Я вернусь... - Андрей Воронин

– Нет, – солгал Юрий, – не обратил.

Солгал он просто от растерянности. Для него было большим сюрпризом встретить в грязном подвале господина Лузгина собственной персоной, и он до сих пор так и не разобрался, приятный это был сюрприз или не очень. Странный до оторопи – это да. Неожиданный – тоже. А вот приятный или нет – этого Юрий, хоть убей, определить не мог. Впечатление от встречи было неопределенное, какое-то расплывчатое, будто не в фокусе. Зато дрался господин адвокат просто на загляденье – точно, хлестко и очень артистично. Если он так же вел себя в зале суда, то за судьбу его подзащитных можно было не волноваться...

– А зря, – сказал Мирон. – Это Лузгин. Восходящая звезда столичной юриспруденции, понял? Практикует без году неделю, а репутация будь здоров. Зверь-адвокатище! Он бы и Джека Потрошителя отмазал, если б захотел. И Адреналин – его постоянный клиент. Так что пускать по его следу ментов – дохлый номер, только себе вредить. Понял?

– Понял, – сказал Юрий. Впереди опять загорелся красный, и он затормозил. Теперь они стояли в каких-нибудь двадцати метрах от светофора. – Вот я и говорю: плюнь и забудь. Что тебе, жить надоело?

– А тебе не надоело? – спросил Мирон и вдруг зашарил ладонью по двери, отыскивая ручку.

– Ты куда? – удивился Юрий.

– К чертям собачьим, – ответил Мирон. – На метро! Так мы до самого утра никуда не приедем. Развелось драндулетов, по городу не проехать!

Он вывалился из кабины, грохнул дверцей и пошел, протискиваясь между стоявшими бампер к бамперу автомобилями, к сиявшей сквозь метель рубиновой букве "М" над полированным мрамором входом.

Юрий проводил его задумчивым взглядом. Позади заныли сигналы, он вздрогнул, увидел за сотканной из снега зыбкой завесой зеленый кошачий глаз светофора и рывком тронул машину с места. Рассказанная Мироном детективная история его нисколько не взволновала, и единственным чувством, которое он сейчас испытывал, было глубокое разочарование: ему опять, в который уже раз, подсунули пустышку. Внутри ярко раскрашенной копилки не оказалось ничего, кроме горки сухого мышиного помета. Это было в порядке вещей, но разочарование почему-то не проходило.

По субботам адвокат Андрей Никифорович Лузгин неизменно к десяти часам утра являлся в свою контору, но посетителей не принимал. В этот день он обычно занимался бумажной работой, приводил в порядок дела и готовился к предстоящим судебным заседаниям. К телефону он во время работы не подходил, а редких посетителей, которых не останавливала строчка в вывешенном на двери конторы расписании, где черным по белому значилось, что суббота – неприемный день, успешно заворачивала сидевшая на страже в приемной холеная и отменно вышколенная Зинаида Александровна.

Обо всем этом Зимин был прекрасно осведомлен, но дело его не терпело проволочек, и в полдень он остановил свою "вольво" напротив конторы. Серебристый четырехглазый "мерс" Лузгина стоял на своем обычном месте, уже припорошенный свежим снежком, и Зимин, увидев его, обрадовался: Андрей Никифорович был в конторе.

Он вошел в приемную и, разумеется, первым делом напоролся на секретаршу. Восхитительная и, несмотря на далеко не девичьи свои годы, все еще весьма соблазнительная Зинаида Александровна грациозно поднялась навстречу, норовя заслонить дверь кабинета своим великолепно оформленным бюстом. В ослепительной ее улыбке Зимин без труда прочел твердую решимость стоять до конца и в случае необходимости лечь костьми под заветной дверью, но не дать посетителю нарушить покой обожаемого шефа. Решимость эта заслуживала самой горячей похвалы, но Зимину сейчас было не до того, чтобы обращать внимание на препятствия в лице какой-то секретарши.

– Зинаида Александровна! – пропел он, ловко выхватывая из-за спины и вручая секретарше великолепную пунцовую розу на длинном стебле. – Вы, как всегда, ослепительны! Примите же в знак глубочайшего почтения, восхищения и прочая, и прочая... Словом, от верного поклонника, обожателя и ценителя. Вы еще не передумали? Ко мне, а? Если не секретарем, то хотя бы женой...

– Вы опасный тип, Семен Михайлович, – ответила Зинаида Александровна своим глубоким контральто, пристраивая розу в стоявшую наготове вазу с длинным узким горлом. – Вы способны вскружить голову даже такой опытной женщине, как я. Ведь вы женаты, кажется?

Зимин мысленно заскрипел зубами. Ему сейчас было не до флирта, но и просто обойти секретаршу не представлялось возможным.

– Вот именно, кажется, – сказал он. – Мы не виделись уже месяца три... или четыре? Я даже не представляю, где она сейчас живет. Иногда общаемся по телефону – в основном, когда у нее кончаются деньги. Но не будем о грустном! Поверьте, ради вас я готов принять ислам. Пойдете ко мне старшей женой? Любимой, а? Будете следить за порядком в гареме...

Насчет жены он, конечно, наврал, и секретарше это было отлично известно.

– Ах, Восток! – Зинаида Александровна томно закатила глаза и вздохнула, демонстрируя недурные актерские способности. – Знаете, Семен Михайлович, в предложении вашем мне чудится что-то заманчивое, романтически-порочное, но вы ведь это не всерьез? А вдруг я соглашусь?

– Так соглашайтесь же! – вскричал Зимин с поспешностью, которая была совершенно искренней и объяснялась его горячим желанием придушить Зинаиду Александровну голыми руками. – Что это такое, в самом деле: стоит только начать говорить людям чистую правду, как они перестают тебе верить! Кстати, ваш шеф сильно занят?

Лицо Зинаиды Александровны мгновенно переменилось. Секретарша продолжала улыбаться, но теперь ее улыбка казалась нарисованной на кирпичной стене. И даже не на кирпичной, пожалуй, а на бетонной, толщиной в полтора метра, способной выдержать прямое попадание артиллерийского снаряда большого калибра.

– Ни-ни, – сказала Зинаида Александровна и для наглядности качнула из стороны в сторону наманикюренным указательным пальчиком. – Даже не думайте. При всем моем уважении к вам...

– А вы все-таки доложите, – тоже улыбаясь и тоже совсем не так, как минуту назад, с нажимом сказал Зимин. – Дело действительно очень важное и спешное, иначе я ни за что не позволил бы себе вот так врываться... В конце концов, правил без исключений не бывает! Я же не прошу впустить меня в кабинет, это действительно было бы хамство. Но доложить-то можно, ведь верно? Не примет – уйду. Ну, а вдруг да примет?

Холеное лицо Зинаиды Александровны изобразило сомнение и нерешительность, но она все-таки, хоть и с видимой неохотой, вышла из-за стола и двинулась к дверям кабинета. Взгляд Зимина невольно задержался на ее прямой спине, стройных бедрах и несколько суховатых, но очень красивых ногах. Зимин вдруг подумал: интересно, спит с ней Лузгин или нет? Было бы, наверное, неплохо проделать с этой опытной стервой то, что проделал со своей секретаршей Адреналин в тот незабываемый день, когда его выпустили из кутузки.

Он криво усмехнулся. В этом Адреналин тоже был прав. Сексуальная жизнь Зимина за эти месяцы изменилась до неузнаваемости. То, чем они занимались в Клубе, растормаживало в мозгу какие-то заблокированные воспитанием нервные центры, а может быть, и не нервные, и даже не в мозгу, а где-нибудь в другом месте, примерно метром ниже... Но так или иначе, сексуальная выносливость, продемонстрированная Адреналином в тот, самый первый раз, больше не казалась Зимину каким-то чудом. Он и сам теперь вел себя в постели точно так же. О, там, на простынях, он был монстр – ненасытный, жадный, изобретательный и беспощадный, и внешность партнерши больше не имела для него решающего значения. Была бы здорова и хотя бы относительно молода, а остальное – чепуха. Даже темперамент не особенно нужен – у него, Зимина, темперамента хватало на двоих и даже с избытком, и разжигал он теперь своих многочисленных партнерш без затей, как разжигали свои костры наши волосатые предки – трением, трением... Да, в предложенном Адреналином мировоззрении при всех его многочисленных минусах были и свои неоспоримые преимущества.

Зимин мысленно сплюнул. Нашел о чем думать! И главное, очень вовремя... Разложить секретаршу Лузгина – тоже мне, проблема! Это можно сделать когда и где угодно, и уговаривать долго не придется, потому что у баб на это дело отменное чутье. Не об этом сейчас надо печься, не об этом!

Секретарша вернулась. Она отлично владела собой, и лицо ее сохраняло всегдашнюю безмятежность, но выглядело оно при этом все равно каким-то перекошенным, как будто из него вынули проволочный каркас и оно криво отвисло на одну сторону. Зимин присмотрелся. Да нет, все на месте, симметрия идеальная, вот только глаза какие-то совсем потерянные, и не поймешь, что это там в них отражается: удивление?.. испуг?..

– Проходите, – с едва заметной запинкой сказала секретарша, и Зимин прошел.

Он сразу понял, чем была вызвана растерянность дрессированной Зинаиды Александровны. Господин адвокат, оказывается, вовсе не занимался делами, не готовился к процессу и не листал специальную литературу, выискивая прецеденты и с глубокомысленным видом делая пометки на полях. Вместо всего этого господин Лузгин сидел за своим столом и напивался. Делал он это очень целенаправленно, всерьез и, видимо, уже давно, потому что в стоявшей перед ним литровой квадратной бутылке "Джонни Уокера" с черной этикеткой оставалось не более трети ее янтарного содержимого.