Одинокие души - Эшли Дьюал

Я встряхиваю головой, возвращаясь к реальности.

Теперь Шрам не остановится, и проверит всех новичков таким образом, что наша «семья» превратится в стаю одичавших волков. И от этого мне не становится страшно. Я ловлю волну, на которой находится парень, и неожиданно осознаю, что полностью с ним согласна. Если враг внутри, мы должны его отыскать. Предателю не место среди нас. И я приложу все усилия, чтобы правда всплыла наружу.

Когда нас выпускают, мы молчим. Я до сих пор мну руки, Стас больше не улыбается, а Максим тяжело дышит. Мы идем по коридору, и видим вдалеке двух мужчин. Они придерживают Киру. Прибавляем скорость.

Блондинка находится под действием каких-то лекарств. Она не понимает, что происходит, и совершенно не отличает мое лицо, от лица Стаса, а его лицо от лица Максима. Мы выходим на улицу, находим пригнанную машину Шрама и занимаем места в салоне. Я сажусь назад, Кира тоже. Она кладет голову ко мне на колени и, когда за нами закрывается дверь, засыпает. Макс за рулем. Стас сидит рядом и пристально смотрит перед собой. Не думаю, что он отказался вести автомобиль из-за алкоголя. Тот давным-давно выветрился. Наверно, парень боится, что в порыве гнева не сможет себя проконтролировать. И я рада, что он осознает свою слабость и чувствительность.

Когда мы подъезжаем к дому Киры, Шрам молча выходит из машины и открывает заднюю дверь.

— Давай, — хрипло произносит он, и я приподнимаю блондинку. Та что-то мычит, пытается сопротивляться, но у неё нет сил даже на то, чтобы открыть глаза. — Я надеюсь, её мама дома. В противном случае я позвоню вам, и останусь с ней.

Максим кивает, и следит за тем, как брат несет на руках Киру к многоэтажке. Выдыхает.

Я прикусываю губу, и опускаю взгляд на свои руки. Мне бы волноваться о том, что я скажу дома, но нет. Я беспокоюсь совершенно по другому поводу.

— Я… — удивленно поднимаю голову. Не верю, что Макс прерывает тишину. — Я хотел сказать тебе кое-что.

— И что же? — меня раздирают противоречивые чувства. С одной стороны мне хочется быть жесткой, хочется сказать, что мне плевать на его слова и оправдания. Но так кричит лишь половина моего сердца. С другой стороны, я ощущаю трепет. Мне необходимы сейчас теплые, искренние слова, и я наотрез не могу прислушаться к бунтующей ноте.

— Я должен извиниться за свое поведение.

— Так и есть.

— Прости, мне не стоило вести себя таким образом, — парень на секунду ловит мой взгляд в зеркале, но затем я опускаю глаза. — Это было некрасиво по отношению к тебе.

— Ты прав. — Я выдыхаю. — Я не ожидала такого.

— Я тоже! — парень усмехается. — Кто мог подумать, что я накинусь на тебя? Этотчертов алкоголь вскружил мне голову, я не понял, как встал из-за стола, пошел к тебе и… — Я не слушаю, что он говорит дальше. Внутри что-то сжимается. Становится больно и неприятно. Отворачиваюсь. Не могу поверить в то, что сейчас Максим извиняется не за своё поведение после танца, а за сам танец! — … так что прости. — Заканчивает он, и я приказываю себе дышать ровно. Не выходит. Говорить не получается. В горле стоит ком, и меня вдруг одолевает такое дикое желание выбежать из машины и дойти до дома пешком, что по телу проносится судорога! Но я не двигаюсь. — Чужачка, я…

— Ты прав, — неожиданно для самой себя отрезаю я, и холодно смотрю на Максима. Мной владеет гордость. Не думаю, что это полезное качество, но на данный момент, оно оказывается спасительным. — Мы совершили ошибку. Но не стоит принимать её близко к сердцу. Ты был пьян, я была пьяна…

— Да, я именно это и хотел сказать, — приглушенно протягивает парень.

— Так, что, — пожимаю плечами. — Хорошо, что мы разрешили данную проблему. Признаться, я хотела поговорить с тобой, ещё в участке, но ты, кажется, спал.

— Я думал.

— Думал? А. Ну ясно. Хорошо, — поджимаю губы. — Спасибо. И мне не нужны твои извинения. Ошибку совершил не только ты, так что просить прощения у меня не надо.

— Лия, я…

— Тебе хочется обсудить что-то ещё? Мне кажется, обсуждать больше нечего.

— Просто мне не нравится, что теперь наши отношения испорчены. Я же вижу по тебе, ты ведешь себя иначе.

— Какие отношения? — Я устало выдыхаю. — Макс, у нас с тобой нет отношений. И не переживай. Я буду вести себя так же, как вела себя раньше: как совершенно чужой для тебя человек.

Наверняка, парень заметил, что все мои слова граничат между: я — само спокойствие, и как же хочется разодрать тебя на клочья. Но мне плевать.

Есть одна прописная истина, и я, наконец, осознала её суть.

Нельзя никому доверять.

Все люди вокруг, все они — чужие. Нет близких, нет родных, нет важных. Есть просто те, кто рядом, и те — кто далеко. По сути, и у тех и у других, имеются огромные отличия. Но на самом деле, верить нельзя никому из них. И в этом главная их схожесть.

Родители — самые близкие люди. Они мне лгут уже целый год.

Сестра — родной человек. Она предает меня, и не видит в этом ничего противоестественного.

Леша — лучший друг. Человек, который рядом только тогда, когда ему выгодно.

Кира — подруга. Четыре месяца не объявляется, а потом говорит, что не могла нарушить обещание. Чушь.

Максим — храбрый парень, телохранитель. Сначала спасает жизнь, а потом говорит, что наши отношения — ошибка.

Итак, кому же из них можно доверять? Кто из них по-настоящему близкий и родной? А ведь я была уверена, что у меня есть семья, есть друг, есть люди, на которых я могу положиться.

Вот моя самая большая ошибка: не танец с Максом, а безоглядное доверие.

Я наивный ребенок, который считает, будто люди творят только добрые дела, а потом Господь Бог гладит их по головке.

Пора с этим заканчивать. Никто не живет ради кого-то. Все живут ради себя. Родителям выгодно скрывать от меня правду, они её скрывают, сестре выгодно выглядеть жертвой — она ею и притворяется, Леше выгодно торчать в машине, когда меня избивают — и он сидит там, Кире выгодно было не вмешиваться в мою жизнь- она и не вмешивалась.

И, конечно, Максим. Ему было выгодно расслабиться и повеселиться в баре. Он это сделал.

И только я осталась у разбитого корыта. Только я оказалась самоотверженной идиоткой, которая верит каждому прохожему и незнакомцу. Больше не буду такой. Не могу и не хочу.

— Что скажешь своей маме? — неуверенно спрашивает парень. Наверно, не может терпеть тишину.

— Какая разница, — апатично отрезаю я.

— Ей вряд ли придется по душе, твой поздний приход.

— Разберусь, как-нибудь.

И вновь молчание.

Максим задел меня. И я не собираюсь делать вид, словно ничего не произошло. Естественно, устраивать истерику не в моих правилах, но притворяться камнем без чувств — преступление по отношению к самой себе.