Фабрика мертвецов (СИ) - Волынская Илона

- Митяяяяя! – гулким мужским басом взревел он, открывая полную загнутых желтых клыков пасть. – Митяяяя!

Митя рванул посеребренный нож из-за перевязи на запястье… но его там не оказалось. Земля разверзлась, и он полетел вниз, вниз, вниз…

- Что ты творишь, Митя!

Паркетная доска перед носом у Мити отчетливо подмигнула ему круглым глазом выпавшего сучка и снова застыла. Митя еще какое-то время поизучал ее, потом с трудом отжался на локтях… и снова замер, глядя в торчащие прямо у него перед носом начищенные сапоги.

- Сперва натворил, теперь в ногах валяешься? – с мрачной иронией поинтересовались над головой.

Глава 24. Утречко недоброе

Митя оттолкнулся от пола и наконец сел, привалившись к кровати со сбитой периной. Занавески трепетали на распахнутом окне, и утренний ветерок зябким холодком пробегал по голым плечам.

- Кошмар… приснился… - стягивая с кровати лоскутное одеяло и накидывая его себе на плечи, простучал зубами Митя.

- Пучок розог? – раздраженно начал отец… и отпрянул в сторону, с удивлением глядя на сына, вдруг вскочившего – и кинувшегося к подносу с завтраком, только что принесенным прислугой.

Митя обхватил фарфоровый чайник с кипятком и чуть не застонал от блаженной боли в оледеневших ладонях. Едва сдерживаясь, чтобы не пить прямиком из носика, подрагивающими руками принялся наливать кипяток в чашку.

- За что розги? – рассеяно пробормотал он, замирая, когда горячий поток рухнул в желудок.

- А… ты чаю к воде добавить не хочешь? – растерянно спросил отец.

Митя только отрицательно мотнул головой, впиваясь зубами в пирожок с еще горячим вареньем внутри.

- Не думал, что когда-нибудь скажу это тебе, но… где твои манеры, Митя? – хмыкнул отец, глядя как его светский сын рвет пирожок, точно дикий зверь добычу.

Митя замер с пирожком между зубов, растерянно поглядел на разоренный поднос, на чашку с пустым кипятком… Шумно сглотнул… уши его вспыхнули красным… он выпрямился… отложил недоеденный пирожок на край блюдца… и отточенным изящным жестом снова плеснул себе чаю.

- Прошу прощения… Так чем я вызвал ваше неудовольствие, батюшка… в шесть утра? – он покосился на фарфоровые часы с амурчиками на камине.

На лице отца промелькнуло облегчение – кажется, странное поведение сына изрядно его напугало – и раздражение разом. Теперь он жалел о потерянном мгновении искренности, и злился на себя, что не смог это мгновение удержать – а от того вдвойне злился на сына.

- Ты с вечера управился. Умчался невесть куда, вернулся затемно, и даже не соизволил сообщить, куда ездил и зачем?

- Я не один был…

- Спутники твои бормочут невразумительное о гонках автоматонов, которые то ли удались, то ли нет… то ли и вовсе их не было.

- Не было. Разговоры вышли, да перебранка младшего Шабельского и младшего Штольца. Так что мы просто покатались: Зина и Ада любезно показали мне окрестности. Ну и остальные тоже… увлекательно провели время.

И ни одного слова неправды! Просто игра словами и легкая недоговоренность.

- Мне казалось, тебе симпатична Лидия. Ты так явственно флиртовал с ней целый день… делая вид, что ее вовсе не существует. – явил глубочайшую, поистине сыскную проницательность отец.

- Лидия мне совершенно не симпатична. – холодно сообщил Митя. – Хотя флиртовал я, несомненно, с ней.

Как же иначе, если именно она первая здешняя красавица, а вовсе не Зинаида и тем паче, не Ада?

- Через силу, выходит? – ухмыльнулся отец. – Боюсь, я никогда тебя не пойму.

Ох, кто бы говорил! Сам-то на маменьке вовсе не от большой любви женился!

- Но все же, куда и зачем вы ездили? И что Анна Владимировна говорила о твоем недомогании? – сердитое выражение лица показывало, что ни в какое недомогание отец не верит.

Митя гордо вздернул подбородок. Вот сейчас он и впрямь чувствовал, как тени байронических героев, гонимых и непонятых, реют за его плечами.

- Мы просто прогуливались! – с нажимом повторил он – он охранит честь госпожи Штольц и никому не откроет тайну мятущейся женской души. Хоть и дура она, эта самая госпожа. - Побывали в деревне, у местного богатея… Остапа Степановича.

- Это который того сторожа в наше имение… - нахмурился отец.

- Шабельские ему должны. Не знаю сколько, но похоже, изрядно.

- Не наше дело. – фальшиво нахмурился заметил отец и уже гораздо искренней добавил. – Ты не можешь точно знать.

«Ох, ну конечно, после стольких лет в петербургских гостиных я слеп, глух и глуп» - скривился Митя.

- А еще у него в доме воняет. – добавил Митя. – И он даже не попытался дать тебе через меня взятку.

- Митя? – отец уставился на сына в священном ужасе. – Тебе что… предлагали взятку?

У Мити впервые получилось приподнять одну бровь! Левую! Сколько тренировался – ни разу не выходило, а тут сама вверх поползла и пальцем подпирать не пришлось!

- Неоднократно.

Отец что, и впрямь не знал?

- И ты… брал? – замирающим голосом спросил отец.

Правая бровь догнала левую. Все берут. Дядюшки и кузены Белозерские, те, конечно же – нет. Они же… Белозерские! Кто б им осмелился взятку дать? А так… Большинство полицейских чиновников не видят беды в том, что пара-тройка светских аферистов вместо каторги уедут заграницу… а состояние самого чиновника прибавится. Кроме отца, конечно же. Тот и великого князя не помиловал. Даже если бы Митя вдруг позабыл, что он тоже – сын княжны Белозерской… смысл брать? Если отец все едино ничего делать не станет. Неужели отец этого не понимает?

- Нет. – холодно обронил Митя. – Но здешний Остап Степанович даже не предложил. – снова напомнил он.

- И слава Богу! – пробормотал отец, не ясно, отвечая на первую фразу или на вторую.

Не понимает. Не слышит, не замечает – ни намеков, ни прямых предупреждений! И это в священном для отца сыскном деле, ради которого он будущность родного сына погубил! Сладкое чувство мученика за правду затопило Митю целиком, заставляя еще выше задрать подбородок и придать лицу выражение подавленной обиды и неколебимой гордости.

- Если тебе надо в отхожее место, так иди скорей! – отец раздраженно заглянул ему в лицо. – И одевайся! У тебя пять минут!

- Я не могу одеться за пять минут! – возмутился Митя.

- Ты не барышня, и едем мы не на императорский прием!

- А… куда мы едем? Я никуда не хочу!

В кармане у него лежал сорванный с той девчонки, Даринки, крестик. Она придет, не может не прийти. И все расскажет – куда денется: и о следах паро-телег, и о жутких детишках в доме Остапа Степановича… и о самом господине Бабайко!

- Я лучше тут останусь…

- Исключено! – отрезал отец и по его тону было ясно – ослушаться не удастся. – Будешь все время при мне. Мне вовсе не нужно, чтоб ты снова отправился неведомо куда!

Но он ведь как раз и собирался отправиться неведомо куда! Точнее, Даринке ведомо, она явится после полудня… а его нет!

- Мне здесь есть чем заняться!

- Чем же, сударь мой? Распускать павлиний хвост перед барышней, которая тебе даже не нравится? Нет уж, собирайся, и к конюшням! – отец, тяжело ступая, направился вон из гостевых комнат.

- Да он издевается! – взвыл Митя, лупя позаимствованной у Лаппо-Данилевского рубашкой по кровати. Мало что за отцом тащиться придется – так еще в той же самой сорочке! Пропотевшей!

За пять минут он, конечно же, не управился: коли невозможно сменить жилет и шейный платок, надо хоть пробор вывести как по ниточке и вихры пригладить. Неплохо… если не присматриваться. А присматриваться будет кому, увы, увы… Неловко пошевеливая плечами – очень хотелось как-то поджаться, чтоб чистая кожа не касалась пропахшей потом ткани – Митя сбежал вниз.

- Ось ваши перчаточки, паныч! – Одарка с размаху отвесила поясной поклон, так что низка бус громыхнула на весь помещичий дом. – Одягайте швыденько, щоб ручки не покоцать!

«Если отец в новый дом не наймет нормальную прислугу – удавлюсь!» - Митя вырвал перчатки у Одарки и ринулся вон.