Я вернусь... - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Адреналин засмеялся. Он всегда смеялся, когда получал хорошую оплеуху, и чем сильнее его били, тем громче он хохотал.
– "Порше", говоришь? – продолжая глупо хихикать, повторил он. – Покачусь, значит? Здороваться, говоришь, перестанут? А вот мы посмотрим!
С этими словами он дернул рычаг под сиденьем и выбрался из машины. Заправочный лючок на левом переднем крыле "карреры" беззвучно отскочил. Адреналин стянул с шеи бесполезный шарф, отвинтил пробку топливного бака и принялся старательно проталкивать конец шарфа в горловину, не переставая при этом посмеиваться, как будто ему только что рассказали отменный анекдот.
Зимин наконец сообразил, что затеял этот сумасшедший, и рванулся вперед, чтобы помешать, но Адреналин лишь коротко, не оборачиваясь, взмахнул рукой, и Зимин отлетел в сторону, поскользнулся и грохнулся на бок.
Шарф пропитался бензином на удивление быстро – видимо, бак был заправлен под завязку. Через несколько секунд с потертой, спутанной шерстяной бахромы на снег уже обильно капала пахучая жидкость. Адреналин со щелчком откинул крышечку своей видавшей виды "зиппо", высек искру и не спеша прикурил сигарету, которая уже успела каким-то образом очутиться у него в зубах.
– Посмотрим, – с кривой улыбкой повторил он и поднес пляшущий огонек к концу шарфа.
Бензин вспыхнул. Адреналин быстро отступил в сторону и стал рядом с Зиминым, который, сидя в разъезженном грязном снегу автомобильной стоянки, с безнадежным видом наблюдал за происходящим. И это, по-вашему, нормальный человек?! Псих! Маньяк чертов, недоумок...
Бледный на дневном свету огонь проворно вскарабкался по короткому фитилю к открытой горловине бака и нырнул в нее, как испуганная мышь в нору. Горловина немедленно отрыгнула длинный фонтан густого оранжевого пламени, бак фыркнул, крякнул и с глухим кашляющим звуком взорвался. Вся передняя часть "карреры" моментально скрылась в бешено крутящемся черно-оранжевом облаке, пахнуло испепеляющим жаром, и в то же мгновение прозвучал еще один взрыв – громкий, мощный, мигом разодравший машину на куски и швырнувший сидевшего в снегу Зимина навзничь.
По всей стоянке на разные голоса заулюлюкали сигнализации, в нескольких автомобилях разом вылетели выбитые взрывной волной и обломками "карреры" стекла. Столб дымного пламени, завиваясь винтом, взметнулся на добрых полтора десятка метров и медленно распустился красивым грибом, наподобие того, что вырастает на месте ядерного взрыва.
Зимин медленно сел. В ушах у него звенело, от поглотившего "карреру" погребального костра тянуло невыносимым жаром, снег вокруг нее уже растаял, превратившись в грязь и обнажив мокрый черный асфальт, на котором плясали оранжевые блики. С неба все еще сыпались чадно горящие обломки, удушливо воняло паленым – резиной, пластиком, краской, бензином и черт знает чем еще. Рядом, почти комично задрав к небу ноги в стоптанных ботинках, лежал накрытый тлеющим пластиковым бампером Адреналин. Зимин потянулся, сбросил с него бампер. Адреналин опустил задранные ноги, сел, упираясь ладонями в снег, и тряхнул непокрытой головой. В его глазах вместе с огненными бликами плясало и прыгало дьявольское веселье.
– Вот это жахнуло! – восторженно заорал он. – Знал бы, что так жахнет, давно бы это сделал! Слушай, я же не слышу ни хрена!
– Ты что, не понял?! – тоже надрывая голос, прокричал ему Зимин. – Это же взрывчатка, бензин так не взрывается! Тебя же убить пытались! Допрыгался, урод! Пошли отсюда скорее!
– Да погоди ты, куда спешить? – крикнул наполовину оглохший Адреналин. – Ты посмотри, какая красотища!
Зимин лихорадочно завозился в быстро тающем снегу, встал и, схватив Адреналина за отворот кожаной куртки, силой поставил его на ноги.
– Побежали, дурак! – прокричал он этому кретину прямо в его сумасшедшие глаза. – Скорее, пока нам с тобой терроризм не припаяли!
Это был довод, способный пробить даже восьмидюймовую броню Адреналинова кретинизма. Они бросились к припаркованной на улице "вольво" Зимина, повалились в нее и вовремя дали тягу.
Зимин остановил машину возле станции метро. У него не было сил терпеть дальше этого ублюдка. Он был так взбешен и напуган, что боялся наговорить лишнего.
– Оставь лохотронщиков в покое, Леха, – сказал он, не оборачиваясь. – В следующий раз они не ошибутся.
Сидевший позади Адреналин открыл дверцу, и в затылок Зимину дохнуло холодом.
– А они и в этот раз не ошиблись, – сказал Адреналин. – Просто судьба до сих пор на нашей стороне. Если бы не ты со своим дурацким Сидяковым, я бы преспокойно сел за руль, повернул ключ и меня бы благополучно разнесло в клочья. Ха! Судя по силе взрыва, достал я их крепко. Это ли не признание моих заслуг перед обществом?
Зимину не хотелось спорить, но он все же не удержался.
– Тебе же плевать на общество, – сказал он.
– Не вяжись к терминологии, – живо откликнулся Адреналин. – Ну, пусть не перед обществом, а перед отдельными людьми, из которых оно, это общество, состоит. Перед теткой какой-нибудь из провинции, которая приехала в Москву купить детям подарки и которую эти козлы благодаря мне не обобрали до нитки.
– Только проповедей не надо, хорошо? – по-прежнему глядя прямо перед собой и стискивая руками в перчатках упругий обод рулевого колеса, процедил Зимин. – Можно подумать, что тебя сильно интересует некая тетка из провинции.
– Совершенно не интересует, – согласился Адреналин. – Сама дура. Кто ее заставлял играть? Просто я этих уродов ненавижу. Мне нравится их доставать, и я их достал, и достал крепко. Ого, то ли еще будет! Теперь я за них возьмусь по-настоящему.
– А они за тебя.
– А они за меня. Так это ж кайф! Как там у классика: есть упоение в бою, у мрачной бездны на краю... А?!
– Дурак, – безнадежно сказал Зимин.
– Зато ты умный, – ответил Адреналин. Ни обиды, ни насмешки не было в его словах: он просто констатировал факт. – Я дурак, ты умный, а вместе получается полная гармония.
Зимин хотел возразить, что вместе получается ноль, но дверца позади него хлопнула, и холодный сквозняк, сверливший его затылок, исчез. Он посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, как Адреналин, привычно ссутулившись и глубоко засунув руки в карманы куртки, чешет к метро. Глядя в его обтянутую черной кожей спину с торчащими лопатками, Зимин вдруг остро пожалел о том, что затеял с ним спор. Не лучше ли предоставить событиям идти своим чередом?
В данный момент Зимину казалось, что это и впрямь было бы лучше.
Глава 10
– До метро подбросишь? – спросил Мирон. – Моя тележка что-то забарахлила. Старость не радость.
– Подброшу, – сказал Юрий. – Хоть до метро, хоть до дома, мне безразлично. И потом, куда тебе с такой рожей в метро? Двух шагов по станции не успеешь пройти, как тебя менты загребут. И будешь опять до утра в обезьяннике куковать, доказывать, что ты не верблюд.
Лицо у Мирона действительно являло собой вид настолько предосудительный, что его и лицом-то назвать язык не поворачивался. Сейчас это и впрямь была рожа, причем отвратная. Досталось Мирону крепко, и виноват в этом был он сам. Весь вечер он выглядел каким-то вялым и рассеянным и все время вертел головой, глядя не столько на противника, сколько по сторонам. Вот и довертелся...
Юрий сел за руль, сильно хлопнул норовистой дверцей и повернул ключ зажигания. Движок потрепанного армейского джипа затарахтел послушно и ровно, как молодой.
– Ну и сундук, – оценил машину Мирон, ерзая на скрипучем сиденье. – Я даже не знал, что у нас такой можно купить. Какого он года – сорок третьего?
– Восемьдесят восьмого, – ответил Юрий. – А кому не нравится, может прогуляться пешком.
– А кто сказал, что не нравится? – подчеркнуто изумился Мирон. Двигался он с заметным трудом, и пешая прогулка по вечернему морозцу ему не улыбалась. – Отличная машина! А главное, в твоем духе. Вы с ней просто близнецы-братья. Правда! Главное что? Главное, чтобы тебе самому нравилось, а остальные пускай думают, что хотят.
Заключительную часть своей тирады он произнес как-то вяло и нерешительно, как будто она у него самого вызывала какие-то сомнения. Сегодня Мирон был определенно не похож на самого себя, но Юрий решил не приставать с расспросами: захочет – сам расскажет. Может, его наконец с работы выгнали? Ну, так этого следовало ожидать. Тоже мне, главный редактор... С такой-то рожей!
Сам Юрий чувствовал бы себя превосходно, если бы не омрачившая вечер поганая сцена. Когда финальный бой стенка на стенку завершился и участники этой свалки разбрелись по углам, оказалось, что один из них никуда идти не в состоянии по той простой причине, что мертвые передвигаться не могут. Грузный и даже, пожалуй, жирный мужчина лет сорока пяти с бульдожьим лицом и редкими русыми волосами остался лежать, скорчившись и страдальчески откинув голову, на грязном бетонном полу. Прямо над ним по потолку проходила труба, и с этой трубы размеренно, редко и тяжело капало прямо на труп. Крупные капли конденсата падали на голое жирное плечо, постепенно смывая с него грязь, пот и кровь. Глаза мужчины были закрыты, и он несомненно был мертв – мертв, как кочерга.