Скульптор - Грегори Фьюнаро

Преподобный Роберт Бонетти, которому меньше чем через неделю предстояло отпраздновать восьмидесятилетний юбилей, служил пастором церкви Святого Варфоломея в Провиденсе дольше, чем любой другой священник за всю историю прихода, — уже двадцать девять лет, и не собирался в ближайшее время уходить на покой. Это был его приход и район, поскольку преподобный Бонетти не только родился и вырос в Федерал-Хилле, всего в какой-нибудь паре миль отсюда, но и на протяжении многих лет упорно отказывался от предложений уйти на повышение, так как хотел оставаться со своей паствой. В церкви Святого Варфоломея служили члены католического ордена скалабринцев, который традиционно каждые десять лет переводил своих священников в новые приходы. С учетом возраста Бонетти, безупречного послужного списка, выдающейся работы в приходе, распространения учения церкви и желания продолжать служить мессу и после того, как он мог бы удалиться на покой, для него было сделано исключение. Ему позволили оставаться в церкви Святого Варфоломея столько, сколько он пожелает.

Высокий худой священник встретил Кэти и Маркхэма на паперти церкви Святого Варфоломея, гораздо более современного на вид сооружения, чем обычные храмы в неоготическом стиле, разбросанные в рабочих кварталах Провиденса. Кэти, профессор факультета искусствоведения и истории архитектуры Браунского университета, с первого же взгляда определила, что церковь была построена, по крайней мере отреставрирована, в конце шестидесятых или начале семидесятых годов.

— Вы, наверное, специальный агент Маркхэм, — сказал преподобный Бонетти, протягивая руку. — Следовательно, вы, моя дорогая, доктор Кэтрин Хильдебрант.

— Да, это я. Рада познакомиться, святой отец.

— Взаимно. Я имею в виду вас обоих.

— С вами разговаривала по телефону специальный агент Рейчел Салливан, — сказал Маркхэм. — Она объяснила, почему мы хотели встретиться?

— Да, — улыбнулся священник. — Вроде бы речь идет о нашей «Пьете». Но, видите ли, агент Маркхэм, я уже давно живу на этом свете и знаю, что на самом деле все редко обстоит так, как выглядит со стороны. ФБР не стало бы утруждать себя странной кражей, случившейся три года назад, конечно, если бы не решило, что это каким-либо образом связано с чем-то гораздо более важным.

В тоне священника не было ничего снисходительного, насмешливого или язвительного. Нет, преподобный Бонетти говорил с открытой искренностью человека, который не хочет вести игру. Добрые глаза, скрытые стеклами очков, и характерный род-айлендский акцент неопровержимо свидетельствовали о том, что он действительно пожил на свете и знает, что к чему.

— На самом деле это связано с Микеланджело-убийцей, так? — продолжал священник. — С тем, что произошло в Уотч-Хилле?

— Да, вы правы, — подтвердил Маркхэм.

Преподобный Роберт Бонетти впервые опустил взгляд.

Было видно, что его мысли заняты чем-то совершенно другим. Затянувшееся молчание показалось Кэти нескончаемым. Наконец священник снова посмотрел Сэму в лицо.

— Идите за мной, — сказал он.

Войдя в тускло освещенную церковь, преподобный провел Кэти и Маркхэма в небольшое помещение рядом с основным залом, часовню, где находились большая пирамида поминальных свечей и несколько мраморных статуй, выстроившихся вдоль стен. Скульптуры были разных размеров, их тоже окружали небольшие подставки со свечами, и от приторного запаха ароматизированного воска у Хильди закружилась голова. Кэти и Маркхэм с удивлением увидели за пирамидой поминальных свечей, в дальнем конце часовни большую, тщательно выполненную копию «Римской пьеты» Микеланджело.

— В точности такая же, как украденная три года назад, — объяснил преподобный Бонетти. — Ту, другую, подарила церкви Святого Варфоломея одна состоятельная семья за несколько лет до того, как я оказался здесь. Она была вырезана вручную с соблюдением всех пропорций оригинала, из того же самого мрамора, каким пятьсот лет назад пользовался Микеланджело. Он называется каррарским. Как и скульптура, которую вы сейчас видите перед собой, та «Пьета» была изготовлена искусным итальянским художником. Его мастерская выпускает всего пару десятков скульптур в год, как правило, от трех до четырех футов в высоту. Это Антонио Гамбарделли. Работы этого мастера гораздо точнее соответствуют оригиналу, они куда более дорогие, чем другие копии, не только вследствие внимания к деталям, но и из-за полного соблюдения пропорций. На самом деле «Пьета» работы Гамбарделли таких размеров стоит… по крайней мере, стоила три года назад около двадцати тысяч долларов. Я знаю это, потому что тот человек, который забрал нашу статую, оставил не только указания, как ее заменить, но и средства, позволяющие это сделать.

— Минуточку, — вмешался Маркхэм. — Вы хотите сказать, что вор передал вам двадцать тысяч долларов?

— Если быть точным, двадцать пять, — улыбнулся священник. — Я не упомянул об этой маленькой детали полиции Провиденса, проводившей расследование. Понимаете, агент Маркхэм, когда поживешь с мое, начинаешь кое-что понимать в человеческой натуре. Тот, кто забрал нашу «Пьету», оставил деньги наличными, в конверте, адресованном мне, прямо вот на этом пьедестале, чтобы я смог заменить пропажу, а не украсить комнату хранения вещественных доказательств полицейского управления Провиденса, если вы понимаете, что я хочу сказать.

Сэм Маркхэм молчал, пытаясь разобраться в бешено кружащихся мыслях.

— Дополнительные пять тысяч, вне всякого сомнения, предназначались на покрытие расходов по транспортировке скульптуры, а также на восстановление ущерба от взлома, стали просто компенсацией за наши труды.

— Почему же вы в таком случае заявили о краже? Почему просто не забрали деньги, не заменили статую — и больше никаких хлопот, раз изначально не собирались в полной мере сотрудничать с правоохранительными органами? — натянуто спросил Маркхэм.

— Мне единственному было известно про деньги, агент Маркхэм, поскольку я первым вошел в церковь после того, как здесь побывали грабители. Однако повреждения, нанесенные входной двери, и отсутствие скульптуры нельзя было скрыть от моих собратьев-скалабринцев, не говоря про паству. Видите ли, агент Маркхэм, деньги были адресованы мне — двадцать пять тысячедолларовых купюр в запечатанном конверте. Сообщать об этом полиции не было никакой необходимости, поскольку тому, кто забрал нашу «Пьету», она, похоже, была нужна гораздо больше, чем нам в церкви Святого Варфоломея. Быть может, я не понимал эту необходимость, но принял подаренные деньги как акт веры, искупления, раскаяния. До телефонного звонка из ФБР я думал, что тот, кто оставил вместо статуи двадцать пять тысяч долларов, человек совести. — Сэм Маркхэм молчал, уставившись на «Пьету», а преподобный Бонетти продолжил: — Но сейчас я прихожу к выводу, что мое молчание могло быть ошибочным, ибо вижу, что ФБР считает человека, забравшего три года назад нашу «Пьету», преступником, который убил этих двух ребят, превратив их в ту жуткую скульптуру в Уотч-Хилле.

— Конверт, — сказал Маркхэм, оборачиваясь к священнику. — Записка с указаниями, как заменить скульптуру. Полагаю, вы их не сохранили?

Улыбнувшись, преподобный Роберт Бонетти сунул руку во внутренний карман своего черного пиджака и заявил:

— Надеюсь, это поможет вам простить меня за то, что я сразу же не рассказал о деньгах полиции. Еще мне хочется верить, что вы измените свое мнение обо мне и больше не будете считать меня глупым простодушным стариком.

На конверте, который священник протянул Сэму, было выведено изящным почерком с завитушками: «Отцу Бонетти». Внутри Маркхэм нашел краткую записку от руки не только с указаниями, как заказать у Гамбарделли новую «Пьету», но и с извинениями за беспокойство, доставленное священнику и пастве. Сотрудник ФБР показал бумажку Кэти. Та сразу же узнала почерк.

Ажурный. Женственный. Аккуратный.

Тот самый, которым были написаны записки, полученные пять с половиной лет назад.

Хильди кивнула.

— Мужчина, которого мы ищем, очень высокий, отец Бонетти, — сказал Маркхэм. — Его рост превосходит шесть футов на три, а то и на шесть дюймов. Он очень крепкий, сильный, смог без труда в одиночку поднять скульптуру с основания и вынести ее из церкви. Скорее всего, занимается культуризмом или тяжелой атлетикой. Святой отец, вы не знаете никого, кто подходил бы под это описание?

— Мужчины в нашем приходе в основном из рабочей среды, агент Маркхэм. Им постоянно приходится заниматься физическим трудом. По большей части это итальянцы, но в последнее время растет число испанцев. Да, среди них много тех, кто отличается крепким телосложением, но лишь единицы обладают высоким ростом. Но я не знаю никого, кто мог бы выбросить лишние двадцать пять тысяч долларов на скульптуру.