Миллиарды для России. Первая книга о Серой Мышке - Василий Лягоскин

Миллиарды для России

Первая книга о Серой Мышке

Василий Лягоскин

© Василий Лягоскин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Электропоезд «Владимир – Мстера»

Мария Павлюченко, она же Наталья Крупина

Электричка привычно запаздывала, однако редкая толпа, растекшаяся по второй платформе станции Ковров-1, волновалась и глухо гудела совсем не по этой причине. Мария осторожно опустила тяжелую сумку на асфальт. Она автоматически фиксировала – совсем того не желая – как перекатываются, словно волны, от одного края платформы к другому одни и те же слова. А точнее – имена и фамилии:

– Ельцин, Черномырдин, Кириенко…

Фамилии эти сегодня награждались двух- и трехэтажными эпитетами особенно зло. Злиться народу было от чего. Застывшая в оцепенении, в ожидании еще более крупных неприятностей провинция льнула к телевизорам. А потом шумно обсуждала новости и московские разборки, со смаком вставляя в бесконечные споры новое слово «дефолт».

Наконец этот самый дефолт упал на головы простого люда двойным и тройным повышением цен. Так что в августе одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года дорогим россиянам в очередной раз предложили потуже затянуть пояса.

Мария Павлюченко стояла внешне абсолютно невозмутимо. Но сейчас и она едва сдерживалась, чтобы тоже не выматериться громко, на весь перрон. Еще утром в ее кошельке было пятьсот рублей. Деньги по нынешнем временам небольшие, но для Марии имевшие гораздо большую ценность, чем абстрактные миллионы и миллиарды, которыми россиян тоже развлекали с экранов телевизоров. Потому что этими рублями (пятьюстами, конечно, а не миллионами) был оплачен ее месячный труд. Попросту говоря – это была ее зарплата за июль, и сегодня она всю ее извела. Извела на продукты, так и не набив полностью одну большую сумку.

Город Павлюченко не любила. Точнее – опасалась поездок в Ковров. Чем многолюдней была толпа, окружавшая ее, тем большей была вероятность наткнуться на кого-нибудь из прошлого. Из той жизни, где она не была ни обычной женщиной средних лет, внешне замученной каждодневной работой, ни даже Марией Павлюченко. Поэтому в Ковров она ездила максимум два раза в месяц – в дни аванса и получки. О поездках дальше, во Владимир, а тем более в Москву, даже не помышляла.

– А зачем? – решила она уже давно раз и навсегда, – в Коврове магазинов тоже хватает. И товар здесь не намного беднее, чем в столице. А уж цены – как раз по моему кошельку.

В прошлую – июльскую – поездку сумка была гораздо тяжелее. Но и тогда Мария несла ее внешне очень легко. Подними ее тогда кто посторонний, он немало удивился бы силе этой такой хрупкой на вид женщины. Мария словно оглядела себя со стороны – да, она ничем не отличается от стоящих рядом теток и явно не страдает от избытка силы.

Совсем рядом с Марией опустила свои баулы женщина роста и объема громадного, обладавшая, как оказалось, высоким визгливым голосом. Она словно продолжала разговор с кем-то, хотя подошла на перрон одна.

– А рису-то, рису – совсем нет, – почти прокричала она плаксивым голосом перед собой.

На этот голос и вынырнул из толпы крепенький мужичок, рядом с теткой показавшийся ребенком. Он опустил увесистый рюкзак на асфальт рядом с теткиными баулами и облегченно вздохнул.

– Ничего, – неожиданно густым басом прогудел он, – появится твой рис. Вот нарисуют новую цену – раза в три больше, и сразу появится.

Необъятная в талии женщина только вздохнула, заставив затрястись свои килограммы.

– Ну-ка, мамаша, дай на хрен пройти.

Эта привычная в здешних местах фраза в другое время заставила бы Марию улыбнуться. А потом задать – хотя бы себе, чтобы лишний раз не нарываться – вопрос:

– Куда-куда пройти?

Вместо этого Павлюченко на мгновение замерла, а затем неторопливо, совершенно естественно повернулась к обладателю громкого голоса. В те годы, о которых Мария запретила себе даже думать, ее учили читать голоса. Даже не сами слова, а интонацию, малейшие нюансы – ту информацию, что люди прячут между слов, сами того не замечая. Информацию, которая подчас говорила о человеке больше, чем слова, которые он произносил. Мария была таким знающим человеком. Можно было запрятать и от себя, и от других прошлое. Но то, что въелось в плоть и кровь, не вытравишь – оно вылезет само, когда понадобится.

Она оглядела – спокойно, и как бы не заинтересованно – парня, который как раз отодвигал одной рукой тетку, хотя пройти мимо можно было и с одной, и с другой стороны платформы.

– Крутой, – определила она поначалу, но тут же поправилась, – нет – только ощущает себя крутым. Причем это ощущение пришло совсем недавно. Еще кружит голову. Что – деньги? Оружие? Скорее оружие.

Она остановилась на последнем варианте, и внутренний компьютер внутри, который анализировал окружающее пространство независимо от сознания – на уровне инстинктов – тут же согласился. Парень старался сдерживать рвущееся наружу ощущение собственной значимости, силы и вседозволенности. В то же время ему явно было не по себе; так чувствует себя ребенок, залезший без спроса в вещи отца. Парень словно бессознательно твердил себе:

– Отберут игрушку, да еще надают ремнем по заднице…

Тетка, а за ней мужичок поспешно подхватили свои баулы и отступили к самому краю платформы. Они даже не попытались огрызнуться, потому что за этим наглым мордатым качком остановились еще двое. Не такие крупные, но не менее нахальные. И тоже – подчеркнула для себя Мария – словно хмельные от открывшихся перед ними возможностей.

Павлюченко уже отметила, как старательно прижимают все трое под куртками что-то короткое, небольшое, но очень значимое для них. Им определенно казалось, что делают они это ловко и незаметно для других.

– Оружие, – теперь уже без всякого сомнения повторила она и… осталась на месте, замешкалась.

Не отступила вопреки вбиваемой в себя последние годы привычки держаться подальше от таких личностей. Хотя нога парня в тяжелом импортном башмаке уже замахнулась, чтобы снести с дороги ее сумку. Мария чуть заметно усмехнулась – в той сумке, куда нацелилась чужая нога, было килограммов двадцать пять. Поэтому от пинка она даже не шелохнулась. Однако внутри что-то жалобно звякнуло.

– Мед, – охнула Мария и сунулась к сумке, склонившись низко и удобно – для широкой ладони, которая тут же приготовилась хлопнуть с размаху по натянувшейся материи дешевых брюк.

– Леха! – предупреждающе бросил один из его спутников.

Этот парень шагнул вперед, останавливая первого, хватая за локоть рукой – той, что не прижимала сейчас к другому боку оружие. Пока неведомое для Марии оружие. Это был не пистолет – его незачем прижимать к боку; не укороченный АКМ. Их в городе с началом чеченской кампании появилось много – чуть ли не у каждого милиционера. Но эта компактная и смертельно опасная игрушка не могла так удобно прижиматься к телам, практически скрываясь под куртками – какими бы широкими они не были. Чтобы так спрятать АКМ под мышкой, нужен немалый опыт, а его у молодых, но ранних явно не было.

Поэтому она, уже разгибаясь с тяжелой сумкой в руке, взмахнула другой – внешне неуклюже. По крайней мере так восприняли ее движение дружки Лехи. Сам Леха стоял вплотную к Павлюченко и ее движения даже не заметил. Пальцы, такие обыкновенные на взгляд, но на самом деле тренированные и чувствительные, быстро пробежались по грубому коричневому кожезаменителю Лехиной турецкой куртки.

В следующее мгновение она уже отступила, нарочито согнувшись под тяжестью куртки. Отступила с испуганной и недоумевающей улыбкой на губах. Причем если испуг был наигранным, то недоумение поселилось не только на лице, но и внутри. Потому что опытная рука, скользнувшая по твердому металлу, нагретому под курткой – так, что накачанная Лехина плоть не ощутила ничего – определила почти невозможное. Невозможное для этого такого обычного перрона с толпой, поджидающей самую обычную электричку. Под курткой прятался не менее надежный и опасный, чем Калашников, но мало кому известный агрегат.

– Впрочем – разве может быть сейчас что-то невозможным, – задала она себе вопрос, – вот и мальчики раздобыли себе вместо игрушек пистолеты-пулеметы «Бизон».

Она машинально провожала взглядом бритые затылки парней, а мозг сам вспоминал и разворачивал перед глазами таблицу – технико-тактические данные оружия, которыми до сих пор оснащались лишь спецподразделения. Леха еще раз обернулся, нахально ощерился, и зашагал дальше, подталкиваемый крепкой рукой подельника. Тому было лет двадцать-двадцать два, но в этой маленькой группе он, очевидно, пользовался непререкаемым авторитетом.