Забавные похождения скромного домашнего пьяницы Петьки Фрола - Игорь Желанкин

В общем, увольнение состоялось, когда терпение сподвижников полностью иссякло. Его с позором изгнали из компании профессиональных аферистов, строго-настрого запретив даже думать о возвращении. Уже много позже, размышляя о былых свершениях и счастливых буднях, Фрол с тоской припоминал, как самый старый, но очень мудрый член их организации проходимцев говаривал ему, остановив в тамбуре поезда и многозначительно вытянув тонкие губы: «Эх, Петька, хороший ты человек, но есть у тебя одна плохая черта, которая сводит на нет все твои заслуги перед друзьями и нашей специальностью! Ну неужели ты не понимаешь, что тебе абсолютно нельзя пить водку?! Неужели ты не видишь, что она действует на тебя не так, как на остальных людей?! Разве ты не замечаешь, что ребята начинают тебя сторониться, уже посматривают свысока и несколько презрительно?! Неужто тебе трудно отказаться от посиделок с подельниками накануне большой покерной партии или не участвовать в процессе возлияния нежным коньяком после тяжелого трудового дня?! Ведь ты прекрасно знаешь, что хоть там изначально и затевается великая пьянка и грандиозная гулянка, наши ребята все-таки понимают, что в обществе дозволено не все, чего бы им хотелось! Поэтому они ведут себя соответственно событию, тихо радуются жизни, умно общаются с достойными дамами и выглядят как огурчики, а ты напиваешься до полной потери человеческого облика, начинаешь хамить и ругаться! Нехорошо это… Мало того что ты бросаешь тень на нашу организацию, еще и стопорится работа! Приходится срочно искать тебе замену, поскольку после таких выкрутасов полагаться на тебя какое-то время бессмысленно! Глупо надеяться на твою помощь в тяжелых ситуациях или в случае форс-мажора, потому что ты болеешь и мучаешься похмельем еще целую неделю!»

На этих словах его учительские интонации смягчались до отеческих и добрых, и он, со смехом взъерошив Петькину голову, удалялся в вагон-ресторан, оставив Петяню в смущении, в полной растерянности, но в очень похожих размышлениях. Тьфу ты, черт! Если бы знал тот мудрец, что Фрол и сам неоднократно задумывался над своим удивительным восприятием алкоголя! Над подозрительно-завлекательной хочухой вновь и вновь ощутить на языке терпкий вкус вина и крепость водки! Над невозможностью отказать приятелям, небрежно, но без обид оттолкнув протянутый бокальчик! Над странной и какой-то непонятной потребностью бухать даже тогда, когда казалось, что выпито уже более чем достаточно! Над грозным желанием матерно заявить о себе на весь зал и, само собой, потом широко помахать кулаками, разбивая в кровь чужие челюсти! Но он старался гнать прочь свои мысли и советы разных воспитателей, как не имеющие под собой реальной основы. Что уж и говорить, но в молодости все замечания, которые исходят из уст взрослых людей, воспринимаются с презрительным цинизмом, а то и с агрессией…

Через некоторое время самодеятельности Петька угодил за решетку, попытавшись в одиночку облапошить какого-то подозрительного профессора на сумму, превышающую государственную премию в несколько раз. «Ученый» был подставным лицом в специально созданном отряде борцов с мошенниками, поэтому на показательном процессе Фрол получил на всю катушку.

Прошли годы, Петька освободился и снова прочно обосновался в столице. Увольнение из рядов прощелыг и жуликов постепенно забывалось, путешествие в любимую республику заготовителей леса тоже вроде как стиралось из памяти, но картежные навыки остались, и не хотели исчезать из головы праздные принципы тюремной жизни. Опыт отсидки не пошел Фролу на пользу, бухать он не только не перестал, а даже и завязывать не пытался, поскольку помнил, как сильно страдал в колонии без водки. Но все же прибавилось чуть-чуть терпения, малость самоуважения. В беседах с людьми появились зачатки культуры и такта, манеры стали приличнее, да и слабый страх перед своим непонятным желанием спиртного остепенил его. Наверное, поэтому Петяня, не особо доверяя своему вздорному и дерзкому характеру, прямо-таки доминирующему над его поступками в состоянии опьянения, крайне предусмотрительно и очень вовремя заимел жену и падчерицу, которые не вмешивались в его далекое прошлое и молча позволяли ему вести сомнительный образ жизни, периодически вытаскивая бездельника из камер спецприемников или, наоборот, подгоняя ему туда дорогие сигареты и сухое вино, когда Фрол отбывал там очередное наказание за мелкое хулиганство в нетрезвом виде. Видимо, не понимали они, что наносят Петьке непоправимый вред, что, потакая пьянству, спасая беднягу от похмелья и смиряясь под его манипуляциями, они убегают от горькой действительности – отворачиваются от проблемы. Мало того, они просто разрушают и психическое состояние, и физическое здоровье Фрола. В принципе и жена, и падчерица, и многочисленные их родственники, приходя на свиданку в клинику или изолятор, конечно, иногда пытались перед выпиской или освобождением воззвать к благоразумию и навести Петьку на мысль, что у него не все в порядке с употреблением, что он порой становится одержимым, даже невменяемым и не может контролировать количество выпитого и свое грубое поведение. Но Фрол, нарочно состроив жалкую, несчастную мину и торопясь вернуться во двор к столику для домино, к приятелям, только отмахивался от назойливых «доброжелателей», уверяя их, что все у него хорошо и беспокоиться нет причин.

Со временем количество крепких напитков многократно увеличилось, и Фрол привык к постоянному чувству опьянения и кайфа – некоей алкогольной благодати… Ох, и возгордился он в тот момент! Возомнил, что нашел наконец-то свою контрольную дозу, ведь вопреки всему сумма пьяных дебошей осталась на прежнем уровне! Тогда-то и заключил он, что достиг совершенства, тогда-то и почудилось ему, что познал он суть человеческого существования! Почему-то вдруг решил, что беспокоиться не о чем и теперь до конца дней ему суждено наслаждаться в пьяной эйфории! Как говорят, размечтался глупо, расслабился…

Но, к сожалению, лет пятнадцать назад что-то стало происходить в его организме не так, как раньше. Что-то давило на него изнутри, чем-то он был сильно обеспокоен в душе. Частенько Фрола тревожило непонятное состояние головы, от которого хотелось выть и беситься, как одержимому. Обычно оно появлялось, когда Петька оставался без капли алкоголя длительное время – особенно тяжело ему становилось через неделю. Тогда он раздражался буквально по любому поводу и начинал тупо ненавидеть весь мир. Ему казалось, что все вокруг готовятся сделать для него какую-нибудь пакость, навредить. Хотят обмануть в чем-то! Выражение лиц людей буквально наводило на Петьку страх! Ему иногда представлялись сцены ужасной расправы над ним – физической или моральной. Он почти ощущал боль от несуществующих побоев и как будто слышал истошные вопли истязателей. Как же Фрол не любил такие разлуки со стаканчиком, с каким страхом он ожидал очередного сухого периода! Но ему все-таки приходилось расставаться с желанным напитком, и каждый раз по разным причинам…

Бывало, что, устав от пьянки, продолжавшейся порой несколько недель и сопровождавшейся ежедневным похмельным синдромом, синюшными губами и дрожанием рук, Фрол по-доброму и без скандалов сдавался в плен любимой супруге Маше – завязывал бухать на месяц-другой, обычно предусмотрительно скрываясь в те горькие моменты на даче в Подмосковье и полностью изолировав себя от цивилизации и дружков. Ведь Петька прекрасно знал, что отказать он никому не сможет, и приятели, искренне желая помочь ему из действительно добрых побуждений, всегда уговорят его поправить здоровье «хоть рюмочкой» или «чисто для сердца», а это неизменно приведет к очередному запою. Очень редко, но случалось, что у Фрола вдруг появлялось непримиримое отвращение к алкоголю и презрение к своим пьяным выкрутасам, правда, это происходило только после конкретных предупреждений участкового Сергеича, грозившего отправить Петьку на лечение в далекие и холодные районы России, или когда Фрол получал в очередной раз по репе от бугая-соседа по имени Барбос. На это прозвище тот не отзывался, потому как не знал о нем, поскольку Петька произносил его гневным шепотом и под одеялом, отлеживаясь после легких пинков под зад…

Омерзительное ощущение от трезвости действительно уже давно тревожило Фрола, а иногда даже пугало: отчего-то абсолютно пропадало желание жить и вообще что-либо делать, но настолько хотелось выпить, прям до оскомины, до спазмов в горле, что Петька в конце концов переставал спорить с собственной головой. В такие моменты он с горечью понимал, что только небольшая доза спиртного может вернуть его в более или менее приличное состояние. Казалось, эта трезвая тревога была похожа на какую-то нервозную тягу, напрочь ломающую сопротивление Фрола живительной влаге. Тяга была настолько неуловимой, настолько прозрачной, но в то же время такой мощной, что Петька ни разу не смог от нее решительно отмахнуться. А самое интересное, что ему почти никогда не удавалось засечь тот момент, когда он начинал пить. Обстоятельно размышляя и после однодневных загулов, и после многонедельных запоев, Фрол складывал, делил, вычитал и умножал события перед пьянкой, но никак не мог понять, что же такое с ним произошло! Почему же он, искренне поклявшись, и не только самому себе, полностью или хотя бы на время отказаться от спиртного, снова развязал?! В какие роковые секунды мозговой активности, эта дурацкая мысль тяпнуть рюмашку вдруг появилась в его абсолютно трезвой голове?!