Неон, она и не он - Александр Солин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здесь, Юрка, особый случай…
– У тебя случай всегда один и тот же!
– Э, нет, брат, все не так… Я ей предложение сделал… Никому не делал, а ей сделал…
– Да! Ты! Что! – охнул Юрка, уставившись на друга круглыми глазами. – Ушам своим не верю! Да кто же она такая?
– Э, брат… Королева, вот кто… Три дня назад в парке встретил…
– И сразу предложение сделал? Ты, Димыч, часом, не того?
– Того, точно, того… – мечтательно улыбнулся он. – Только ты матери про предложение не говори…
– Да-а-а! Ну, ты даешь! А она что?
– Отказала, конечно! – продолжал улыбаться Дмитрий.
– И что теперь?
– Согласится, куда она денется… Иначе мне не жить!
– Нет, ну, точно, стареешь! – не унимался Юрка.
– Не говори, брат, не говори, старею. И это хорошо!
– Да ты не представляешь, как я за тебя рад! Ты уж постарайся! Пора, наконец, о наследниках подумать!
– Обязательно, Юрка, обязательно! Вот женюсь и увезу ее отсюда к чертовой матери вместе с движимым и недвижимым имуществом, чтобы даже духу нашего здесь не было!
Заглянула Вера Васильевна и обвела взглядом плоские лица тарелок с неаккуратно стертым гримом из соуса, горчицы и кетчупа, испачканную табачной перхотью пепельницу, наполовину пустой флакон с неспокойным желтоватым эллипсом внутри, обнажившиеся ладони десертных тарелок с остатками замшевой буженины, лацканов голландского сыра и тусклого рыбьего перламутра, пустые салатницы, помятую физиономию лимона и надорванный кусок хлеба рядом с засаленной бумажной салфеткой – изъеденный разговором стол, как побитая молью времени жизнь.
33
День он провел в ожидании ее звонка, не решаясь нарушить уговор: вчера она сказала, что позвонит сама. Маясь нетерпением, он так и сяк пристраивал себя к совершенному с его точки зрения уравнению со многими неизвестными, каким на сегодняшний день она ему представлялась. Что знал он о ней, кроме того, что она прекрасна? Почти ничего, за исключением глухой, смутной, исходящей из глубины сердечных недр уверенности в ее непогрешимости. Но как узнать, кем она была до него, чувствовала ли себя счастливой или несчастной и чего хотела теперь? Как узнать, какие секреты хранят тайные подвалы ее душевной канцелярии, какими трещинами чреваты неплотно пригнанные кирпичи ее биографии? Каков ресурс ее чувств и хватит ли их на него? Вот вопросы, ответы на которые он хотел знать, если мы вообще способны что-то знать о себе и о других.
Она позвонила около пяти вечера.
– Я освободилась и готова встретиться с вами через полчаса… Во дворе, возле моей машины…
– Бегу!
Счастливое возбуждение сделало облачный мир за окном ярким и возвышенным. Он бросился чистить зубы, затем перебрал гардероб, надел французскую, в синюю полоску рубашку, мягкий бежевый английский свитер, выпустив и расправив воротник рубашки так, чтобы не стеснял горла. Затем влез в темно-серые брюки и подтянул полнеющие бедра черным ремнем. «Толстею, надо что-то делать!» – подумал он, устремляясь в прихожую. Довершив там одевание, он за отсутствием матери поставил квартиру на сигнализацию и, игнорируя по привычке лифт, сорокалетним кубарем скатился по лестнице. Добежав до метро, он купил красную, с реквизиторскими шипами розу, проверив предварительно, пахнет ли она. Роза выглядела свежо, аппетитно и пахла конвейером – совсем как современная, красивая, глупая женщина. За пять минут до назначенного времени он был на месте и после этого ждал еще пятнадцать минут. Она неожиданно вынырнула из-за угла, увидела его, подобралась и легко зашагала к нему на высоких каблуках. Светло-коричневое в широких складках пальто и девичья ломкость лодыжек делали ее проход похожим на парение. Подойдя, она с улыбкой протянула ему руку в перчатке:
– Здравствуйте, Дима!
Он подхватил ее руку, наклонился и приложился губами к тонкой коже, ощутив на миг ее запах – гладкий, черный, настоянный на духах, после чего вручил целлофановую розу.
– Спасибо… – поблагодарила она и, открыв автомобиль, уложила ее, как в прошлый раз, на заднее сидение.
Она думала о нем. Думала со вчерашнего вечера и до того момента, когда шагнув из-за угла увидела, как он при виде ее встрепенулся, а затем, улыбаясь и переминаясь, ждал с розой в руке, пока она шла к нему, отводя взгляд и готовясь вновь ступить на тонкий лед случайного знакомства.
Уже знакомым маршрутом они двинулись в кофейную. Он достал сигарету и закурил.
– И давно вы курите? – по возможности безразлично спросила она, вспомнив почему-то прокуренные Мишкины поцелуи.
– Лет с восемнадцати… – смутился он.
– Бросать не пробовали?
– Не приходилось…
– И что, всем вашим… знакомым девушкам это нравилось? – разбавила она насмешку малой дозой неприязни.
– Ну, вообще-то, знакомых девушек у меня было не так и много, – осторожно начал он. – И я даже не знаю, нравилось им это или нет… Во всяком случае, никто не жаловался.
– Наверное, они вас очень любили, раз не жаловались. С женщинами такое случается! – невозмутимо расставила она ему ловушку.
– Вижу, Наташенька, вы хотите знать, были ли у меня романы и любил ли я кого-то до нашей встречи… – спокойно и немного грустно начал он. – Отвечу вам словами классика: «У меня было много женщин, одни меня любили, другие ненавидели, но та, которую любил я, не испытывала ко мне ничего…»
– Дима, меня не интересует число ваших мужских побед. Все, что я хотела – это знать, собираетесь ли вы когда-нибудь бросить курить! – как можно равнодушнее сказала она.
– Раз вы этого хотите, я обязательно брошу! Нет, не брошу – уже бросил! Вот, смотрите! – и, опережая ее протесты, он вытащил из кармана пачку сигарет и смял ее. Найдя глазами урну, он быстрым шагом достиг ее, выбросил смятый комок, вернулся обратно и взглянул на свою спутницу. Даже в сумерках Наташа разглядела в его глазах победный блеск. Разглядела, остановилась и воскликнула:
– Но от вас никто не требовал такого подвига! Представьте, что завтра мы расстанемся, а вы уже бросили курить!
– Если мы расстанемся, я снова начну курить, – ответил он. – Так что мое здоровье в ваших руках!
Умный, глупый, взрослый мальчишка! Да разве о его здоровье пеклась она? Разумеется, ее мужчина должен быть здоровым, иначе, зачем он ей! Но в этом случае она беспокоилась больше о собственных ощущениях. Нелюбимый, да еще курящий – согласитесь, это слишком для такой чистюли, как она! А в том, что целоваться ей с ним рано или поздно придется, она уже мало сомневалась.
Ей определенно понравился его жест – после двадцати лет курения вот так сразу рвануть на душе тельняшку, расцарапать ее до пугливого обмена веществ и кровью расписаться под скоропалительным обещанием! Она тут же спросила себя, на какие жертвы, в свою очередь, могла бы пойти ради него, и обнаружила, что жертвовать чем-либо пока не готова, Желая сгладить свое виноватое бездушие, она захотела было взять его под руку, но в последний момент передумала.
Добравшись до кофейни, они нашли вчерашний столик свободным и устроились за ним. Она вдруг почувствовала, что голодна, и не желая признаваться в этом, заказала к миндальному пирожному еще и буше. Для себя он, решив худеть, попросил только кофе.
– Итак, вчера вы собрались рассказать, почему до сих пор не были женаты! – откинувшись на спинку, напомнила она игривым тоном.
– Все очень просто: я считаю, что жениться следует только по любви, – став серьезным, ответил он.
– Так вы что, никого не любили?
– Нет, почему же, любил. В школе и потом еще… один раз. И вот сейчас второй. В смысле, третий!
– Оставим в покое третий и вернемся ко второму. Что случилось? Вас обманули? – теребила она его, добиваясь признания и зная, что потом это сделать будет труднее.
– Меня попросту не любили…
– И вы, конечно, не смирились и расстались!
– Именно так!
– Мне почему-то кажется, что вы не очень переживали!
– Наоборот. Очень.
– Ну, не знаю! Вы не похожи на человека, который способен сильно переживать! – улыбнулась она, с каким-то тайным удовольствием наблюдая, как на его лице возникает недоумение.
– Как вам сказать… Конечно, это был не Шекспир, и все же… – озадаченно глядел он на нее.
– И что же, с тех пор вы так никого и не любили?
– Представьте себе, нет!
– Но интрижки же у вас были и не одна!
– Почему вы так считаете?
– Ну, я же вижу по вашему обхождению, что вы мужчина опытный!
– Хм… Другими словами, вы сомневаетесь в том, что я способен на серьезные чувства!
– Нет, это я к тому, что выбор, как я понимаю, у вас был… – упрямо добивалась она ясности.
– Был, но я разборчив. Разве это плохо?
– Нет, нормально. Я тоже разборчива.
– Вот видите! Тогда позвольте мне выразиться по этому поводу коротко и многозначительно: когда мне кто-то хвастается, что был в Англии, я отвечаю, что не был там, зато хорошо говорю по-английски.
