она поставила Старом Орвилла перед ним на стол.
— Старый Орвилл, — обратился к нему Ларс. — Как ты теперь поживаешь?
— Ты, который когда–то был эскизом — дизайном оружия № 202, подумал он.
Впервые мне тебя показала Марен. Ты и твои 14 тысяч (или 16, или 18?) компонентов, ты несчастный внедренный уродец. Кастрированный системой, как и я.
— Я — хорошо, — телепатически отвечал Старый Орвилл.
— Ты тот же, точно тот же Старый Орвилл, — сказал Ларс, — которого Марен Фейн…
— Тот же самый, мистер Ларс.
— Ты снова собираешься цитировать мне Рихарда Вагнера на чистом немецком? — спросил Ларс. — Если да, то на этот раз этом будет недостаточно.
— Это правда. — Мысли Старом Орвилла хрустели в его мозгу. — Я понимаю. Мистер Ларс, не могли бы вы задать мне определенный вопрос?
— Ты понимаешь ситуацию, в которой я оказался?
— Да.
— Тогда скажи мне, что делать, — сказал Ларс.
Последовала долгая пауза, пока огромное число микроскопических компонентов первоначальной системы управления № 202 работали. Ларс ждал.
— Вы хотите, — спросил его спокойно Старый Орвилл, — получить полный, документально подтвержденный ответ со всеми прилагающимися цитатами, первоисточниками на греческом аттическом, средненижне–верхне–немецком и латинском и…
— Нет, — ответил Ларс. — Можешь все это опустить.
— Одним предложением?
— Если можно, даже меньше.
— Тогда — отведите эту девушку, Лилю Топчеву, в спальню и займитесь с ней там любовью, — ответил Старый Орвилл.
— Вместо…
— Вместо того, чтобы травить себя, — закончил Старый Орвилл. — А также вместо том, чтобы тратить сорок лет на ожидание чего–то, что уже решили покинуть — об этом вы забыли, мистер Ларс, — когда поехали в Фэрфакс, чтобы впервые встретиться с мисс Топчевой. Уже тогда вы перестали любить Марен Фейн.
Наступила тишина.
— Это правда, Ларс? — спросила Лиля.
Он кивнул.
— А Старый Орвилл не дурак, — заметила Лиля.
— Да, — согласился он. Он поднялся, отодвинул стул и направился к ней.
— Ты собираешься последовать его совету? — спросила Лиля. — Но я уже наполовину оделась, и нам надо быть на работе через сорок пять минут.
Обоим. Нет времени. — Она счастливо, с огромным облегчением засмеялась.
— О да, — сказал Ларс. Он подхватил ее на руки и направился в спальню. — Мы едва успеем. — Захлопнув за собой дверь спальни, он сказал:
— А раз мы едва успеем, мы все–таки успеем.
Глава 32
Глубоко под поверхностью Земли в грязноватом дешевом помещении 2А в самом неприятном здании широкого кольца построек ниже стандартном уровня, окружающих Фестанг–Вашингтон, у шаткого стола стоял Сэрли Г.Феббс, а за столом сидело пять странных личностей.
Пять совершенно разных, неизвестно откуда вывернутых людей, плюс он сам. Но они, тем не менее, были отобраны Универсальным Опросом–50Р, официальным правительственным компьютером, как способные действительно представлять всеобщую покупательскую тенденцию в Запад–Блоке.
Это тайное собрание шести новых сокомов было настолько нелегальным, что это даже не поддается описанию.
Постукивая по столу, Феббс пронзительно сказал:
— Я призываю собрание к порядку.
Он устрашающе смерил собравшихся взглядом, всем своим видом показывая, кто здесь главный. В конце концов именно он привел их, с максимально возможной осмотрительностью, совсемитайными предосторожностями, которые только могли быть придуманы гениальным, единственно мудрым человеческим умом (его), и собрал всех вместе в этой грязной комнате.
Все были очень внимательны, но нервничали. Потому что одному Богу было известно, не вломятся ли в дверь в любой момент ФБР или ЦРУ или КАСН, несмотря на все предосторожности их лидера, Сэрли Г.Феббса.
— Как вам всем известно… — провозгласил Феббс. Одна его рука была согнута в локте, ноги широко расставлены, чтобы убедительно продемонстрировать, что он прочно стоит здесь и никакими силами его не сдвинуть с места, даже при помощи наемных ползучих гадов из любой полицейской организации. — Мы, шестеро сокомов, по закону не должны даже знать имен друг друга. А посему мы начнем нашу дружескую беседу с того, что назовем наши имена. — Он указал на женщину, которая ближе всех сидела к нему.
Та произнесла скрипучим голосом:
— Марта Рейнз.
Феббс указал на следующего за ней по кругу.
— Джейсон Джилл.
— Гарри Маркисон.
— Дорин Стэплтон.
— Эд Л.Джоунз. — Последний мужчина на самом дальней краю говорил твердо. Дело было сделано. В нарушение законов Запад–Блока и его полицейских агентств, они знали имена друг друга.
Самым смешным было то, что как только «состояние непосредственной опасности» миновало, Правление ООН–3 ГБ теперь «разрешило» им войти в кремль и официально участвовать в его заседаниях. И это только потому, что каждый индивидуально, понял Феббс, оглядывая шаткий столик, каждый владеет ничем. Есть ничто. И Правление знает это. Но все шестеро вместе…
Вслух он командирским голосом произнес:
— Хорошо, давайте начнем. Каждый из вас, войдя в эту дверь, принес с собой компонент этого новом оружия, этого № 401, который называется Молекулярный Лучевой Ограничитель Обратного Фазопреобразования. Правильно?
Я видел у каждом под мышкой или бумажный кулек или обычный нейтральный пластиковый пакет. Правильно?
Каждый из пяти сокомов, глядевших на него, или пробормотали «да, мистер Феббс», или кивнули, или сделали и то и другое. Действительно, каждый положил свой пакет перед собой на стол, для всеобщего обозрения, как свидетельство собственного мужества.
Феббс резким голосом, дрожащим от переполнявших его чувств, скомандовал: